Камио, поддразнивала его, и вот к чему это привело. Но ей и в голову не приходило, что он воспринимает ее слова так серьезно. Оправдываться не к чему. А-лон верно сказал, она поступила низко. Подло. Жажда мести затуманила ей ум, и она послала на гибель лиса, который… Который ей, конечно, безразличен, но… Нет, хватит лгать самой себе. Он ей вовсе не безразличен. Совсем не безразличен. Она восхищается им. А как же иначе – он столько вынес и остался приветливым, уравновешенным, доброжелательным зверем. Спору нет, он малость неотесан и манеры у него не самые лучшие. И если он решил ее завоевать, не стоило рваться к своей цели напролом… Но это все ерунда. Особенно сейчас, когда он…
– Что же делать? – вслух воскликнула лисица.
И поняла, что выход только один. Поспешить в усадьбу и удержать Камио от безрассудной стычки, а если уже поздно – помочь ему, чего бы ей это ни стоило. Решившись, О-ха проворной рысцой двинулась в том направлении, в каком скрылся Камио.
Меж тем Камио был далеко от усадьбы. Он разыскивал отнюдь не грозного Сейбра, а старого философа А-конкона. Возможно, полагал Камио, лисий пророк, которому ведомы все тайны бытия, поможет ему постичь душу лисицы, столь желанной и недостижимой. И если выяснится, что ему не дано понять О-ха, он оставит все попытки завоевать ее расположение и будет проводить свои дни, слоняясь по окрестностям и предаваясь размышлениям о чем-нибудь более доступном его разумению, например о смысле жизни.
И почему только О-ха все время поднимает его на смех, сокрушался Камио. Неужели она серьезно думает, что лис, хотя бы даже и самый сильный, может сразиться с Сейбром? Одолеть такую собаку для лиса – все равно что для ежа прикончить волка. Исход подобной битвы предрешен. И все же О-ха явно подталкивает его к сумасбродной затее. Если бы знать, зачем?
– Ты пришел ко мне с вопросом, на который я не в состоянии дать ответ, – важно изрек А-конкон, когда Камио наконец отыскал его и поделился с ним своими сомнениями. – Одному зверю, будь он даже так прозорлив, как я, никогда не постичь душу другого. Для того чтобы понять друг друга, лисы должны стать двойниками. У них должно совпадать все – и возраст, и жизненный опыт, и… В общем, перечислять можно долго. Но ты, верно, уже осознал: проникнуть в чужую душу невозможно, так же как переселиться в чужую шкуру. Мы все разные и по-разному ведем себя, по-разному встречаем повороты судьбы. Наверное, со стороны наши сходства представляются более важными, чем различия, но поверь – то, что нас разделяет, очевидно, как солнце, и неодолимо, как пропасть. Мы можем пытаться понять друг друга, но попытки эти обречены.
– Как безнадежно ты смотришь на отношения между лисами, – проронил подавленный Камио.
– Правда часто бывает безрадостна. Мой тебе совет – прими обет безбрачия. Лично я всю жизнь храню ему верность. Запомни, совокупление – радость для тела, но скверна для души.
– Если бы все рассуждали подобным образом, род лисиный давно прекратился бы.
– А ты полагаешь, плодиться и размножаться – священная обязанность каждой лисы? Уверяю тебя, мир будет стоять, даже если род лисий исчезнет бесследно. И без лис по утрам будет вставать солнце, и без лис реки не пересохнут, а дождь будет по-прежнему орошать землю.
С этим Камио не мог согласиться, но счел за благо не вступать с пророком в спор.
– По моему мнению, самые чистые, самые благородные существа на свете – змеи, – прервал молчание А-конкон. – Гадюки ближе к земле, чем все остальные живые твари.
– А черви? – не утерпел Камио.
А-конкон снисходительно взглянул на него:
– Кто же принимает всерьез червей? Их и животными-то не назовешь.
– Ну а кроты? – не унимался Камио.
– Кроты! – Лис-философ в сердцах даже сплюнул. – К великому бесчестью своего племени, они роются в садах и огородах, в земле, оскверненной людьми. Да и черви тоже, – добавил он. Как видно, эта мысль только что пришла ему в голову. – То ли дело змеи. Они горды и независимы. И потому внушают людям ненависть и страх.
– К тому же у них есть ядовитые зубы и от их укусов умирают, – вставил Камио.
А-конкон вновь смерил его долгим взглядом:
– Да, их укус смертелен. Но змеиный яд лишь защита против той отравы, которой люди пропитали мир. Духи змей скрываются под землей, под водой озер, морей и рек. Змеи сохранили чистоту, отвергнув все попытки людей приручить их, заставить служить себе, подобно собакам и кошкам. Их обитель – это средоточие высокого разума. Духи змей искупают там зло, совершенное здесь, на поверхности земли. Знаешь, почему у змей раздвоенный язык? Это все происки людей: они посадили острую траву в тех местах, где змеи издавна лизали росу. С тех пор змеи держатся от людей в стороне, храня свой дух незапятнанным. Заметь, облик всех зверей на земле изменяется с течением лет, лишь змеи остаются прежними. Они унаследуют землю и будут ее властелинами, ибо лишь им удалось уберечься от смрада, распространяемого людьми, чьи машины отравляют воздух и воду, чей омерзительный лай режет уши всех, кто к ним приближается…
– Я знал одного неплохого человека, – задумчиво произнес Камио. – Он, то есть она, это была самка… Так вот, она работала в зоопарке… и она ни разу меня не ударила… И лаяла она так мягко, приятно… знаешь, ее голос вовсе не резал уши. Мне случалось на нее огрызнуться, но она никогда меня не наказывала.
– Так это она выпустила тебя на свободу?
– Нет. Но я слыхал, что некоторые служители зоопарка делали так.
