О-ха по-прежнему держалась с Камио отчужденно и холодновато, но сердце лисицы постепенно оттаивало. Как-то вечером они бок о бок трусили по городским улицам, пересекая пятна света, бросаемые фонарями, и беседовали об истории лисиного племени, которой обоих учили в детстве.
– Неужели ты никогда не слыхал про А-О? – спросила лисица, когда они обогнули площадь и приблизились к заветному мусорному бачку, выставленному у задней двери ресторана.
– Да нет, слыхал. Просто я не знал, что он, этот ваш А-О, является родоначальником всех лис на земле. Меня учили, что первую лису, пришедшую в мир, звали Менксито. Он, кстати, тоже был самцом и самкой одновременно. Так что это почти одно и то же.
– Вовсе не одно и то же. Тебя учили неправильно. На самом деле А-О…
– Да в чем тут разница, подумай сама. Просто твою первую лису иначе звали. Это же неважно. Зачем цепляться за догму?
– Насколько я знаю, доги – это порода собак, и они здесь совершенно ни при чем, – брякнула О-ха. Она, разумеется, прекрасно поняла Камио, но не желала признавать его правоту.
Лис внезапно обернулся и вперил в нее пристальный взгляд.
– Когда же мы с тобой поселимся в одной норе? – выпалил он.
– О чем это ты?
– Сама знаешь о чем. Я хочу, чтобы мы с тобой жили вместе, завели детенышей. Близится пора любви. Кого же ты ждешь? Может, А-магира?
Лисица презрительно фыркнула:
– Издеваешься? Глаза бы мои не видели этого отвратного старикана. Но это вовсе не значит, что я сплю и вижу, как бы стать твоей подругой.
– Да, на это не похоже. Ты и говоришь-то со мной сквозь зубы. Значит, я тебе совсем не нравлюсь?
О-ха потупилась:
– Нет, отчего же. Нравишься. Но мы с тобой слишком разные. Воспитывались по-разному. И я… я не знаю.
– Чего тут знать? Ты лисица, я лис. Скоро наступит время спариваться. Я говорил тебе, у меня была подруга, но она далеко, и мы с ней больше не увидимся. Если она жива, наверняка нашла себе другого. Из всех здешних лисиц мне по душе только одна – ты. И я хочу быть с тобой.
– Не все наши желания исполняются.
– Конечно. Поэтому я и прошу тебя дать ответ. Если я тебе не нужен, быть может, другая лисица…
– Другая? – огрызнулась до глубины души задетая О-ха. – Тогда не теряй время, отправляйся к этой своей другой…
– Другая с тобой не сравнится. По-моему, мы с тобой отлично подходим друг другу. Поверь, на меня можно положиться. Я не из тех, кто бросает жену с детенышами на произвол судьбы. И как только мне убедить тебя в этом?
– А если… если я стану твоей подругой, то это уж на всю жизнь. Однажды я потеряла детенышей, потому что муж мой погиб и некому было приносить мне еду, пока я согревала лисят. Пережить такое горе во второй раз мне не по силам.
Глаза лиса вдруг вспыхнули, и О-ха невольно ощутила прилив теплого чувства к нему.
– Послушай, – произнес он. – Я уважаю твою память об А-хо. Но он умер, и с этим ничего не поделаешь. Уверен, он был замечательным лисом, лучшим лисом на свете. Другого ты бы не выбрала.
– От скромности ты не умрешь, – усмехнулась О-ха. – Значит, по-твоему, я и тебя выбрала, потому что ты лучший лис на свете?
Камио ошарашенно уставился на нее. Мгновение спустя он уже выплясывал вокруг фонарного столба, без умолку восклицая:
– Правда? Ты не шутишь? Ты согласна?
– Согласна. Только смотри не подведи меня.
– Я! Подвести тебя! Да ни за что на свете! Я буду заботиться о тебе до конца дней своих. Скорее ветры перестанут дуть и реки пересохнут, чем я оставлю тебя. Ну, теперь нам надо подумать о хорошей норе. От барсуков ты уйдешь. То место, где я живу сейчас, нам вряд ли подойдет. Я, видишь ли, устроился пока на крыше гаража, а запахи там… В общем, тебе ни к чему дышать такой вонью. А лисятам тем более. Им нужен чистый, свежий воздух, деревья, трава и все такое… Я тут присмотрел местечко на окраине… как вы это называете… живопырки. Там, за усадьбой, есть дом – он не из новых, сразу видно, давно стоит. Вокруг фруктовый сад, совершенно заброшенный. В доме живет один только человек, самка, совсем старая, в саду и не показывается. В глубине сада есть сарай, – по-моему, под ним вполне можно поселиться. Как ты на это смотришь?
– Звучит заманчиво.
– Я долго выбирал, приглядывался. В таком важном деле спешить не годится.
– Но сначала я должна сама взглянуть на этот твой сарай.
– Так пошли прямо сейчас.
Прежде чем отправиться на окраину, они пошарили в мусорном бачке, как обычно, нашли там немало съестного и наелись до отвала. Потом Камио отвел О-ха в облюбованный сад. Лисица с первого взгляда узнала это место, и сердце у нее защемило. Именно в этом саду, в сарае около приусадебной сторожки, она потеряла своих первых детенышей. Но она решила, что Камио говорить об этом незачем, и объявила, что ей здесь очень нравится. С тех пор как она родила лисят в заброшенном сарае, многое изменилось. Теперь город вплотную подступал к старому фруктовому саду. Близость усадьбы, обиталища Сейбра, внушала лисице опасения, но Камио подвел ее к ограде, чтобы она своими глазами убедилась – Сейбр, грозный страж усадьбы, был одновременно и ее пленником, запертым за высокой кирпичной стеной. Мало-помалу О-ха согласилась со всеми доводами лиса.
