Напоследок Деннис заметил, что это зрелище напомнило ему женщин Икса. Шеренга за шеренгой, без конца и без края.
– Армия наступает, – сказал он.
– Деннис, прошу тебя, – взмолился Икс.
– Неужели они действительно выходят из-под земли? – спросила я у Денниса. – В целости и сохранности?
– Кто? – переспросил Деннис с ядовитой улыбочкой. – Воины или женщины? Женщины – нет, не в целости. А если и в целости, то это ненадолго.
– Может, сменим тему? – не выдержал Икс.
– Конечно. Итак, отвечаю на ваш вопрос, – обернулся ко мне Деннис. – Фигуры крайне редко находят целиком. Если я правильно понял. В большинстве случаев ноги, торс и голову приходится подбирать, как в мозаике. Все части скрепляют и фигуру ставят вертикально.
– Адова работа, уж я-то знаю, – с глубоким вздохом выговорил Икс.
– Ну, с женщинами совсем не так, – сказала я Деннису почти кокетливо, включив особое светское обаяние, – это моя обычная реакция на злословие. – По-моему, сравнение притянуто за уши. Женщин не приходится выкапывать из земли и ставить вертикально. Их ведь никто не закапывал. Они сами пришли, заняли место в строю и вскоре разойдутся. Это не регулярная армия. Да к тому же большинство проследует дальше, своим путем.
– Браво, – сказал Икс.
Когда мы с ним поздно вечером мыли посуду, он спросил:
– Ты не обиделась, что Деннис тут наговорил ерунды? Не обиделась, что я не дал ему отпор? Ему как воздух необходимы всякие небылицы.
Я прижалась щекой к его спине, между лопатками.
– Правда? Нет, не обиделась. А только посмеялась.
– Готов поспорить, ты не догадываешься, что мыло впервые описано у Плиния. Оно было в ходу еще у галлов. Тебе наверняка неизвестно, что они вытапливали козий жир и смешивали его со щелоком, полученным из древесной золы.
– Не знала, – ответила я.
7
Деннис ни словом не обмолвился ни об Иксе, ни об Австралии. Я давно выбросила его из головы – иначе это приглашение на ужин меня бы не удивило. Ему просто хотелось выговориться. После Австралии он успел посетить Исландию и Фарерские острова. Я задавала вопросы. При необходимости я могу изобразить интерес, изумление и даже оторопь. Перед этой встречей я вымыла голову и тщательно подкрасилась. Если он увидится с Иксом, пусть расскажет, как прелестно я выгляжу. Помимо путешествий, Деннис известен своими теориями. Он развивает теории литературы и искусства, истории, жизни.
– У меня есть новая теория насчет участи женщин. Раньше мне казалось, что на их долю выпадают сплошные несправедливости.
– Что за несправедливости?
– Какая у них жизнь, в сравнении с мужчинами? Особенно в зрелом возрасте. Взять хотя бы вас. Представьте, как сложилась бы ваша жизнь, будь вы мужчиной. Какие бы перед вами открылись возможности. В плане секса. Вы могли бы начать все сначала. Мужчины так и поступают. Это описано в романах, но и в жизни все точно так же. Мужчины влюбляются в женщин моложе себя. Они хотят молоденьких девушек. И вполне могут их заполучить. Новый брак, новые дети, новая семья.
Я про себя думаю: наверное, сейчас расскажет, что Икс женился на молодой; наверное, она вот-вот родит.
– Это же настоящий триумф, правда? – продолжает Деннис со свойственной ему гадкой сочувственной улыбочкой. – Цветущая, юная жена, новорожденный младенец – а между тем у друзей уже пошли внуки. Знакомые мужчины завидуют, начинают прикидывать, как им добиться того же. Это ведь шикарно, правда? Трудно устоять, когда есть возможность держать перед собой такое милое зеркало.
– Мне кажется, я бы устояла, – легко, без нажима отвечаю я. – В данный момент мне совершенно не хочется заводить детей.
– Вот именно, в том-то и штука – у вас возможности такой нет! Вы – женщина, у вас жизнь движется только в одну сторону. А эти разговоры про молодых любовников – просто пена, так ведь? Вот вы, к примеру, хотели бы завести молодого любовника?
