– Теперь, думаю, нам ничего не грозит, – сказал Дэниэл, оглядывая улицу. – Ну и ну. Меня чуть сердечный приступ не хватил. Вести расследование – работа не из легких.
И порой приносит немало разочарований. Мне так и не удалось глянуть еще раз на тот закатный постер в рамке на стене гостиной Дарке. Что вообще-то не должно меня особо трогать, ведь у нас в итоге появился новый след в виде оперной ложи – гораздо свежее и интереснее.
Но даже самые скучные герои детективных телесериалов прекрасно знают, что дьявол всегда кроется в деталях.
28
«Не верю в совпадения».
– Стой смирно, – недовольно промычала тетя Мона, держа во рту булавки и подгоняя подол моего наряда.
Я стояла на перевернутом деревянном ящике в жилой зоне кинотеатра Моны в простеньком белом платьице, когда-то бывшем частью ее костюма ледяной принцессы.
Вчера она его раздербанила, дабы переделать в платье, в котором мне можно было бы пойти в оперу, и теперь на месте рукавов торчали нитки, а подол был на пару дюймов длиннее, чем нужно. Но на лифе хотя бы отсутствовали искристые снежинки.
Мона вынула изо рта последнюю булавку, вытянула шею и поглядела на Ца-Ца Габора, катавшегося по отрезанным шифоновым рукавам.
– Думаю, так будет ровно. Так, дневного света у нас больше нет. Будь так любезна, включи лампу.
Я слезла с ящика и потащилась к торшеру, сделанному в космическую эру 1960-х годов. Тетя Мона выглядела уставшей, хотя это мне могло только казаться, потому как она не накрасилась, не надела парик и расхаживала по комнате в розовом атласном халате, зализав назад короткие, каштановые от природы волосы, и без всего стандартного гламура выглядела меньше и как-то ранимее.
– Ты, случайно, не сошла с ума, решив заняться этим в ночь с субботы на воскресенье? У нас ведь в запасе вся следующая неделя. Оперу будут давать только в пятницу.
– Издеваешься? – спросила она. – Это же мое любимейшее занятие.
– Просто я испугалась, что из-за меня ты не пойдешь на страстное свидание с Леоном Снодграссом.
– Тебе совсем не обязательно говорить о нем в таком тоне, – угрюмо проворчала она.
Ого.
– Прости, больше не буду.
Он явно болтался где-то поблизости. Надо терпимее относиться к ее выбору, даже если сама я его не одобряю.
Она покачала головой и вздохнула:
– Нет, милая. Это ты меня прости. Просто мне не дают покоя некоторые мысли, от которых болит голова. И мне вряд ли стоит тебя ими грузить.
– Что-то случилось? – спросила я.
– Да нет, просто всякие взрослые глупости, о которых мне сейчас даже думать не хочется. Скажи мне что-нибудь хорошее. Где у нас сегодня Дэниэл? Отправился на работу?
– Увы.
Чувствуя себя тунеядкой, я подумала было сесть на паром, смотаться в город и повидаться с ним перед началом смены, но потом меня попросила прийти Мона.
– Как думаешь, сможешь одну ночку обойтись без него? – поддразнила меня она.
– Да-а-а-а-а. Наверное.
Скажу только одно – когда два человека живут на разных берегах огромного залива, работают вместе и при этом сохраняют в тайне свои романтические отношения, это просто жесть. Особенно когда ты проводишь ночь в эротических упражнениях, когда во всем мире остаются только ты, он и больше ни единой живой души, а потом наступает несправедливое осознание того, что заниматься такими вещами постоянно не получится. В отчаянии и решения приходят отчаянные, поэтому я, не без некоторого стыда, могу сказать, что после набега на дом Дарке мы во время перерыва злоупотребили служебным положением и воспользовались свободным гостиничным номером.
А в прошлую смену еще раз.
Я ни о чем не сожалела. Просто ловила пьянящий кайф, от которого человеку все становится по плечу.
– Когда вам обоим будет по шестьдесят и вы поцелуетесь на крылечке своего дома, не забудьте, что на этот истинный союз вас благословил не кто-то, а я.
– Эй, тормози, давай не будем забегать вперед.
– Ты уже призналась в нежных чувствах к нему?
Блин. Зря я поведала ей о великом признании Дэниэла в любви ко мне.
– НЕ ТВОЕ ДЕЛО.
От самой мысли о том, чтобы это сказать, испуганный кролик, поселившийся в моей груди вместо сердца, пришел в ужас.
Все, кого я любила, умирали. Или как минимум половина. Вероятность поистине кошмарная. Разве я в действительности желала наслать на Дэниэла такое проклятие? Рациональная часть моего естества понимала, что это смешно, но какое-то дикое начало, прячущееся в глубинах подсознания, похвастаться подобной уверенностью не могло…
Тетя Мона искоса глянула на меня:
– Вы же, ребята, предохраняетесь, правда? Каждый раз?
– Каждый раз.
– Одна-единственная оплошность может изменить всю твою жизнь.
– Мм… Уж кому-кому, а мне это хорошо известно. Все мое существование и представляет собой результат такой оплошности, – сказала я и с трагическим видом ткнула в себя пальцем. – Поэтому повторять этот цикл у меня нет ни малейшего желания. Клянусь, положа руку на эту книгу на журнальном столике… на книгу о… О зависимости от мужчин?
Тетя Мона глупо улыбнулась:
– Я просто увидела ее в продаже. Но ты только посмотри! Решение купить ее пришло неожиданно. Одно мимолетное мгновение, и все деньги, которые ты отложила на оплату электричества, тратятся на какой-то идиотизм.
– Ого, понятно, блин. Счета за электричество оплачиваю не я, поэтому в этом плане у меня пока все в порядке.
– Боже праведный, я ничего бы не пожалела, чтобы опять стать восемнадцатилетней, – сказала тетя Мона, откинулась на спинку дивана и закутала халатом ноги. – На все ровным счетом наплевать и впереди целое будущее.
– Тебе же всего тридцать шесть.
– Это, Берди, называется древняя развалина. Я слишком стара. И слишком напугана.
Я присела рядом с ней, стараясь не уколоть ноги о бесчисленное количество булавок, опоясывавших подол моего платья.
– Нет, серьезно, что у тебя случилось? В последние несколько недель ты от меня что-то скрываешь, и это точно не Леон, потому как о нем я уже знаю.
– Я не хочу тебе рассказывать.
– У тебя проблемы из-за «Юного Наполеона Бонапарта»? Ты поэтому на той неделе встречалась с адвокатом?
– Если бы. Шарковски прислал мне целый миллион сообщений, но я его попросту игнорирую. Моими стараниями о том, как он со мной поступил, теперь трубят все местные арт-блогеры. Будем надеяться, что свою галерею на Паяниа-Сквер он потеряет.
– Ну и ладно. Так почему ты все-таки встречалась с адвокатом?
Мона плотнее закуталась в халат и обхватила коленки:
– Да были причины…
– Какие именно?
Она метнула на меня взгляд и ответила:
– Я беременна.
Я фыркнула. Бред какой-то.
Но она не шутила. По сути, ее лицо сохраняло очень даже серьезное выражение.
Мысли в моей голове сталкивались, как предметы одежды в сушилке.
– Но… как?
– Я так думаю, Берди, мы обе с тобой знаем как.
– Послушай, у тебя же совсем недавно были месячные – в тот день, когда я принесла шоколадные круассаны…
Мона скрипнула зубами:
– Нет, ты сама это предположила, а я не стала тебя разубеждать. С моей стороны это было гнусно, и я очень об этом сожалею. Но в свою защиту могу сказать, что меня тогда все утро тошнило. У меня просто не осталось сил. В тот момент я была не в состоянии соображать.
– Постой. Но кто тогда отец будущего ребенка?
– А ты не догадываешься? – спросила она, судя по всему немного смущаясь оттого, что до меня так медленно доходит.
– Леон Снодграсс? Он же вернулся в город всего пару недель назад! – возразила я. – Ты сама мне об этом говорила. А еще утверждала, что вы даже не целовались.
– Это правда. По крайней мере, после его возвращения сюда, – ответила она и вяло махнула рукой на свой живот. – Это случилось три месяца назад.
Мой мозг вышел на следующий круг.
– Когда ты ездила на арт-фестиваль в Аризону?
– Да, он, типа, меня там встретил.
– И ты от него забеременела?
Она поднесла к глазу большой и указательный пальцы, сложила их в кольцо и посмотрела в него на меня:
– Самую малость.
– Ничего не понимаю.
– Не ты одна, я тоже. Хотя на самом деле нас таких не двое, а трое, если считать Леона… – Она застонала, повернулась, прильнула боком к спинке, свернулась калачиком, положила на нее голову и посмотрела на меня. – Мы обменивались с ним сообщениями. Потом все как-то пошло цепляться одно за другое, в итоге мы провели вместе в Скоттсдейле уик-энд.
Судя по всему, это был последний город, где мне захотелось бы провести выходные с любимым человеком. Мне никак не удавалось переварить все, что она говорила. Я почувствовала, как внутри зарождается паника – не без примеси злости.
– И после этого ты мне еще читаешь лекции об оплошностях?
– Мы пользовались презервативами. Наверное, какой-нибудь из них порвался. Не знаю. Эффективность этой меры против беременности составляет всего девяносто восемь процентов, так что… Прошу тебя, не смотри на меня так… Не надо, я так не могу.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Растерялась. Перепугалась. А еще… Даже не знаю. Хотела, но сначала ты устроилась работать в отель, затем случилась вся эта история с Дэниэлом. У меня просто не было желания портить тебе жизнь.
У нее в жизни такой трудный период, а я тут прыгаю как козочка с любовными сердечками вместо глаз? Злость тут же улетучилась.
– Мы договаривались, что между нами не будет никаких тайн. Даже заключили по этому поводу соглашение, как бесстрашные девчонки.
– Да знаю я, знаю, – сказала она, подозрительно заблестев глазами, – я просто испугалась. Поэтому говорю только сейчас.
– Ребенка сохранишь?
Она кивнула и ответила:
– Срок подойдет в начале декабря. Даже мои родители еще ничего не знают. В курсе конечно же Леон и мой врач. Но вот что касается друзей и членов семьи, то ты первая, с кем я поделилась.