Жизнь вновь манила ее радостями. Углубление под сараем в самом деле могло стать превосходной норой. Деревья в саду, хоть и старые, и неухоженные, все еще плодоносили, обещая побаловать лис фруктами. Наверняка осенью яблоки, груши и сливы ковром покроют землю. О-ха не могла не оценить этого.
На следующий день она в последний раз зашла в барсучий городок. Гар был не в лучшем расположении духа, но, услыхав, что лисица уходит навсегда, простился с ней тепло и сердечно:
– Ха, лисичка. Уходишь. Что ж, так и должно было случиться. Я буду по тебе скучать. Нам с тобой случалось славно поболтать, правда? Значит, решила завести маленьких пушистых лисенышей? Хорошее дело! Потом приводи их сюда, покажи старому барсуку. Очень хорошее дело!
И он, переваливаясь, направился в собственную спальню. О-ха не была там с тех пор, как впервые пришла в барсучий городок в поисках приюта. Гар очень ревниво оберегал свой покой и независимость, и, хотя они с О-ха провели немало часов за разговором, этот замкнутый, мрачноватый зверь по-прежнему остался для нее загадкой. Как бы то ни было, покидая барсучий городок, она жалела лишь о разлуке с Гаром. Барсуки вечно болтали друг с другом, громко фыркали и порой так досаждали О-ха, что она еле сдерживалась, чтобы не прикрикнуть на них. Но теперь все неприятности остались позади. Перед лисицей открывалась новая жизнь.
Вернувшись в сад, она прежде всего освятила новое жилище, проделала внутри норы и перед входом все обряды, предписанные традициями и обычаями. Изумленный Камио, вытаращив глаза, наблюдал, как О-ха предается ритуальным пляскам и скачкам, чертит на земле спирали и квадраты и распевает магические заклинания. Недоумение лиса вскоре сменилось скукой, он попытался положить представлению конец, но О-ха бросила на него испепелявший взгляд, и у Камио язык прилип к нёбу.
– Все в порядке? Теперь призраки врагов и духи деревьев не причинят нам зла? – не без иронии осведомился Камио, когда ритуальное действо наконец завершилось.
– Не упоминай о духах деревьев, когда в том нет нужды! – отрезала О-ха и отправилась к ограде, чтобы оставить там свои метки.
День выдался хлопотный, оба устали и наконец улеглись в новой норе, прижавшись друг к другу.
– Ты должен сменить имя, – сонно пробормотала лисица. – Теперь тебя будут звать А-хо.
С Камио мигом соскочила дрема.
– Вот еще! – возмутился он. – Зачем это? А-хо – твой первый муж, и он умер. А меня, как тебе известно, зовут Камио.
– Такова традиция. Имя лиса в зеркальном отражении повторяет имя его подруги, и если меня зовут О-ха…
– Дурацкая традиция. Мне она не указ. Придумали тоже! То-то я удивлялся, что у всех парочек здесь зеркальные имена. Нет, нам с тобой это ни к чему. Я менять имя не собираюсь.
– Так значит, ты хочешь, чтобы я изменила свое?
– Вовсе нет. Пусть каждый остается при своем имени. Не вижу смысла что-то менять.
– Но как другие лисицы узнают, что ты мой муж?
– Да наплевать на них. Пусть думают, что им заблагорассудится. Какое нам дело до других лисиц и лисов? Главное, ты знаешь, что я твой, я знаю – ты моя. Зачем сообщать всему миру о том, что у нас на сердце? Я понимаю, ты стоишь за традиции горой, и мне вовсе не хочется тебя расстраивать, но от всех этих пустых условностей с ума можно сойти. По-моему, ни к чему, чтобы отжившие традиции забирали над нами власть. Таково мое мнение, и надеюсь, ты будешь с ним считаться.
О-ха поднялась и решительно направилась к выходу.
– Теперь я вижу, что ошиблась, – обернувшись, бросила она. – Мы с тобой слишком разные.
– Постой! Неужели из-за какой-то ерунды…
– Если для тебя это действительно ерунда, почему не сделать по-моему? В конце концов, я родилась в этой стране, а ты приехал неведомо откуда. Значит, ты должен уважать наши обычаи, а не внедрять здесь свои.
Камио, обиженный и раздосадованный, сел, скрестив передние лапы.
– А-хо, А-хо, – бормотал он себе под нос. – Ни в жизнь мне не привыкнуть к этому имени. Я – Камио, а А-хо – это кто-то другой. Если я сменю имя, сам себе стану чужим. Меня окликнут, а я и ухом не поведу, заговорят об А-хо, а мне и невдомек, что речь идет обо мне. Нет, я не хочу впускать в себя дух другого лиса. – Он взглянул в глаза О-ха, посверкивающие в темноте. – Ты знаешь, я – это я, не А-хо. И ты не заставишь меня превратиться в него. Я Камио, лис из далекой страны. А А-хо мертв и сейчас разгуливает по Дальнему Лесу.
Пожалуй, в его словах много правды, признала про себя О-ха. Она все еще думает об А-хо. И сейчас, в полумраке, всякий раз невольно удивляется, услышав голос Камио, а не голос первого мужа. Ей так и не удалось совладать с тоской по А-хо, но, если она не опомнится, воспоминания разрушат ее настоящее.