Ким покопался в памяти и нахмурился:
– Много лет назад я знал человека, у которого был черный пес. Но они оба давно умерли. Я точно знаю, я при этом присутствовал. «Мой» бес – синеглазый киримец лет тридцати.
Девица покачала головой:
– Если киримец, то ему может быть и двадцать, и сорок – по лицу не угадаешь…
Подумав еще немного, она добавила, уже спокойнее:
– Нет, это не мог быть тот, о ком я подумала. Иначе он тебя сразу же убил бы. А больше ни одного молодого синеглазого киримца я не знаю, – она взглянула ему в лицо и фыркнула, – кроме тебя.
Ким на насмешку не ответил. Он, как зачарованный, смотрел на девицу, в ее удлиненные янтарные глаза под широкими нахмуренными бровями – и в сознании всплывали какие-то странные образы, не то сны, не то обрывки воспоминаний… Другие, далекие горы, ранний листопад, пронизывающий холод, от которого не спасает ни одеяло, ни жаровня, ни старая куртка с чужого плеча; вечный затаенный страх, который сменяется то вспышками отчаяния, то приступами решимости; беспомощность и одиночество перед лицом жестокого, опасного врага; и наконец – битва, огонь… И дождь, смывающий с лица копоть.
Но при чем тут желтоглазка? Почему она пробуждает в нем воспоминания о том, что он приказал себе забыть навсегда? Ким пододвинулся ближе к девушке, сжал ее руку.
– Слушай, а почему ты его так боишься? – приглушенным голосом спросил он. – Того… с черной собакой?
– Я боюсь?! Да мне это слово незнакомо! Отпусти меня!
Девица резко дернула на себя руку, но Ким ее не выпустил.
– Что он тебе сделал?
– Ничего! – прошипела она. – Отстань! Сейчас получишь в глаз, честное слово!
– Мы с тобой точно прежде не встречались? – Ким крепче сжал ее запястье. – Как тебя зовут? Не отпущу, пока не скажешь!
На скуластом лице желтоглазой промелькнула растерянность, немедленно сменившаяся бешеной злостью.
– Ненавижу!.. – Она стремительно взмахнула свободной рукой, метя в лицо, и Ким невольно вскрикнул от боли: что-то горячее брызнуло в глаза. – Когда всякие считают себя вправе… – острые лезвия полоснули по руке, и полуослепший Ким разжал пальцы, – …мной распоряжаться! Запомни на всю жизнь!
– Дура! – взвыл Ким, вскакивая на ноги.
– Кто здесь?! – раздался громкий возглас, и из часовни выскочил толком не проснувшийся Рей с дорожным посохом в руке. Девица, воспользовавшись моментом, скользнула от костра в темноту, под деревья.
– Лови ее! – завопил Ким, бросаясь за ней.
Однако, не пробежав и десятка шагов, остановился, постоял немного в темноте, тяжело дыша, и вернулся к костру. Девица уже ускользнула. А бегать за ней по ночному лесу, который она знала явно лучше, было заведомо бесполезной затеей.
Рей встретил его градом вопросов:
– Что случилось? Тут кто-то был? Я слышал женский голос… Ким, что у тебя с лицом?!
– Атака тигра, – хмуро сказал Ким, вытирая кровь со скулы.
Хорошо хоть глаз остался цел. Вот же бесовка…
– Какого еще тигра? Где он?
– Ему удалось скрыться. – Ким подумал и добавил: – Ничего. Он еще вернется. А нет, так я сам его найду.
Глава 12Разговор с Ануком
Он стоял на крыльце и беспомощно смотрел, как стремительно прибывает вода. Разве это его родная, с детства знакомая Микава? Дикая, свирепая, выплевывая клочья пены, как бешеная собака, река тащит мимо крыльца обломки досок, вырванные с корнем деревья, корыта, солому с крыш, перевернутые лодки… Это похоже на весенний разлив, который сошел с ума и никак не может остановиться. Вот уже затопило огород, скрылись под водой кусты, смыло крышу сарая, зашатались яблони… Река наносит удар за ударом, ломает сваи, бабушкин дом кренится и с треском рушится в бурлящие пенистые волны…
Мотылек проснулся в холодном поту. Всеми мыслями и чувствами он был еще там, на гибнущем Стрекозьем острове. А здесь, в доме Кагеру, – тишина, темнота. Сквозь вощеную бумагу окна сочится размытый лунный свет, падая на неподвижное лицо спящего Сахемоти. Студеная осенняя ночь в горах Лесного Предела.
Мотылек тихонько выбрался из-под одеяла, натянул куртку, сунул ноги в ветхие сандалии. Никаких вещей он с собой брать не стал – к чему лишний груз? Он с тоской подумал о кочерге, но она осталась на кухне, где теперь спал Головастик, а Мотылек не хотел рисковать понапрасну. Мальчик крепко подпоясался, шагнул к двери – и вдруг заметил обращенный на него спокойный взгляд Сахемоти. Чужак проснулся и лежал теперь на боку, опираясь на локоть. Несколько мгновений они молча глядели друг на друга.
– Я ухожу отсюда, – прошептал Мотылек. – Не выдавай меня.
– Не думаю, что тебе дадут уйти, – своим обычным тихим голосом ответил Сахемоти.
– Что же мне – сидеть и ждать, пока учитель Кагеру скормит мою душу квисину?!
– Тебе не убежать, – повторил Сахемоти. – Если даже каким-то чудом ускользнешь от слуг Кагеру, тебя настигнет демон, которого он приманивает на твою кровь.
– Ты-то откуда знаешь про кровь?
