Даже сейчас мне чудовищно трудно было не сделать этого. Уйти, не дожидаясь его ответа. Я и ушла бы, наверное… если бы счастье можно было купить чужой кровью и построить на чужих костях. Костях тех, кто тебе дорог.
Счастье кого-то другого – может быть. Но не моё.
– Я говорил, что твои желания станут моими желаниями. Если твоё желание – уйти, так тому и быть, – тихо проговорил Том. – Я дам тебе развод. Я сам предоставлю для него основания. Твоё имя не пострадает. Этим браком ты и так сделаешь для меня слишком много.
Вот и всё.
– Тогда решено. – Опустив руки, я отступила на шаг, всё ещё пытаясь поверить, что пошла на это. – И ещё одно. Сейчас ты поскачешь в Хэйл. На околице найдёшь странствующий цирк. Ты пойдёшь туда и под любым предлогом привезёшь сюда мисс Туэ, предсказательницу.
– Та, которая напророчила про Элизабет Гринхауз?..
– Да.
– Зачем она тебе? – встав, Том пытливо сощурился. – Что ещё она вам сказала?
Что тебя не спасти, мысленно ответила я, считая светлые крапинки, рассыпавшиеся по майской зелени его радужек. И теперь я очень хочу узнать, что она имела в виду. Если, конечно, ей самой это известно.
Однако вслух произнесла совсем другое.
– В том-то и дело, что ничего, – стараясь, чтобы это прозвучало как можно естественнее, сказала я. – Но я надеюсь, что она предскажет что-нибудь… по поводу всего этого.
– Пока тебе ещё не поздно отступить?
Я промолчала, и взгляд Тома сделался до боли понимающим.
– Вернусь так скоро, как только смогу, – коротко пообещал он.
На сей раз я позволила ему уйти. Лишь провожала глазами его спину, пока её не скрыла затворившаяся дверь.
Подошла к окну, уставившись на отцветающие яблони, аллеей протянувшиеся вдоль пруда, и отчаянно желая очнуться от странного и жуткого сна, которым в один момент обернулась моя жизнь.
Подумать только, ещё вчера вечером всё было таким простым и ясным. Вечером, который теперь сам казался чем-то нереальным, зыбким… безумно далёким, безумно давним. А ведь самое тяжёлое только начинается.
И первым из этого тяжёлого будет разговор с Гэбриэлом, который уже скоро приедет для беседы с отцом.
Если сейчас я не решусь открыть ему правду о Томе, если не решусь спросить его позволения и совета, тем самым рискуя… нет, нет, это – потом. Сначала мисс Туэ. Я просто не могу думать обо всём этом сразу. Мне и так хочется то ли плакать – над тем, как всё обернулось, то ли смеяться – над собственной самозабвенной глупостью, то ли утопиться – только чтобы не быть сейчас там, где я есть. Тем, кто я есть.
Тем, кто может не погубить друга ради любимого и любимого ради друга, лишь причинив боль обоим.
Том действительно вернулся скоро. Не знаю, как он объяснил свою отлучку родителям, но матушка успела заглянуть в библиотеку, где я дожидалась его возвращения, для виду достав с полки книгу. Она явно подозревала неладное, но успокоилась, когда на вкрадчивый вопрос, не хочу ли я посмотреть платье, последовал короткий ответ, что я обязательно сделаю это позже. Моя мать достаточно хорошо меня знала, чтобы понять: если б помолвка была разорвана, я честно заявила бы, что за ненадобностью она может пустить это самое платье на тряпки.
Хорошо, что в нашей семье никогда не опускались до подслушивания под дверью.
А час спустя, вернувшись, Том растерянно доложил, что цирк уехал. Этим утром, едва рассвело.
Значит, в этой схватке я всё же останусь с Великой Госпожой один на один…
Поглядим, кто кого.
Глава двадцать вторая,в которой Ребекка выбирает свою дорогу
Прибытия Гэбриэла я ждала на мосту через реку. Сидя на широком каменном парапете, глядя, как серые воды подо мною бесконечно продолжают своё мерное течение. Спиной к дому, так, чтобы сразу заметить появление всадника.
Даже когда Том отбыл в Энигмейл, я осталась в библиотеке. Забившись туда раненым зверем, свернувшись в кресле наедине со своими мыслями, не желая видеть никого и ничего. На улицу меня вытащила Рэйчел: коротко бросила, что уговорила отца отпустить нас погулять в саду, и почти выволокла из-под родной крыши.
– Что случилось? – спросила она, когда мы подошли к пруду, где никто не мог нас услышать. – Ты отказала Тому или нет?
Я долго молчала, глядя, как по спокойным водам кругами разбегается рябь – там, где в холодной глубине дышала форель, которую отец заботливо разводил для своей любимой рыбалки, – пока в ушах моих некстати, невесть почему звучал Шуберт.
«Я сел на берег зыбкий и в сладком забытье следил за резвой рыбкой, купавшейся в ручье…»
Сказать Рэйчел? Но она снова начнёт твердить мне, что это безумие, и будет совершенно права. А я не уверена, что, узнав правду о Томе, Рэйчел не откроет её страже. Она не дружна с ним, как я, его жизнь для неё фактически ничего не значит… зато законы значат очень и очень многое.
Как и спасение неразумной подруги из той западни, в которую она сама собралась себя загнать.
– Я не смогла.
