– Чем смогу.
Кивнув – большего, чем этот простой ответ, мне и не требовалось, – я двинулась к выходу из комнаты. Торопливо отперев дверь, снова закрыла её с той стороны. Кое-как распутав узел «верёвки», которую Рэйчел оставила на кровати, принялась застилать постель.
Завтра будет тяжёлый день. И, если всё завершится так, как я думаю, ночь тоже. Потому что мне снова придётся бежать из собственного дома, и на сей раз – навсегда. Но какую бы отповедь и какой бы скандал мне ни устроили, никто не в силах мне помешать. Никто и ничто.
И, откинув усталую голову на подушку, закрывая глаза, ощущая, как вспыхивают жаром щёки при воспоминаниях о том, что было в Хепберн-парке так недавно, я лишь твёрже, чем до своего побега, была уверена: в этом мире не найдётся причины, что способна меня остановить.
Глава двадцать первая,в которой Ребекке открывается единственная в мире причина
Утром меня разбудил стук в дверь.
– Ребекка, хватит вести себя как ребёнок, – грозно возвестил отец, пока я жмурилась, возвращаясь из сна в действительность. – Я жду тебя к завтраку, и на сей раз не я один. Не спустишься – пришлю другого парламентёра, но я искренне надеюсь, что ты не заставишь Тома уговаривать свою невесту выйти из добровольного заточения и поесть, как маленькую.
Я медленно села в постели. Осознала, где я, вспомнила вчерашние события – и всю сонливость с меня как рукой сняло.
Том? Том здесь?..
Мне вдруг захотелось выругаться – но, конечно, я сдержалась. Пусть сам Гэбриэл часто поминает фоморов, боюсь, даже он не одобрит, если его невеста последует его примеру.
Во всяком случае, я уже искренне считала себя его невестой.
М-да. Более неудачного момента для своего возвращения Том выбрать не мог. Хотя, может, оно и к лучшему? Скажу всё и ему, и родителям прямо сейчас, за столом. К чему тянуть? Разве что сперва всё же поем: после вчерашней голодовки у меня разыгрался зверский аппетит, а когда я оглашу свою маленькую новость, мне явно станет не до еды.
Решившись на это, я умылась и, дёрнув за шнурок подле кровати, чтобы позвать Нэнси, отперла дверь. Позволив горничной привести себя в приличный вид, собрала в кулак всё мужество, которое только может быть у девушки, и принялась спускаться вниз. Но у подножия лестницы меня ожидал сюрприз в виде тонкой высокой фигуры, до боли знакомой, взволнованно прохаживавшейся туда-сюда у нижней ступеньки.
Услышав мои шаги, Том обернулся и замер; и, когда я увидела, как при виде меня засияли его глаза, у меня защемило сердце.
– Ребекка!
Он подлетел ко мне и, подхватив прямо со ступеньки, закружил, спуская вниз. Как умудрился при этом не упасть со мной на руках, осталось для меня загадкой. Впрочем, выражение моего лица – он вглядывался в него с такой жадностью, с какой, должно быть, странник в пустыне вглядывается в оазис на горизонте, – явно остудило и его восторг, и его пыл.
– Ох, прости. Что я себе позволяю. – Смутившись, Том бережно поставил меня на пол. – Прости, не удержался, чтобы не встретить тебя тут. Всё же увидеть тебя спустя столько времени… а при посторонних, за столом…
Смутившись вконец, он замолчал, пытливо всматриваясь в мои глаза, – но я отвела взгляд.
– Значит, ты вернулся, – бесцветным голосом произнесла я.
– Приехал сразу, как только смог. Привёз твоё платье и ворох новостей про нашего таинственного соседа. Да, ты знаешь, что он бывший Инквизитор, – мне поведали о вашем с Рэйчел ночном приключении, но… впрочем, я лучше расскажу это сразу всем, чтобы не пересказывать дважды. – Кажется, Том взял себя в руки и, решив не обращать внимания на мою холодность, подхватил меня под локоток. – Пойдём, все уже собрались.
Я позволила повести себя вперёд скорее машинально, мучительно думая, что же мне делать.
Этот его приезд, спутавший мне все карты!.. Конечно, я понимала, что мне всё равно придётся поговорить с ним, так или иначе; но не прямо сейчас, не когда я приготовилась к конфронтации с родителями, и с ними одними!
– Не буду читать тебе нотации, – продолжил Том, пока мы шли к столовой, и на лицо его легла тень, – но я не позволю тебе больше встревать в такие истории.
– Что, возьмёшь пример с моего отца и после свадьбы запрёшь меня в Энигмейле? – колко заметила я, надеясь ожесточить своё сердце перед предстоящим объяснением.
Лицо Тома вмиг помрачнело ещё больше.
– Я не собираюсь нигде тебя запирать. И ни в чём ограничивать. Я хочу быть тебе опорой, а не клеткой. – Замерев и вынудив замереть меня, он устремил пристальный взгляд на моё лицо, говоря так тихо, что никто, кроме меня, не смог бы его расслышать: – Если б ты погибла… я бы никогда себе этого не простил.
Я опустила глаза.
Не могу смотреть на него. И не должна. Иначе это беспокойство за меня, эта нежность и эта странная тоска, сквозившая в его взгляде, окончательно лишат меня решимости для каких-либо разговоров.