– Я разбираюсь в таких вещах. Демон уже почуял мясо. Он близко, он голоден…
– Не пугай меня! – жалобно воскликнул Мотылек. – Мне и так страшно. Что же делать? Я просто мальчик! А он – мокквисин!
– Даже взрослый на твоем месте вряд ли смог бы что-то предпринять, – кивнул Сахемоти. – Но выход есть, поверь.
Мотылек горестно вздохнул и сел на край кровати.
– Может, ты поможешь мне? – с надеждой спросил он бродягу. – Ты столько всего знаешь…
– Я и себе-то помочь не могу, – печально сказал Сахемоти. – Жизнь из меня выпита до последней капли. Подозреваю, что к этому приложил руку твой учитель. У тебя сейчас гораздо больше возможностей спастись, чем у меня. Ты умный и смелый мальчик, а душа арена – это не только приманка, но и огромная сила, если уметь ею пользоваться…
– Но я не умею!
– Я знаю. Поэтому тебе надо искать союзников.
– Где – здесь? В доме Кагеру?!
– Конечно. Подумай – кто из здешних обитателей настолько ненавидит мокквисина, чтобы он захотел тебе помочь?
– Ну… – Мотылек невольно задумался. – Разве что Мисук. Только она смеет шипеть на учителя и один раз даже его поцарапала. Но она тоже боится его. И Мисук – всего лишь кошка…
Сахемоти через силу усмехнулся:
– Не забывай – ты в доме колдуна. Здесь всё не то, чем кажется. Мисук – не просто кошка, как и волк – не только волк. Как и тот одержимый, который заперт в сарае за домом, – не просто мальчик…
– Толстый?
– Поговори с ним, – посоветовал Сахемоти. – Я чувствую в нем огромную связанную силу. Думаю, если он тебе не поможет, то не поможет никто.
Мотылек содрогнулся при воспоминании о сумасшедшем.
– Я боюсь его. Нет, нет. Лучше я попробую убежать. Ночью я еще никогда не бывал в лесу. – Мотылек тяжело вздохнул. – Но здесь мне страшнее…
– Как хочешь, – Сахемоти лег на спину и закрыл глаза. – Удачи, арен.
Мотылек встал с постели и, стараясь ступать как можно тише, отодвинул створку двери.
В сенях было темно, хоть глаз выколи. Мотылек на цыпочках прокрался мимо комнаты Кагеру, не потревожив его. Навстречу ему повеяло холодным воздухом. Мальчик перевел дыхание и двинулся вдоль стены к двери на улицу, но не успел сделать и пяти шагов, как наступил на что-то мягкое. Под ногами злобно рявкнули, зашуршали по полу когти. Рядом с лицом Мотылька клацнули зубы. Тошнотник!
– Пусти! – оттолкнул его Мотылек. Вернее, попытался оттолкнуть. Челюсти волка больно прихватили его за плечо и отбросили обратно. Последнее время волк по ночам охотился в окрестных горах, порой уходя довольно далеко. Что-то – вероятно, приказ Кагеру – заставило его изменить свои привычки. Но Мотылек не собирался сдаваться так просто.
– Я все равно отсюда уйду! – яростно прошипел он.
Еще одна попытка прорваться мимо волка окончилась ощутимым укусом за руку – не до крови, но до серьезного синяка. Внезапно в воздухе пронеслось легкое дуновение, и прямо над ухом Мотылька раздался омерзительный кошачий боевой мяв. В сражение вступила Мисук. Завывание сменилось зловещим шипением, последовал звук молниеносной плюхи. Тошнотник позорно, по-собачьи, взвизгнул. Мисук заорала гнуснее прежнего и заработала когтями. Во все стороны полетели клочья шерсти. Тошнотник, опомнившись, зарычал так страшно, что у Мотылька ноги сами примерзли к полу.
– Что за бардак?! – загремел в темноте голос Кагеру. – Пошли вон отсюда, бесовы звери!
Мотылек прижался к стене. Сихан прошел мимо него, открыл дверь, схватил Тошнотника за шкирку и одним движением ноги отправил волка в дальний полет.
– А тебе что, особое приглашение требуется?
Мисук молча выскользнула во двор. Кагеру с треском захлопнул дверь, и снова стало совсем темно.
– В чем дело? – тяжело дыша, спросил знахарь – видно, кидать волка оказалось не таким легким делом. – Что за крик, почему драка? Мотылек!
Но мальчика в сенях уже не было. Воспользовавшись суматохой, он вернулся в каморку и забрался в постель. Кагеру заглянул туда, окинул «спящих» подозрительным взглядом и вернулся к себе. Мотылек, затаившись под одеялом, размазывал слезы по щекам. Ничего не получится! Он обречен!
Вдруг рядом прошуршало, в щеку ткнулось что-то мягкое и теплое.
– Это опять ты, Мисук? – прошептал мальчик. – До чего же ты упрямая!
Кошка мурлыкнула и вскочила на кровать.
– Ладно уж, оставайся тут, – позволил Мотылек. – И, кстати, прости, что я запер тебя в ларь.
В глубине души он был рад приходу кошки. Никому бы он не признался, как ему хотелось, чтобы кто-то его пожалел.
На следующий день после завтрака Мотылек занес в кухню вымытую посуду, вышел на крыльцо, напоказ потянулся, быстро осмотрелся по сторонам… Кажется, никого. Кагеру заперся в кабинете с Сахемоти, Тошнотник сторожит под окном – следит, чтобы никто не подслушал беседу. Головастик отправился в деревню и вернется не раньше обеда. Ах да, тут еще Мисук вертится под ногами. Мотылек, выходя из кухни, кинул ей целую сырую рыбину: