Он что, взял с собой два револьвера? Видимо, в маленьком – серебряные пули, которыми он и ранил тварь, теперь затихавшую на полу; а что тогда в большом?..
Мистер Хэтчер сполз на пол, закрыв глаза. Видимо, карта смягчила удар, но проклятие нейтрализовалось слишком близко, чтобы его могло не задеть вовсе. Я наблюдала за происходящим с заворожённым и будто замороженным интересом: забыв о боли и неудобстве, не пугаясь ни крови, ни чего-либо ещё.
Наверное, у каждого есть какой-то предел переживаниям, которые он может ощутить за короткий промежуток времени. Я свой уже перешагнула.
В защитный барьер лорда Чейнза полетела ещё одна карта и, не достигнув адресата, пеплом рассыпалась в воздухе. Лорд Чейнз стоял, выбросив вперёд левую руку, удерживая магический щит, пока по его правому плечу расползалась кровавая клякса, перекрашивая белую ткань рубашки в алую. Значит, Гэбриэл всё же в него попал… а я-то думала, маги не могут колдовать той рукой, на которой нет печати. Ошибалась. Правая конечность графа так и висела плетью, и я с изумлением разглядела, что алые линии на ней не сияют ярким ровным светом, как раньше, а мучительно мерцают.
В тот миг, когда я начала догадываться, для чего предназначен большой револьвер, выстрелы стихли.
И всё замерло.
– Ты ранил меня, – с лёгким недоверием вымолвил граф. – Ты пробил мой барьер.
– Верно подмечено.
– Так ты ещё и противомагические пули прихватил в отставку? И ваш знаменитый «Аутсайдер»?
– Лишь в узких кругах, – спокойно, почти любезно ответил Гэбриэл. Держа противника на мушке, но не спеша стрелять.
Значит, догадка была верной, отстранённо подумала я. «Аутсайдер»… должно быть, название модели. То самое оружие, которым славились служители Инквизиции, – нейтрализовавшее любую магию, отчего её носителям лучше было с ним не контактировать. Но теперь Гэбриэл сменил его на обычный револьвер, чтобы разобраться с нечистью, а серебряным пулям уже не пробить магический щит. Правда, почему он не выпустил в графа сразу несколько таких пуль? И почему теперь, когда бист вилах уже мёртв, не спешит снова поменять оружие на другое?
Впрочем, ему определённо виднее.
Лорд, облизывая окровавленную морду, вместе со мной смотрел на мага и бывшего Инквизитора, застывших в этой короткой передышке, предварявшей финал, по тем или иным причинам необходимой обоим. Теперь, оставшись один на один, они могли себе её позволить. И когда впервые за очень долгое время я догадалась посмотреть на Тома, я увидела, как друг осторожно и сосредоточенно выкручивает руки, пытаясь освободиться.
Даже интересно, что он сделает, если получится. Освободит меня? Нападёт на Гэбриэла? Попытается бежать?
– Так вот почему ты не торопился стрелять. Не те боеприпасы, которые можно расходовать попусту. – В уголке губ лорда Чейнза надулся кровавый пузырёк. Судя по всему, одна-единственная пуля в плече причинила ему куда больше вреда, чем можно было подумать. – Что ты со мной сделал?
– Пока всего лишь немного уравнял наши шансы, милорд. – Гэбриэл говорил так любезно, что можно было подумать, будто два почтенных джентльмена просто собрались для дружеского чаепития… но я, знавшая его слишком хорошо, понимала, что прячется за этой спокойной любезностью, начисто лишённой его привычных интонаций. – Обычно служители Инквизиции, знаете ли, работают в паре. Маг, который прикрывает не-мага. Всё же печать даёт неоспоримые преимущества в бою против простых смертных вроде меня.
– А вторая пуля, надо полагать, меня прикончит?
– Всего-навсего безвозвратно заблокирует дар.
– Предпочёл бы смерть. – Взгляд лорда Чейнза скользнул к антимагическому оружию, покоившемуся в кобуре. – Значит, тот самый «Аутсайдер»… модель-то однозарядная, Инквизитор. Чтобы добить меня, придётся перезаряжать, верно?
Вот и разгадка, почему Гэбриэл не спешит сменить один револьвер другим. На время, необходимое для перезарядки, он станет уязвим, и момент для этой перезарядки нужно подгадать очень тщательно.
А пока лучше серебряные пули, чем никакие.
Гэбриэл помолчал, будто обдумывая его слова, а когда заговорил, ответ был совсем о другом.
– Я знаю вашу породу, милорд, – от того, как мягко звучал его голос, мне сделалось куда более жутко, чем от зрелища тел, остывавших на полу. – Мните себя избранными богами, а магическую печать – знаком того, что вы лучше других. Те, кто её не носит, для вас иного сорта. Я. Эти бедные малые, что пришли со мной. Эта девочка, которую вы так легко посадили в клетку. Даже ваш собственный сын, чью свободную волю можно так легко не принимать в расчёт.
– А вы, противостоящие нам, просто ограниченные глухие слепцы. Боитесь того, чего не понимаете, но желаете это контролировать, – слова лорда Чейнза окрасил лёгкий оттенок снисходительного презрения. – То, что вам недоступно. То, чего вы жаждете всей душой.
– Не жаждем. Ибо лучше вас знаем истинную цену того, что вы считаете даром.
Лорд застыл белой статуей, местами запачканной багряными пятнами, расползшимися по пушистой шкуре. Я искренне надеялась, что вся эта кровь не его, но подозревала, что в короткой схватке с бист вилахом волк не мог не пострадать.
– Дар на то и дар, что он бесценен.
– Цена есть у всего. Без исключения. Большая сила – большая власть. Большая власть – большое искушение злоупотребления ею. И вы – один из огромного множества тех, кто не сумел перед ним устоять.
– Да ты ещё и философ? – лорд Чейнз раздражённо качнул головой, и откуда-то я поняла: этого раздражения Гэбриэл и добивался. – Как всё же жаль, что я не успел отправить тебя за решётку.
– О, не вините себя. Сам я не удосужился предоставить весомого повода, а у вас было слишком мало времени, чтобы качественно меня подставить.
– Скажи только одно. Ты правда доволен собой, Инквизитор? Ты, позволивший любимой стать чужой женой и лечь под другого, потому что тебе требовались основания для ареста?
Гэбриэл ничего не ответил. Только улыбнулся. И я сама не поняла, что больше заставило меня вздрогнуть: слова графа, эта улыбка… или неожиданное прикосновение к моему плечу.
Том, всё же сумевший выкрутить руки из пут, успокаивающе коснулся моей щеки. Я снова вздрогнула, увидев стёртые в кровь кисти, которых стоила ему свобода, но друг уже молча принялся возиться с моими верёвками. И если лорд Чейнз, стоявший к нам спиной, не мог нас видеть, то Гэбриэл – вполне; однако он ничем не показал, что заметил наше освобождение. Даже не отвёл взгляда от лица оппонента.
– Признайся, Инквизитор, – продолжил граф, и в голос его вернулись вкрадчивые нотки. – Тебе просто неизвестно, что это такое, любить кого-то. Любить женщину так, чтобы обезуметь от одной мысли, что она будет принадлежать другому. Любить своего ребёнка так, чтобы ради него быть готовым на всё.
– Милорд, у нас с вами слишком разные взгляды на то, что есть любовь, чтобы мы могли всерьёз дискутировать по этому поводу, – когда Гэбриэл всё же соизволил ответить, он заговорил лишь самую капельку тише… и по этому изменению я отчётливо поняла, что сейчас произойдёт. – Но в одном вы правы. Мне неизвестно, каково это – любить своего ребёнка. – Улыбка медленно выцвела на его губах. – Благодаря ублюдкам вроде вас.
Путы на моих запястьях ослабли – и позволили мне упасть прямо на бережные руки Тома, наконец ощутив боль в безнадёжно затёкших кистях и коленях, стёршихся ещё во время магической пытки.
В следующий миг Гэбриэл ловким перекатом ушёл от проклятья, синим всплеском разбившегося о стену, – и, скупым мгновенным жестом выдернув из кобуры с картами ещё одну, швырнул её в противника.
Всё происходило так быстро, что глаз едва успевал улавливать движения. Граф ладонью взрезал воздух перед собой – стремительными росчерками, словно командуя невидимыми марионетками; и карты встречали языки чёрного пламени, останавливали вспышки зелёного огня, плавились в лиловом сиянии, волнами раскатывавшемся вокруг магического щита. Печать на руке лорда Чейнза натужно мерцала, и по его полотняно-белому лицу я видела: каждое заклятие даётся ему через силу. Это снова вызывало у меня некое подобие уважения… насколько можно уважать того, кто пытается убить твоего любимого и пытался убить тебя. Каждая магическая атака встречала карту в качестве защиты. Каждая карта не достигала цели. Колдовская перестрелка выглядела завораживающе красиво, и я даже не сразу задумалась, что одно из этих заклятий может случайно задеть нас с Томом.
Впрочем, оба противника были по тем или иным причинам заинтересованы в нашей безопасности.
Обмен магическими любезностями прервал Лорд. Умно державшийся в стороне от смертоносных проклятий, волк всё же улучил момент, чтобы с рычанием кинуться на графа – барьер не пропускал пули, но не живую плоть; и в тот миг, когда лорд Чейнз повернулся в его сторону, очередная карта Гэбриэла белым мерцанием разбилась о прозрачный купол, заставив тот исчезнуть. Тут же раздался выстрел, но граф успел развернуться, и вместо левой руки пуля – простая, серебряная – поразила его бок. Челюсти Лорда, уже тянувшиеся к его лодыжке, сомкнулись на пустоте: жертва исчезла, снова растворившись в воздухе.
Это заставило Гэбриэла опять отступить к стене, так, чтобы к нему невозможно было подобраться сзади.
– Вы достойный противник, лорд Чейнз, – проговорил он, – но в текущем состоянии надолго вам не спрятаться. Сами знаете.
Тишина. А Гэбриэл не спешил пользоваться этим затишьем, чтобы перезарядить «Аутсайдер». Даже я догадывалась, что лорд Чейнз только этого и ждёт и нападёт сразу же, стоит противнику подставиться под удар.
Нет, прежде чем позволить себе на пару мгновений сделаться безоружным, нужно точно знать, где враг и что он делает. Иначе никак.
Я с удивлением поняла, что Гэбриэл не выглядывает невидимого графа, а смотрит на Лорда. И, тоже посмотрев на волка, осознала: тот медленно переводит глаза, будто следя за кем-то. Ну конечно… наверняка зверь чует даже невидимку. По запаху, или ощущает движение воздуха, или зверям просто позволено видеть больше людей.