– Но почему? И почему вы прятались от того Инквизитора? Тогда, на кладбище…
– Не имел ни малейшего желания встречаться с бывшим коллегой, которого я прекрасно знаю. – Внезапно остановившись, он развернулся ко мне. Я едва успела замереть, чтобы не уткнуться ему в грудь. – Ребекка, Инквизитор Гэбриэл Форбиден мёртв. Тот, кто сейчас стоит перед вами, не имеет с ним почти ничего общего. И я не хотел воскрешать прошлое. – Помолчав, отвернулся и следующие слова бросил уже через плечо, едва слышно: – В нём слишком много того, что я надеялся навсегда оставить позади.
Ничего не говоря, я вновь зашагала за ним мимо древней каменной стены храма. Не отказавшись от мысли выведать обо всех вещах, интересовавших меня, но осознав, что сейчас для этого определённо не лучший момент.
Низкая деревянная дверь, ведущая в крипту, поддалась в ответ на один-единственный толчок его руки.
– Пришлось поработать отмычками. Надеюсь, хэйлские священнослужители меня простят. – Гэбриэл извлёк из-за ворота рубашки нечто, что мне не сразу удалось разглядеть в темноте; и лишь когда это нечто вспыхнуло в его пальцах мягким золотым светом, опознала прозрачный жёлтый топаз на длинной цепочке. – Здесь без света уже не обойтись.
Я без страха принялась спускаться следом за ним по узкой прямой лестнице, окружённой тёмным камнем, ведущей к подземным захоронениям. Ступеньки были высокими, эхо наших шагов гулко отдавалось от них.
– Если Элиот стал вампиром… значит, его убил не волк, а другой вампир?
Я постаралась задать этот вопрос как можно тише, но подземелье всё равно усилило мой голос, далеко разнося отзвуки.
– Не думайте, что народные сказочки поведают вам правду. Если человек был убит нечистью – любой нечистью – и остался неотмщённым, есть примерно тридцатипроцентная вероятность, что в посмертии он не обретёт покоя и сам станет нечистью, а именно живым мертвецом. Где-то их зовут упырями, мы называем вампирами, но суть одна. – Он размеренно оставлял позади ступеньку за ступенькой; в одной руке серебряный кол, в другой – сияющий топаз, который он держал подле своего уха так, чтобы свет не бил ему в глаза, освещая дорогу нам обоим. – Мистер Хэтчер – прекрасный человек и не самый плохой специалист в своём деле, но по части сверхъестественного не имеет ровно никакого опыта. Полагаю, за волка он принял приблудного бист вилаха, и неудивительно. Даже Охотникам трудно бывает отличить их жертв.
Я вспомнила волка под своим окном. Впрочем, волк ли это был?.. У страха глаза велики, а я вполне могла принять за него того же бист вилаха. Как сперва и подумала – прежде чем зациклилась на своей смехотворной теории «оборотень по имени Гэбриэл Форбиден». Однако иногда прирученный волк – это просто прирученный волк, а сказки и фантазии – лишь сказки и фантазии.
И ничего большего.
Я хотела уже рассказать Гэбриэлу о своём ночном госте, но тут тошнотворная сладость ударила мне в ноздри – одновременно с тем, как мы ступили в длинный зал крипты.
Золотой свет лёг на каменные колонны у необлицованных стен, сложенных из красного кирпича. Они обрамляли арки в стене, в каждой из которых на небольшом возвышении покоился саркофаг. Сияние топаза выхватило из темноты резьбу на стенках – плющ и ива, – и фигуры на тяжёлых крышках: статуи давно умерших жрецов в парадных облачениях, навеки сложивших на груди свои каменные руки. Черты их лиц были скорее намечены, чем отчётливо прорезаны, и мне всегда было интересно, что тому виной: время, не пощадившее их, или задумка скульптора, желавшего изобразить их скорее символами, чем реальными людьми?
– Двум здешним покойникам пришлось потесниться. Несчастная жертва вашего конюха покоится здесь. – Гэбриэл указал колом на один из саркофагов. Крышка его была слегка сдвинута, но я не стала и пытаться разглядеть, что под ней таится. – А сам он… ну да, как я и думал.
Нужный саркофаг я заметила почти сразу – по крышке, которую кто-то успел задвинуть едва ли наполовину. К нему я приблизилась без страха, даже сейчас не отстав от Гэбриэла.
И не вздрогнула даже тогда, когда вздрогнул лежавший там мертвец.
Когда свет ударил ему в глаза, вампир дёрнул рукой, но в следующий миг уже лежал неподвижно, явно не находя в себе сил пошевелиться. Тёмная дыра в его лбу не кровоточила, распухшее лицо, обагрённое чужой кровью, было омерзительно. Он смотрел на меня глазами, сиявшими во тьме пугающим багряным свечением, и в этих глазах – страшных, мёртвых глазах – я ясно читала единственное желание: вцепиться мне в горло.
Нет. Это не Элиот. Эта тварь даже внешне имеет с ним крайне малое сходство.
– Вы хотели попрощаться, я знаю. Но с вашим конюхом вы попрощались тогда, когда положили ветви ивы на его могилу, – в голосе Гэбриэла вновь зазвучала та мягкость, которую на моей памяти он проявлял только со мной. – Пусть существо, творившее все эти страшные вещи, выглядит как ваш старый верный слуга, но оно – не он. Он умер уже давно.
– Как Инквизитор Гэбриэл Форбиден, – тихо вырвалось у меня.
Он помолчал, прежде чем утверждающим эхом повторить:
– Как Инквизитор Гэбриэл Форбиден. – Сдёрнув с шеи шнурок с золотым камнем, он набросил его на резную капитель ближайшей колонны и, отвернувшись к мертвецу, сверлившему его ненавидящим алым взглядом, перехватил серебряный кол обеими руками. – Возвращайтесь наверх, Ребекка. Вам не стоит на это смотреть.
Я без возражений отвернулась и направилась к выходу, чтобы подняться по ступенькам. Первые из них озаряли отблески волшебного камня, остальные я нашла на ощупь – и, выбравшись из-под земли, с наслаждением вдохнула ночную прохладу, восхитительно свежую после царившего в крипте запаха смерти. Прислонясь спиной к стене храма, холодной в ночи, уставилась в тёмный туман, окутывавший деревья вокруг.
Я знала, что времени на раздумья у меня немного. И больше всего мне хотелось дождаться, когда Гэбриэл поднимется наверх, после чего просто вернуться с ним в дом Гринхаузов. Не задавая вопросов, не говоря больше ни о чём; позволив себе просто отдохнуть наконец от событий этой безумной ночи, позволив всему и дальше идти своим чередом… но я не имела на это права: больше нет. Не теперь, когда я знаю так много, когда до возвращения Тома остаются считанные дни, если не часы.
Поэтому, когда всё было кончено и Гэбриэл, выйдя из низкой двери крипты, аккуратно затворил её за собой – кола в его руках не было, а камень погас сразу же, стоило его владельцу вновь оказаться под небом, – я встретила его словами, которые он вряд ли хотел бы услышать. Тем более сейчас.
– Вы сказали, вы не хотите воскрешать прошлое. Но я хочу знать, – без обиняков произнесла я. – Теперь, когда я уверилась, что всё, что я думала о вас, – неправда, я хочу знать правду. Как вы перестали быть Инквизитором. Где ваш ребёнок. И… как умерла ваша жена.
Он приблизился ко мне. Застыл напротив, в шаге или двух, заслонив собою туман, не выразив ни малейшего удивления. Конечно: он ведь наверняка догадывался о той моей ночной прогулке.
