Они пошли вслед за распорядительницей по узкому коридору первого этажа с деревянными полированными полами, по лестничным пролетам вверх и снова вниз, потом по лабиринту коридоров, до тех пор, пока служащая не открыла сойи в комнату Марсии и Лори. Для Чийо предназначалась смежная комната.
Первым впечатлением Марсии было ощущение совершенной красоты. Не из-за того, что комната с матами медового цвета, с альковом токономе и с росписью стен полностью отличалась от других японских комнат, но потому, что искусство оформления интерьера японского дома здесь было продемонстрировано более ярко, чем в тех домах, которые Марсия видела прежде.
Простота и отсутствие украшений делали вид из открытой части комнаты еще более совершенным. Внешний пейзаж становился частью декорации комнат. Позади татами была узкая полоска веранды с низкими современными стульями из бежевого дерева, а между ними, у перил, стоял небольшой столик. Позади дома лежало миниатюрное горное ущелье с водопадом, обрушивавшимся на влажные серые скалы и вливавшимся во впадавший в море ручей. Позади ручья поднимался крутой зеленый холм, а в том месте, где ручей становился глубже и шире, его берега соединял изогнутый деревянный мостик. Благодаря отсутствию передней стены звуки водопада были частью комнаты.
Улыбающаяся горничная принесла им одеть свеженакрахмаленное и пахнущее чистотой юкато. Было приятно освободиться от тяжелой европейской одежды и одеть прохладное хлопчатобумажное кимоно, сидеть на полу тоже было приятно. Тотчас же подали чай и маленькие розовые и зеленые пирожные с прослойкой из густого повидла из соевых бобов. Марсию посадили так, чтобы она могла опереться спиной, так было удобнее сидеть на полу. Гостям сообщили, что ванна для них готова в любой момент — горячая ванна из природного источника.
— О, давайте не будем сейчас принимать ванну! — запротестовала Лори. — Пока не стемнело, пойдем посмотрим вокруг.
Но Марсия хотела принять ванну, она взяла мыло и полотенце и пошла за горничной во двор.
Баня находилась на некотором расстоянии от гостиницы, что было неудобно, когда шел дождь. Марсия обула гета и обнаружила, что не так уж трудно научиться ходить в них.
Она с облегчением узнала, что ванна предназначалась ей одной, и что это не будет совместное купание, распространенное в Японии. Горничная ее впустила и ушла. Марсия вошла в большую заполненную паром комнату с кафельным полом и бассейном, края которого находились на уровне пола. Бассейн был до краев наполнен очень горячей водой.
Но теперь она уже привыкла к роскоши японской ванны и, вымывшись с мылом, она смыла грязь и пену и медленно погрузилась по горло в бассейн недалеко от края, сбрасывая умственное и физическое напряжение.
В этой теплой, похожей на пещеру комнате, с омывающей тело водой, можно было спокойно подумать, так спокойно, как она не могла этого сделать в Киото. Теперь она ясно понимала, что не к Чийо был привязан Джером, а к Харуке Сетсу. Сколько боли и несчастья, должно быть, было для него в этих отношениях. Теперь она понимала, что время от времени он хотел вернуться к более нормальной жизни. Должно быть, его женитьба была обдуманным шагом в этом направлении. Однако несчастная страсть к Харуке тянула его обратно. Здесь, в Мийяжима, в безопасности, она могла думать о Джероме с жалостью.
Она подумала и об Алане. Ей хотелось знать, сможет ли она его увидеть перед отъездом из Японии. Она размышляла о нем без беспокойства, потому что вопрос был только один — «когда». Когда-нибудь он к ней придет, и она будет готова к следующему шагу, каким бы он ни был.
Она выбралась из бассейна, закопав кафельный пол, и вытерлась досуха. Потом она потянулась, вытянув руки над головой, ее стройное тело было теплым и томным, как у кошки. Она надела юкато, тщательно запахнув левую полу поверх правой, и завязала на талии узкий зеленый пояс. Вернувшись в комнату, она чувствовала себя отдохнувшей и спокойной, какой не была в течение многих недель.
Обед в японском стиле им подали в комнату, где вместе с ними ела Чийо. И опять это были небольшие мисочки, где все было вкусно и всего было понемножку. Еда казалась особенно аппетитной, потому что ее подавали две одетые в кимоно улыбающиеся горничные, при этом комнату наполнял запах сосны, бормотание ручья, а холм напротив становился темнее по мере того, как сгущались сумерки.
После еды они отправились на прогулку по узким оживленным улицам, заглядывая в магазины. Когда они вернулись в гостиницу, горничная достала из шкафов постельные принадлежности и приготовила им постель.
Сами татами, будучи плотными матами, были не твердыми, а пружинящими, и на них укладывались горой три пурпурно-коричневых футон — толстые стеганые одеяла, служившие матрацами. Чийо сказала, что три — это уступка пухлому европейскому телу. Она сама будет спать только на одном. Белые пододеяльники, пришитые к одеялам, служили простынями, в то время как подушки были небольшими и довольно твердыми, как будто набитыми песком, и только некоторые из них были несколько мягче. По крайней мере, деревянные подушки, на которых раньше спали японцы, больше не были популярны. Они служили людям в то время, когда носили очень сложные прически, когда леди причесывала волосы раз в неделю и хотела, чтобы ее прическа не портилась.