Даже не глядя на Рэйчел, я отчётливо представила её шокированный взгляд.
– Не смогла? Почему?
– Потому что он мой друг.
И можно даже сказать, что не слукавила. Мой короткий ответ был абсолютно правдивым.
То, что часть правды – далеко не правда, уже детали.
– И что теперь?
– Наша свадьба состоится в срок.
Рэйчел взволнованно взяла меня за руку:
– Бекки, ты…
– Не надо, Рэйчел. – Я вырвала ладонь из её пальцев. – Не говори ничего. Я так решила. – И, отвернувшись, направилась к реке, не оглядываясь. – Ланч пропущу. Если я кому-то понадоблюсь, я на мосту. Мне нужно встретить Гэбриэла, когда он приедет.
На этом самом мосту, сидя на шершавых камнях, я и дождалась часа, когда солнце уже уверенно скользило к горизонту – крупной каплей охры по редким проблескам чистой лазури, залитой белыми пятнами облаков. Сейчас оно скрылось за одним из этих пятен, и мне это даже нравилось. Когда окрестности купаются в тёплом золоте солнечных лучей и в воде пляшут весёлые блики, а твоя душа рвётся в клочья… со стороны природы это казалось мне насмешкой.
За часы, минувшие после завтрака, я успела подумать о многом. К примеру, о том, что сообщить Гэбриэлу о моём решении и обсудить с ним то, что я узнала, – почти необходимость. Ибо всё, что есть у нас с Томом, – слова лорда Чейнза; а если тот раскопал эту информацию в архивах Инквизиции, Гэбриэл наверняка сможет подтвердить либо опровергнуть её правдивость.
Ведь если лорд Чейнз вдруг ошибся или, хуже того, солгал…
С другой стороны, подобный способ исцеления оборотней казался мне весьма правдоподобным. В одном матушка права: дыма без огня не бывает, а все легенды имеют под собой то или иное основание, вполне реальное. Да и лорд Чейнз из тех людей, которые действуют только наверняка. Зачем ему лгать? И в чём? Если б для исцеления Тома не нужен был именно брак и именно со мной, уверена, он бы его не допустил. Вряд ли он в восторге от грядущего мезальянса. Если б требовалось нечто большее, чем одна ночь – к примеру, не одна, – едва ли он стал бы утаивать это от Тома. В конце концов, тот лишь рад был бы услышать, что ему нужно не единожды разделить постель с любимой супругой. Правда, расчёт мог изначально идти на то, что данная информация будет озвучена мне… но нет, тогда вместо того нашего разговора о свободе и Вертере лорд Чейнз мог просто сообщить мне, что его сын – оборотень, и сам поведать свою ложь. Так было бы куда надёжнее.
Похоже, в планы графа вообще не входило пугать меня правдой. Воззвать к моей совести, надавить на жалость и дружеские чувства – да, обрадовать будущую невестку тем, что её жених в полнолуние будет обрастать мохнатой шкурой, – нет. Вполне возможно, он не придёт в восторг от новости, что теперь мне всё известно. А если он не мог сказать правды ни мне, ни Тому, ибо после совместной ночи требуется, положим, ещё кровавый ритуал со мной в роли жертвы (да, я не исключала и такой возможности)… Вряд ли лорд Чейнз столь наивен, чтобы полагать, будто моя смерть или загадочное исчезновение вскоре после замужества не вызовет подозрений. Ведь уже есть растерзанные кролики и не сразу упокоившийся Элиот, а теперь лорд Чейнз знает, что неподалёку от Энигмейла обитает бывший Инквизитор – следовательно, он должен знать и то, что при таком раскладе моё убийство не сойдёт ему с рук.
Учитывая всё это, версия с исцелением через брак и его консумацию выглядит довольно правдоподобно. Тем не менее мне было бы куда спокойнее, имей я возможность обсудить всё с Гэбриэлом. Но имею ли? Он привык отправлять убийц на смерть, не делая исключений ни для кого. Нечисть, несомненно, тоже. Так сделает ли он исключение для моего друга – лишь потому, что это мой друг? И согласится ли отпустить меня под венец с другим? При всей моей наивности я прекрасно понимала, что Гэбриэл не придёт от всего этого в восторг.
И, чтобы не рисковать жизнью Тома, куда надёжнее было бы поставить его перед свершившимся фактом.
Осудить на смерть Тома-оборотня – одно. Осудить на смерть исцелённого Тома-человека – совсем другое. Так же, как Гэбриэл мог бы понять и принять выбранный мною путь сейчас, он может понять и принять его потом. Тогда для начала мне стоит разыграть спектакль, а правду рассказать постфактум, когда Том благополучно излечится… но нет, это будет неправильно – лгать ему. Не говоря уже о том, что спектакль на тему «я передумала, я не люблю тебя» (даже если я смогу исполнить его так, чтобы мне поверил проницательный Гэбриэл, в чём я сильно сомневалась) окажется тем самым предательством, идти на которое я категорически не согласна.
Я должна ему сказать. И сделать то, что собираюсь сделать, с его позволения.
Однако если он всё-таки…
Появление на дороге к Грейфилду чёрного всадника на вороном коне, стремительно скачущего к реке, оборвало ход моих мыслей – и, соскользнув с парапета, я встала на мосту, пытаясь вернуть прежний ритм вмиг сбившемуся дыханию.