Черри направилась на кухню, я прошла за ней. Когда мы подошли к стойке, она повернулась:
– Что ты делаешь рядом с моим сыном?
Я покачала головой.
– Между нами ничего не было, – надтреснутым голосом ответила я.
– Мне плевать, было между вами что-то или нет. Я задала тебе вопрос. Что ты делаешь рядом с моим сыном?
– Э-э-э…
Я даже не знала, чего она от меня хочет. Сказать «мы на работе пытаемся на пару разрешить одну загадку» казалось неправильным. Произнести «я случайно налопалась пастилок с травкой, после чего со мной случился приступ катаплексии» тоже было бы неуместно. Как и фразу, от которой будет в восторге любая мать: «Ваш сын лишил меня девственности, и теперь я, вероятно, воспылала к нему чувствами».
После неловкой паузы она наконец дала мне подсказку о том, что творилось у нее в голове, и сказала:
– Насколько я знаю, он признался тебе, что когда-то предпринял попытку причинить себе вред.
Да? Теперь это называется так?
– Да, признался, – согласно кивнула я головой.
– Тогда тебе не составляет труда понять, что ему в жизни не нужны девушки, готовые делить с ним только радости, – сказала она, – он нуждается в стабильности. И если ты из тех девиц, которым нужны уик-энды с оттяжкой, лучше поищи кого-то другого. Потому что он хороший парень, и сейчас ему это точно не нужно.
– Что «это»? Мне даже неизвестно, что такое «уикэнд с оттяжкой», – произнесла в свою защиту я, вконец сбитая с толку.
– Тебя я не знаю, зато знаю своего сына. Он эмоционален и очень быстро привязывается к другим. Я всеми силами стараюсь поддерживать его в стабильном состоянии, чтобы он опять не погрузился в депрессию. Ты готова взвалить на себя такую ответственность?
И что мне полагалось на это ответить? В этом странном месте, с этой странной женщиной я смущалась и паниковала. Глаза наполнились слезами. Не плачь… Не. Плачь.
На кухню влетел Дэниэл.
– В чем, нахрен, дело? Что она тебе сказала? – спросил он меня.
А когда я покачала головой, обратился к матери:
– Ты серьезно? Что с тобой? Никак не можешь взять себя в руки? Это же не нормально!
– Не тебе говорить мне, что нормально, а что нет. Я твоя мать и отвечаю за благополучие сына. Ты не отвечал на телефон.
– И в итоге ты вломилась сюда, чтобы меня проверить…
– Дверь черного хода была открыта.
– …и это при том, что я специально просил тебя никогда ничего такого не делать.
– Я не собираюсь сейчас обсуждать этот вопрос.
Только не в моем присутствии. Вот что подразумевали ее слова. Уловив намек, я вышла из кухни собрать вещи.
– Берди, – с мольбой в голосе сказал Дэниэл.
– Все нормально, – сказала я, чувствуя, что в мое сердце выстрелили дюжиной стрел, вжик, вжик, вжик, – поговори с мамой, я поеду домой.
– Я тебя отвезу, – сказал Дэниэл.
Я покачала головой. Вжик, вжик, вжик.
– Берди…
– Я не ребенок. И домой вполне могу добраться сама.
Я быстро вытерла глаза и нашла сумочку. Он просил меня остаться, но я не могла. Все мое существо кричало «Беги!». Рви когти. Пулей мчись подальше отсюда. Я сунула ноги в туфельки и вылетела в дверь, а когда он попытался пойти за мной, остановила его и сказала:
– Не надо было мне сюда приходить. Мне жаль, что все так получилось… извини меня за все.
Каким-то образом, спотыкаясь на пешеходной дорожке, избегая обращенных на меня взглядов и рыдая, как маленький ребенок, я сумела выбраться из квартала. Но потом мне удалось собрать достаточно сил, чтобы сесть на утренний автобус. И пока запад Сиэттла удалялся, я, сжатая со всех сторон жителями окраин, торопившихся в центр на работу, ошеломленная и потрясенная всем только что случившимся, старалась опять не расплакаться – Да соберись же ты, Берди! – понимая, что слова, сказанные мной Дэниэлу, были ложью: я отнюдь ни о чем не жалела.
Да, купить целую пачку презервативов только для того, чтобы их нашла Черри, было действительно унизительно, но я ничуть не сокрушалась, что мы с Дэниэлом поговорили о сексе. Да, меня действительно смущало, что минувшей ночью я столько раз отключалась, но при этом радовало, что теперь он знал о моей нарколепсии – от этого было легче. А как насчет того, что мы с ним провели на одном диване ночь? Об этом я не сожалела ни на секунду.
По крайней мере до того момента, когда вошла Черри.
Что ты делаешь рядом с моим сыном?
Хороший вопрос. Что же я на самом деле рядом с ним делаю?
Над этим, похоже, надо подумать. Но сейчас я могла только одно – сдерживать слезы и пытаться заглушить чувство, будто грудь проваливается внутрь и рушится на мое израненное сердце. И только по возвращении на остров Бейнбридж вспомнила, что дедушка Хьюго уехал рыбачить с Кэссом. В итоге, вместо того чтобы пойти домой, миновала портовые магазинчики и зашагала по главной улице к дому тети Моны. Сквозь тучи робко проглянуло солнце. Но едва показались красные буквы «РИВЕРА», выполненные в стиле ретро, как в глаза бросился припаркованный у входа черный внедорожник. Сначала я подумала, что к Моне заявились полицейские – арестовать за украденную из дома Шарковски картину, но когда ускорила шаг, сильнее прижав к ребрам сумочку, поняла, что это нечто гораздо хуже.
Леон Снодграсс.
Он как раз что-то укладывал на заднее сиденье внедорожника. Затем захлопнул дверцу, поднял глаза и встретился со мной взглядом. В последний раз я видела его больше года назад, и во многом он выглядел таким же, каким я его помнила: богатеньким мальчиком нездорового, бледного вида. Длинный нос. Футболка с изображением какой-то идиотской рок-группы, популярной в 1990-х годах, чтобы не так походить на биржевого брокера, коим он, собственно, и работал.
Но кое-что в нем все же изменилось. Светло-каштановые волосы, раньше неизменно коротко подстриженные, теперь отросли до подбородка и он стал заводить их за уши. Нижняя часть лица поросла соответствующего оттенка бородой. К тому же на нем были джинсы. Раньше мне ни в жизнь было не увидеть его на улице в хаки.
Доведись мне составить на него досье, выглядело бы оно примерно так:
Подозреваемый: Леон Снодграсс
Возраст: 39
Род занятий: Инвестиционный банкир
Индивидуальные особенности: 1) аллергия на манго; 2) никудышный, но упорный игрок в гольф; 3) считает крутым описывать все, что ему нравится, фразой «это же бомба»; 4) утверждает, что «Монополия» лучше «Клуэдо»; 5) возможно, фетишист, без ума от ступней – вечно пялится на ноги Моны
Краткие сведения: Родился на острове Бейнбридж в семье представителей верхнего сегмента среднего класса; в начале XX века его прадед владел в Шотландии судостроительной компанией. Поступил в Вашингтонский университет, получил степень магистра в сфере финансов, хвастается, что в 2010 году встречался с Бараком Обамой, когда тот зашел в булочную на Паяниа-Сквер, и что президент сделал ему комплимент, похвалив за хорошие туфли. После колледжа выиграл несколько состязаний по парусному спорту. Четыре года назад стал встречаться с Моной, но потом они разошлись. Два года назад сошлись снова, однако год спустя она дала ему отставку – после того как семнадцатилетняя Берди Линдберг сфотографировала его хохочущим с Кэти Вонг за поеданием осьминога в «Док’с Марина Гриль». Через месяц переехал в Техас. Некоторым очень хотелось бы, чтобы там он и остался.
– Берди, – сказал Леон и моргнул, словно посчитав меня плодом своего воображения.
– Леон, – ответила я, крепче прижимая сумочку, – слышала, тебя видели в нашем городке.
Он нервно завел волосы дальше за уши:
– Ну да. Решил вернуться обратно на остров. В Остине было круто, но слишком жарко, а от транспортных потоков с ума можно сойти. К тому же мне до смерти опротивело стоять в очередях, чтобы взять на завтрак тако.
Он что, сказал «вернуться»? Типа, насовсем?
– Вот оно что, – бросила я, не в состоянии скрыть в голосе сарказм и досаду, – значит, ты вернулся сюда, в настоящую ресторанную мекку, да? Теперь, насколько я понимаю, будешь стоять в очереди в «Пегас-Кофе» за миссис Кармайкл, которую хлебом не корми, а только дай поболтать?
Он тихо засмеялся и почесал затылок:
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне всего этого не хватало. Только уехав, я понял, какой здесь свежий воздух.
– Ты имеешь в виду отмели Мерден Коув?
Они расположены на севере острова и летом, во время отлива, жутко воняют серой.
– Ну… по отмелям Мердер[14] Коув я, может, и не скучал, – поморщившись, произнес он, – но вот по всему остальному точно. К тому же на противоположном берегу залива лежит огромный город, и если мне захочется куда-нибудь ночью закатиться, туда вполне можно будет сгонять.
– На твоей суперстильной новой яхте? – спросила я. – Как ты там ее назвал? Дух женщины, которой я совсем не заслуживаю?
– О-хо-хо… – тяжело вздохнул он. – Ну почему все тинейджеры такие злобные?
– Потому что еще не научились искусству лгать, мистер «Саундгарден».
Он опустил взгляд на свою футболку:
– Они стали первой группой, на концерте которой я побывал.
– А как насчет прически и джинсов? Пытаешься воскресить золотые годы? Ты поэтому опять преследуешь Мону? Тебе ведь известно: она не вписывается в твой гольф-стиль, разве нет? И в этом плане все осталось как прежде.
– Да не придерживаюсь я никакого гольф-стиля. А играть в него научился, только чтобы болтать с клиентами. Это называется «хорошо делать свою работу».
– Так ты теперь у нас заделался этаким капиталистом-плохишом, который покупает яхты и вызывает дождь?
– Я понятия не имею, о чем ты таком говоришь.
– Это меня не удивляет.
– Берди, почему тебе то и дело хочется бросить на меня тень? – спросил он, то ли поддразнивая меня, то ли смущаясь.