Раздвижные деревянные ставни обеспечивали им изоляцию от мира, а цилиндрические пергаментные лампы, поставленные на пол возле постелей, служили им ночниками.
Лори, уже одетая в пижаму, прыгала на постели, проверяя ее мягкость. Ей нравилось, что все было не таким, как обычно. Она казалась слишком взвинченной, и Марсия попыталась ее успокоить.
— Завтра будет день, и многое можно будет сделать. Поэтому ныряй в кровать, душечка, и спи.
Однако Лори нашла, что татами прекрасно подходят для того, чтобы на них кувыркаться, и никак не успокаивалась.
Марсия, стоя коленями на подушке перед крошечным японским столиком, который был похож на кукольный, расчесала и заплела волосы. Потом она прошла через холл в умывальную — пустую комнату с деревянным полом и раковиной с одной стороны. Там было два крана, из обоих текла холодная вода. Смежной к ней была комната, которую все туристы знали как бенйо. Ни одна японская леди не стала бы употреблять это слово — существовал более изящный термин, который означал «мытье рук». Но когда дело касалось иностранцев, использовалось более простое название. На маленькой деревянной дверце имелась задвижка, которую можно было открыть и снаружи. Там были специальные тапочки, которые носили в бенйо, хотя полированный пол был идеально чистым. На полу стоял длинный фарфоровый таз и возле него — голубая ваза, в которой была одна-единственная лилия. Эта комбинация создавала удивительный натюрморт.
Вернувшись в комнату, Марсия обнаружила, что Лори отодвинула один из деревянных ставней, выходивших на небольшую веранду, так что оттуда дул прохладный ночной воздух. Марсия стала в проеме, глядя в темноту ночи, напоенной запахом сосен. Там, где скала раскалывала водопад, была видна белая пена и немного выше по течению мерцали несколько рассыпанных огоньков. Шум стремительного потока воды смешивался с пением ветра в японских соснах.
— Это так красиво, — тихо сказала Лори. — Наш дом в Киото не такой, как этот.
— Постарайся на время забыть о Киото, дорогая, — попросила Марсия. Но не добавила, что они туда не вернутся. Лори пока еще уехала от отца недостаточно далеко.
Они оставили ставень открытым и уютно расположились в своих замечательно удобных японских постелях. Не могло быть ничего теплее или уютнее. Слабый ночной свет лил свое мягкое сияние неподалеку от проема, где был отодвинут ставень; но он не очень хорошо освещал комнату. В своем взвинченном состоянии Лори не очень быстро заснула, и Марсия слышала, как долго она ворочалась, прежде чем ее дыхание стало ровным.
Марсия лежала без сна, обдумывая события долгого дня, вспоминая Хиросиму и все, что ей рассказала Чийо, жалея бедную Харуку Сетсу, которая в атомном взрыве потеряла все.
Следующий день в Мийяжиме был спокойным и приятным. Погода стояла ясная, и они взбирались на холмы, бродили по берегу и посетили прекрасный храм на воде. У Марсии появилось ощущение, что остров отрезан от остального мира и недосягаем. Не было никаких известий от Джерома, хоть она и боялась, что они могут быть. Ни Нэн, ни Алан не писали, но Марсия была довольна тем, что чувствовала ход времени и немного мечтала. Она радовалась, что Лори расслабилась и стала менее нервной.
Только Чийо казалась упрямой и обеспокоенной. Марсия понимала, что она беспокоится из-за Харуки и Ичиро, что она скучает по детям. Но пока она не пыталась уехать домой. Марсия уверяла ее, что в Киото все наверняка в порядке, иначе Нэн сообщила бы им.
В конце дня, когда Марсия вернулась в гостиницу после прогулки, она застала Лори в состоянии нетерпеливого ожидания.
— Сегодня вечером произойдет что-то чудесное! — объявила она. — Одна из горничных только что приходила сообщить нам об этом. Расскажите ей, Чийо!
— Нам очень повезло, — уважительно сказала Чийо. — Вы видели каменные фонари на берегу острова? Их больше сотни, а также есть еще множество бронзовых фонарей в храме. Когда кто-нибудь жертвует храму значительную сумму, священники зажигают все фонари. Богатый японец попросил сделать это сегодня ночью. Это хорошая ночь, потому что на небе облака. Луна будет закрыта облаками и прилив будет высоким. Темной ночью, при высоком приливе это замечательное зрелище. После обеда мы должны спуститься и посмотреть на него.
Как уже знала Марсия, ко всем «знаменитым» достопримечательностям в Японии относились с почтением.
После обеда, когда было уже совсем темно, они по извилистой улочке спустились к причалу, где сиял целый новый мир.
Зажженные каменные фонари освещали большие участки дороги, которая шла вдоль берега. Несколько низких красных зданий храма были связаны широкими галереями, построенными над морем. Теперь, при высоком приливе, казалось, что храм плывет по воде в сиянии света, и в одном месте изогнутый, покрытый красным лаком мостик через поток соединял храм с берегом. Мерцали отраженные в воде огни и издалека сияли огни вдоль побережья большого острова.