– Тебе не за что было бы себя винить. Только меня и мою глупость, – небрежно заметила я. Зная, что его ранят мои слова, рассчитывая на это – и одновременно безумно злясь на себя. – Даже если б ты не уехал в Ландэн, я бы, конечно, не стала звать тебя на нашу ночную прогулку. Ты в любом случае ничем бы мне не помог.
Он помолчал. Шагнув вперёд, продолжил путь к столовой.
– В любом случае это, знаешь ли, положительно нечестно, – абсолютно проигнорировав моё замечание, произнёс Том тоном, который явно был наигранно беззаботным, – становиться охотником на вампиров в одиночку, когда мы мечтали об этом вместе.
Я поневоле вновь вспомнила те времена, когда мы, начитавшись сказок, фехтовали деревянными палками вместо мечей, воображая себя то пиратами и разбойниками, то, напротив, стражами или Охотниками. Невинные игры, невинная дружба, невинный восторг…
– Они совсем не такие, как в сказках. Вампиры, – проговорила я, с тревогой чувствуя, что с каждой минутой смягчаюсь всё больше. – Да и охотники на них – тоже.
– Знаю. Жизнь и сказки… это очень разные вещи. Пусть даже нечто общее у них всё-таки есть.
– Что же, к примеру?
Том печально усмехнулся.
– Любовь, которой под силу победить всё.
Ответ, с которым я вроде готова была согласиться, поставил меня в тупик. Тем, что в моей жизни чьей-то любви всё же суждено проиграть. И, загнанная в этот тупик, даже за столом я сидела абсолютно молча, пока Том рассказывал моему семейству историю жизни Гэбриэла. Конечно, без подробностей, о которых мог поведать лишь сам Гэбриэл, – но рассказ вышел весьма точным, включив в себя и гибель его жены, и историю с судом и увольнением… вот только герой этого рассказа выглядел совсем иначе, нежели в той печальной повести, что слышала я. Сперва выскочкой из среднего класса, деньгами купившим себе красавицу-аристократку, томившуюся в его доме, как в темнице; затем мужем, который между женой и работой выбрал работу, после чего удачно избавился от опозорившей его супруги, решившей развеять свою тоску в чужих объятиях; а следом карьеристом, на пути к креслу Великого Инквизитора не останавливавшимся ни перед чем, но в конце концов всё же неосторожно поддавшимся своей жадности.
Закономерно. Нет, Том не пытался очернить потенциального соперника в моих глазах. Подобная низость не в его характере. Однако Чейнзам ведь поведали «официальную версию», и это наверняка сделал кто-то из аристократии – а со стороны высокомерных светских снобов всё и правда выглядело именно так. И теперь Том просто пересказывал ту единственную версию событий, которую знал сам.
Я слушала это с неким отстранённым и брезгливым любопытством, избегая взгляда друга, зато время от времени встречаясь глазами с Рэйчел: та сидела с непроницаемым видом, однако на меня смотрела с тревогой.
Ещё бы понять, чего она больше опасается – моей предстоящей речи или моей возможной реакции на речь Тома.
– …И вот наконец, всё же обогатившись, он осел в Хепберн-парке, – угрюмо закончил Том, в очередной раз безуспешно попытавшись перехватить мой взгляд.
– Никогда мне не понять этих буржуа, – пожала плечиками Бланш, явно разочарованная и огорчённая услышанным. – Думают только о деньгах, и этих денег им всегда мало! У мистера Форбидена ведь и так всё было… ну, кроме семьи, но она как раз явно была ему ни к чему. Так зачем ему понадобилось ещё больше денег? Зачем он решил так рисковать, выкрадывая эти артефакты?
Держа руки на коленях, я сжала кулаки.
Молчи, Ребекка. Молчи.
– Радость моя, не сравнивай жалованье Инквизитора с деньгами, что он мог бы выручить, продав подобные ценности, – снисходительно заметила матушка. Устремила осуждающий взгляд на отца. – И ты позволял вору сидеть с нами за одним столом и спать с нами под одной крышей!
– Этот «вор», Маргарет, дважды спас нашу дочь. Если для тебя это не оправдывает все его мифические прегрешения по отношению к другим, то для меня – вполне, – прохладно напомнил отец, заставив гневные слова «а я намереваюсь в скором времени спать с ним под его крышей» замереть на моих губах. – И я вполне допускаю мысль, что мистера Форбидена действительно оклеветали. Согласись, если б такой блестящий специалист, как он, расследовавший преступления других, и правда захотел бы что-то украсть…
– Дыма без огня не бывает.
Глубоко дыша, я поднялась с места.
Подобный порыв ни к чему хорошему не приведёт. И сперва я обязана сказать о своём решении Тому. Объяснить, смягчить удар, насколько можно… предотвратить возможные последствия этого удара.
Да, это будет куда проще – и слишком жестоко, если он узнает обо всём так.
– Я наелась, – придав себе настолько хладнокровный и чопорный вид, насколько это в принципе было возможно, произнесла я. – Матушка, отец… если позволите, мне хотелось бы поговорить с Томом наедине.
Кажется, в этот миг на меня напряжённо воззрились все присутствующие, кроме разве что Бланш, как всегда ничего не понявшей, лукаво захихикавшей в ладошку.