И хотя я почти не надеялась, что он поддержит этот разговор здесь и сейчас, в обстановке, крайне мало к тому располагавшей, он всё же его поддержал:
– А что же, позвольте спросить, вы думали?
Он задал вопрос тихо, почти шёпотом… но я, не обманываясь этой тишиной, в кои-то веки побоялась поднять взгляд на его лицо.
Вот и настал час твоей расплаты, Ребекка. За глупость тоже приходится платить. И пусть солгать ему было бы так просто – казалось, что просто, – на ложь ты тоже не имеешь права.
Тем, кого любят, не лгут.
– Я думала, вы оборотень. Думала, вы убили Элиота и свою жену и хотели… хотели съесть меня.
Произнесённые вслух, слова моего покаяния прозвучали ещё более жалко, чем в моём сознании.
Наверное, именно поэтому я совершенно не удивилась, когда воцарившуюся тишину разбил его хохот.
– Так я был прав, – выдохнул Гэбриэл сквозь смех. – Всё-таки тёмный принц.
От удивления – смысл его последней фразы остался для меня совершенно неясен – я всё же подняла голову, встретив его взгляд.
В ночи мне трудно было рассмотреть выражение его глаз, но выражение его лица заставило меня нервно сглотнуть.
– Видите ли, – продолжил Гэбриэл, и в голосе его ещё плескались отзвуки холодного смеха, – я всё гадал, с чего прелестное создание вроде вас так заинтересовалось потрёпанной личностью вроде меня. Поскольку моя внешняя и внутренняя привлекательность в ваших глазах представлялась мне весьма сомнительной, я искал причины в ином. И, как теперь выяснилось, не прогадал. Не знаю уж, что заставляет юных дев видеть притягательность в зле и грезить об обаятельных демонах, однако за свою жизнь я сталкивался с этим не раз. – Даже в темноте я увидела, как презрительно дёрнулся уголок его рта. – Что ж, поздравляю. Вы превзошли все мои ожидания. Я полагал, вы считаете меня кем-то вроде мистера Рочестера, а сами жаждете стать великим сыщиком, раскрыв, куда именно я припрятал свою сумасшедшую супругу, но оборотень?.. – Он лениво сомкнул ладони в хлопке – раз, другой, третий, одаривая меня саркастичными аплодисментами. – Браво.
Я хотела возразить, хотела сказать, что всё совершенно не так, но слова отчего-то отказались идти на язык. Да и было ли всё в действительности совершенно не так? Вызвал бы новый сосед у меня такой интерес, не придумай я самой себе страшную сказку про оборотня, героиней которой мне так хотелось оказаться?..
– Значит, хотите знать правду. – Шагнув вперёд, Гэбриэл упёр руку в стену рядом с моим лицом. – Извольте. Вот история моей жизни, которую вы так жаждали услышать. – Его прищур обжёг меня холодом. – Желторотым юнцом я сбежал на войну. Мне посчастливилось увидеть победу при Ватерлоо и вернуться, отделавшись парой царапин, но продолжать военную карьеру я не пожелал. Вместо этого я решил стать Инквизитором. Мой достопочтенный отец был банкиром, и он с одобрением отнёсся к моему выбору, оплатив моё обучение. По его смерти семейное дело унаследовал мой старший брат, но мне досталась половина состояния… сумма весьма и весьма приличная. Финансовое благополучие в итоге позволило мне добиться руки прелестной девы из семьи обедневших аристократов, завоевавшей моё сердце. – Ядовитая ирония, с которой он говорил об этом, мало вязалась с его словами. – Предоставив моей дражайшей супруге возможность вволю тратить мои деньги и блистать в обществе, сколько её душеньке угодно, сам я вынужден был коротать дни, а порой и ночи на службе. Впрочем, не сказать, чтобы меня это огорчало: светские сборища всегда казались мне пустыми болотами ханжества и лицемерия, и куда больше меня радовали наши уединённые вечера дома, куда я всегда так спешил. Спец