А-конкон испустил горестный вздох и уставился на Камио. Он так сверлил американского лиса глазами, что у того начала кружиться голова.
– Боюсь, Камио, ты навсегда потерян для моего учения, – наконец бросил лис-философ. – Слишком долго ты жил среди людей, и это не прошло для тебя даром. Я ничем не могу тебе помочь. – Взгляд А-конкона остекленел. – Я бессилен спасти и эту обезумевшую лисицу, О-ха.
Камио подскочил как ужаленный:
– О чем это ты?
– А? – рассеянно откликнулся А-конкон, который уже блуждал в глубинах собственного сознания и вовсе не хотел возвращаться к действительности.
– Почему это О-ха обезумела? – заорал Камио во всю глотку. – Ты что, ее видел?
– Видел. Она отправилась прямиком в пасть смерти. В неумолимую зубастую пасть. – Взгляд А-конкона вновь прояснился. – Как раз перед твоим приходом я встретил ее. Она направлялась в усадьбу, прибежище зла. Я заметил, вокруг нее витают мрачные предчувствия, отчаяние и страх. Думаю, сейчас для нее все кончено… да…
– Отвались твой облезлый хвост! Почему же ты мне раньше ничего не сказал?!
И, не слушая больше неразборчивого бормотания лиса-философа, Камио что было мочи пустился к усадьбе.
Глава 14
Резкий человеческий запах пропитал всю усадьбу насквозь. Скрываясь за кустами, О-ха обогнула лужайку перед домом. Аккуратно подстриженные, разбитые на правильные квадраты кусты были невысоки, так что лисице едва удавалось спрятаться за ними. В саду тут и там виднелись каменные фигуры, изображающие людей. Верно, это стражи усадьбы, решила О-ха. Таинственные изваяния были окружены розами и другими садовыми цветами. За домом поблескивал поросший лилиями пруд, через который был перекинут каменный мостик. Некоторые из кустов, особым образом подстриженные, напоминали своими очертаниями животных – петуха, павлина, дельфина. Лисы среди них не оказалось.
На лужайке, зеленевшей между садом и большими стеклянными дверьми дома, стояло несколько белых стульев. Из дома доносился нестройный гул человеческих голосов. Сейбра было не видно, Камио тоже. Вдруг А-лон все-таки ошибся, мелькнуло в голове у лисицы. Может, Камио и думать не думал отомстить за нее грозному риджбеку. О-ха уже собиралась улизнуть, как вдруг стеклянные двери распахнулись и на лужайку выскочили люди. Воздух немедленно наполнился запахом дыма, который некоторые из них выпускали из ноздрей. О-ха сморщила нос. Как и всем диким зверям, запах дыма внушал ей ужас, а запах человеческого пота – отвращение. Она бесшумно припала к земле.
Люди меж тем расселись на стульях и принялись громко перелаиваться. Вскоре к какофонии звуков прибавилось звяканье стаканов. Казалось, все люди разом возымели желание что-то сообщить друг другу, но ни один не хотел прислушаться к лаю другого. До лисицы то и дело доносился тот странный отрывистый звук, который люди, сотрясаясь всем телом, произносят, когда они счастливы и довольны. Она бросила быстрый взгляд на собравшихся на лужайке, но никто из людей не двигался, и слабое зрение лисицы позволяло ей различить лишь расплывчатые разноцветные пятна – среди них преобладали белые. Вдруг, заглушая все человеческие запахи, в ноздри лисицы ударил еще один, знакомый, страшный. Сердце ее бешено заколотилось. Сейбр был где-то здесь. Она почувствовала запах этого пса, запах, который будет помнить до смерти. Похоже, он совсем близко, поняла О-ха. Да, вот же она, огромная голова. Уши насторожены, нос наставлен по ветру. Громадный пес лежал, растянувшись на траве, у ног одного из человечьих самцов. По некоторым несомненным для нее признакам – изменившемуся запаху, движениям пса О-ха догадалась: Сейбр уже почуял, что в его владения вторгся чужак. Конечно, он был ручным зверем, но ему доводилось охотиться, О-ха это прекрасно помнила. Значит, он обладал неплохим чутьем, по крайней мере неплохим для собаки. Ей придется иметь дело не с изнеженным увальнем, а с убийцей, который не раз упивался чужой кровью. Уж если он почуял запах лисицы, он не оставит это без внимания. Сейчас наверняка встанет и отправится на разведку, чтобы убедиться в верности своих подозрений или развеять их.
На мгновение в душе О-ха поднялась волна паники. Но лисица овладела собой, и ужас сменился холодной рассудительностью, которая в минуты опасности всегда приходила на помощь лисам. О-ха быстро оценила ситуацию, прикидывая, как разумнее поступить. У нее есть два выхода – пуститься наутек прежде, чем Сейбр расчует ее как следует и поймет, в какой она стороне, или остаться на месте. Быть может, ветер не подведет ее. Если он больше не донесет ее запах до врага, она сумеет тихонько отползти. А вот если она вскочит и побежит, ее, скорее всего, заметит не только Сейбр, но и люди. Они устроят облаву, которая, весьма вероятно, закончится для нее печально. Особенно если у кого-то из людей есть с собой ружье. Но это вряд ли, успокоила себя О-ха. Одежда сидевших на лужайке людей испускала совсем не тот запах, что одежда охотников. Правда, фермеры, О-ха знала это, нередко берут с собой ружья, даже когда не собираются на охоту, а, скажем, работают в поле на своих тракторах. Но хозяева и гости усадьбы фермерам не чета. Эти всегда надевают для охоты особую одежду. Сейчас голоса их звучали совсем не так, как голоса охотников, – тише, спокойнее, никто не вопил и не визжал, не заходился яростным лаем.