До знакомства с Дэниэлом моя жизнь представляла собой уютный детектив, в котором нужно было спокойно расследовать одно-единственное злодейство. Но теперь повсюду громоздились трупы, на волю вырвался маньяк-убийца, а я превратилась в раздумчивого, печального сыщика, страдающего нарушениями сна и упускающего все до единой улики.
Хороший детектив восстанавливает порядок.
Но почему я, куда бы ни пошла, везде оставляю за собой один только хаос.
25
«В выстреле никакого ужаса нет, ужас лишь в его ожидании».
Когда я немного поспала и доела разогретую в микроволновке булочку с корицей, жизнь предстала передо мной если и не в розовом свете, то, по крайней мере, не в таком безотрадном. У меня по-прежнему не было ни малейшего понятия о том, что делать с Черри, но мы с Дэниэлом всю вторую половину дня переписывались, обсуждая другие темы, в том числе и сказанные мне Леоном Снодграссом слова, которые, по его мнению, были сущей ерундой.
Но может, и нет. Я определенно сожалела, что в пылу момента наговорила Леону много лишнего. Но решила этим не заморачиваться. У меня и без него было о чем волноваться, мне отчаянно хотелось увидеть Дэниэла. Я надеялась встретиться с ним перед работой, но он был занят – столярничал, заканчивая мастерить что-то для соседей.
Когда я приехала в отель, его уже выдернули на собрание охранников и других служащих, подчиняющихся непосредственно господину Кеннету. Это было как-то связано с ОЗЖС – Обществом по защите животных. Сегодня они устроили у отеля еще один протест, на этот раз попавший в местные новости.
– Они вывесили из окон второго этажа огромный баннер, – прошептал позже Дэниэл, когда в минуту редкого затишья подошел к ресепшену, предварительно убедившись, что в пределах слышимости никого нет.
На диванах посреди вестибюля развалились пара бизнесменов, но их без остатка поглотил собственный разговор.
– Баннер? – переспросила я.
– По всей видимости, пока они протестовали у входа, двое их членов под вымышленными именами вселились в соседние номера и вывесили баннер с надписью «Октавия – узница», – объяснил Дэниэл. – В отеле целый час никто ничего не замечал. Начальство говорит, что ОЗЖС в плане рекламы превращается в настоящее бедствие, и отныне велит нам следить за их членами. Хотя меня, должен признать, их действия приводят в восхищение. Мужества им не занимать.
То же самое чувствовала и я. Незадолго до десяти вечера мне пришлось оформлять выселение целой женской футбольной команды, улетавшей ночным рейсом обратно в Чикаго, директор которой придирался к каждой строчке в счете. Помимо прочего, они арендовали пять золотых рыбок, и одна из девушек призналась, что случайно опрокинула аквариум. Пока она искала рыбку на полу под кроватью, та уже успела умереть, и ей не оставалось ничего другого, кроме как спустить ее в унитаз.
Так что да, некоторые претензии, которые нам выдвигают защитники животных, действительно могут иметь под собой некоторую почву.
– Кстати, – не без колебаний сказала я, – хотела тебя спросить… Как твоя мама?
– Мы с ней не разговариваем. – Он посмотрел на меня, увидел на лице выражение вины и поспешил добавить: – Не переживай. В ссоре мы всегда избегаем друг друга. Я всегда позволяю ей сделать первый шаг, потому как именно она у нас считается взрослой. Так или иначе, сейчас, когда мы живем в разных домах, это в тысячу раз легче, так что да здравствуют «Зеленые Фронтоны».
Он старался говорить беспечно. Теперь я могла определить это по едва заметному взмаху его ресниц, по тому, как он пожимал плечами.
– Мне очень досадно, что вы поссорились, – сказала я, чувствуя себя от этого просто ужасно.
Он открыл рот, словно собирался что-то сказать, но промолчал. Потом его взгляд долго блуждал по моему лицу – настолько, что сердце бешено ринулось вперед, а в груди разлилось тепло.
– Хочешь, покажу фокус? – спросил Дэниэл, извлекая из застегнутой на молнию фирменной куртки отеля колоду карт.
Его невероятно быстрые пальцы ее перетасовали и развернули веером, представляя мне на обозрение.
– Вытащи карту.
– Колода крапленая?
– Этого тебе спрашивать не положено, – ответил он, приподняв уголки рта, – испортишь все впечатление. Просто вытащи карту, и все.
Мои пальцы застыли над истертыми голубыми уголками карт, одну из которых я действительно вытащила.
– Не показывай ее мне, – сказал он, сложил колоду обратно и сжал в руке. – Теперь посмотри ее и запомни.
Я сложила руки вместе, дабы закрыть от него карту, и быстро на нее глянула.
– Запомнила? – спросил он.
Это была двойка червей, посреди которой красовалась выполненная маркером от руки прописными буквами надпись: ПОДНИМИ ГЛАЗА.
Я так и сделала – в тот самый момент, когда он прижался ко мне губами.
Отвлечение внимания.
Это оказалось полной неожиданностью, и я, ни о чем не думая, поцеловала его в ответ. Его губы были теплые и податливые. Колоду он по-прежнему держал в руке, теперь я чувствовала ее прикосновение к моей шее. Все мое тело затопила волна наслаждения. Затем он от меня отстранился, и когда мои пальцы перестали ощущать бугры мышц на его груди, я пошатнулась, к щекам прилил жар, а от нахлынувшего удивления закружилась голова.
– Минувшей ночью мы напрочь об этом позабыли, – хриплым голосом произнес он.
В ответ я сумела издать лишь невнятный звук, больше похожий на скулеж, чем на выражение согласия.
– Фокус был так себе. И как теперь прикажешь мне работать?
– Никогда не верь иллюзионисту, Берди, – сказал он, улыбаясь глазами.
Затем бросил через плечо взгляд и швырнул колоду в мусорную корзину за стойкой администратора. Один из сидевших в вестибюле бизнесменов встал и направился в нашу сторону.
– Увидимся после работы, – прошептал Дэниэл, – на завтрак у нас будет пирог. Когда я с мамой в ссоре, в этом есть и положительный момент – она не может стенать, что я не вовремя явился домой.
Я посмотрела, как Дэниэл пересек вестибюль. Во мне по-прежнему мурлыкало тепло, в туфельках машинально поджимались пальцы ног. Подобные чувства не положено испытывать на публике.
Бизнесмен подошел к стойке и попросил у меня ручку. Я дважды ее уронила – в тот самый момент, когда из служебного помещения появился Чак.
– На тебя опять напала одурь, – пробормотал он, проходя мимо меня, – проснись, ночь будет долгой.
С приклеенной улыбкой, предназначенной специально для постояльцев, я дождалась, когда все ушли, быстро присела на корточки перед мусорной корзиной и вытащила выброшенную Дэниэлом колоду карт. На каждой из них присутствовала одна и та же фраза: ПОДНИМИ ГЛАЗА.
Друзья так не поступают.
Я представила себе, как он их метил, все эти карты, может, даже сидя на том зеленом диване. Интересно, сколько времени это у него отняло? Затем вспомнила, что они с Черри не разговаривают, и подумала, что это моя вина. Если мы с Дэниэлом собирались дружить, то мне не хотелось, чтобы она меня возненавидела. Нельзя допустить, чтобы ему пришлось выбирать меня в ущерб собственной матери.
Что ты делаешь рядом с моим сыном?
Возможно, теперь у меня на этот вопрос имелся ответ получше.
Возможно, пришло время решить проблему, мною самой и порожденную.
На следующее утро я села на паром, отправилась в город и запрыгнула в автобус, останавливавшийся за Интернешнл Дистрикт. И поскольку раньше мне в этих краях бывать не приходилось, не сразу сориентировалась на месте. Но когда увидела через дорогу черно-красное одноэтажное строение, то сразу узнала его по фотографиям в Интернете. Танцевальная студия «Сальса».
После ночной смены между мной и Дэниэлом не произошло ровным счетом ничего заслуживающего внимания. В «Лунном свете» оказалось на удивление много народу, нашу обычную кабинку заняли другие, поэтому нам в итоге пришлось устроиться за стойкой, которую никак нельзя назвать идеальным местом для задушевных разговоров. Но я особо и не возражала. Мне было просто радостно сидеть рядом с ним и чувствовать прикосновение его плеча. Мы взяли на двоих кусок дежурного пирога: «ГРУШИВВЕРХ: с приправленными пряностями анжуйскими грушами и божественным облаком штрайзеля сверху». Он меня настолько впечатлил, что не дал приуныть, даже когда мы заговорили о деле Рэймонда Дарке, хотя ни он, ни я понятия не имели, с какой стороны к нему теперь подойти. Это был просто один из многих моментов, неудачных для нас на этой неделе. Нареканий – и то только чудом – не вызывало только одно: наши с Дэниэлом отношения.
И надо было добиться, чтобы так продолжалось и дальше. Чем я, собственно, сейчас и занималась, усиленно подавляя желание развернуться и ринуться в противоположную сторону.
Она просто его слишком опекает, как мама-медведица. Тебе вполне это под силу.
Когда за моей спиной по Джексон-стрит опять рванули машины, я опасливо переступила порог танцевальной студии. От входа зал для занятий танцами, по виду очень похожий на склад, отделяла стойка администратора, за которой в данный момент никого не было. По полированному деревянному полу в окружении кирпичных стен к двери стайкой направлялись несколько мокрых от пота человек, по всей видимости возвращаясь с урока бачаты, который аккурат только что закончился. Расписание занятий, как и список преподавателей, присутствовало в Интернете, так что отыскать Черри Аоки не составило никакого труда.
Увидеть, впрочем, тоже – в этот момент она как раз шла по танцполу в свободных, желто-одуванчикового цвета брюках для занятий танцами и футболкой без рукавов с надписью «ВСТРЯХНИСЬ!». Но когда она в свою очередь тоже меня узрела, у меня пересохло во рту и я почти даже струсила. А что, если это огромная, невероятная ошибка, ЧМС? Я ничуть не сомневалась, что она посчитала меня какой-нибудь дурой с улицы, которая пришла записаться в танцевальный кружок или позаниматься один на один с преподавателем, дабы подготовиться к студенческому балу либо свадьбе. Момент, когда Черри меня узнала, можно было безошибочно определить по тому, как перестал вихлять из стороны в сторону ее высокий «конский хвост».