– Наверное, нет, – говорю я и беру себе десерт с принесенного официантом подноса. Выбираю аппетитный сливочный пудинг: внизу каштановое пюре, сверху ягоды свежей малины. Я специально заказала легкий ужин, чтобы оставить место для десерта – хоть чем-то скрасить трескотню Денниса.
– Женщины вашего возраста не выдерживают конкуренции, – настойчиво гнет свое Деннис. – Они не могут соперничать с молодыми. Когда-то мне виделась в этом страшная несправедливость.
– Очевидно, с биологической точки зрения правильно, что мужчин тянет к более молодым женщинам. Стоит ли об этом сокрушаться?
– Значит, у мужчин есть возможность самообновления, возможность подпитки своего мужского начала, а женщины, так сказать, отрезаны от жизни. Раньше мне виделся в этом сущий кошмар. Но теперь мое мышление повернулось на сто восемьдесят градусов. Знаете, как я сейчас рассуждаю? Я считаю, что женщинам очень повезло! А знаете почему?
– Почему?
– Да потому, что они волей-неволей живут в том мире, где есть утраты и смерть! Да, конечно, существует косметическая хирургия, но какой от нее прок? Матка усыхает. Влагалище усыхает.
Чувствую, что он наблюдает за моей реакцией. Продолжаю смаковать десерт.
– Я повидал много стран, много странностей, много страданий. И пришел к выводу, что жизнь не обманешь. Только через естественное отречение, только через смирение перед утратами возможно приготовиться к смерти и тем самым обрести истинное счастье. Вас не удивляет ход моих мыслей?
Как ответить – ума не приложу.
8
Порой у меня в памяти всплывают какие-нибудь поэтические строки, а откуда они берутся – сама не знаю. То ли это целая поэма, то ли простое двустишие – прежде я о них не ведала ни сном ни духом, и зачастую они совершенно не в моем вкусе. Бывает, я просто от них отмахиваюсь, но в противном случае мне, как правило, становится ясно, что эта поэма или откуда ни возьмись появившийся отрывок определенным образом связаны с событиями моей жизни. Причем не обязательно с теми событиями, которые видны невооруженным глазом.
Например, весной прошлого года, равно как и прошлой осенью в Австралии, когда я была счастлива, у меня в голове крутилась такая бодрая строчка: «О, Время! Мы тебе сдаем в заклад…»
А дальше – как заколодило, хотя я помнила, что «заклад» рифмуется с «отрад», а в конце – что-то в таком духе: «И там, во тьме, в обители червей / Захлопываешь повесть наших дней». Я знала, что стихотворение это сочинил Уолтер Рэли накануне своей казни.[27] Но мое настроение совершенно не вязалось с таким финалом, и я про себя повторяла первую строчку как нечто милое и безмятежное. И даже не потрудилась задуматься: что же, собственно, она делает у меня в голове?
А сейчас посмотрю на вещи трезво, чтобы вспомнить, о чем мы говорили, когда, упаковав чемоданы, ждали такси. В чемоданах лежали наши вещи, которые привыкли соседствовать в комоде и в стенном шкафу, переплетаться в стиральной машине, висеть бок о бок на сушилке, куда опускались кукабарры; теперь эти вещи были тщательно разобраны и разделены, чтобы никогда больше не соприкоснуться.
– В каком-то смысле даже хорошо, что все закончилось без ложки дегтя. В подобных случаях ложка дегтя не редкость.
– Да, верно.
– А так все складывается идеально.
Это сказал не кто-нибудь, а я. Разумеется, солгав. Я даже всплакнула, но решила, что слезы меня портят, а его утомляют.
Но он только повторил:
– Идеально.
В самолете это стихотворение опять завертелось в голове, но я все еще была счастлива. Заснула я с мыслью о том, что Икс телом находится рядом со мной, а после пробуждения быстро заполнила пустоту, вспоминая его голос, внешний облик, наши общие эпизоды.
Поначалу я купалась в своих воспоминаниях. Эти подробные многократные эпизоды удерживали меня на плаву. Я не пыталась от них убежать – мне этого просто не хотелось. Со временем, правда, захотелось. Они преследовали меня, как чума. И только дразнили желание, тоску и безнадежность – эту троицу хищников, загнанных в клетку и втиснутых ко мне в душу, хотя я этому противилась или, во всяком случае, не понимала, сколько они там проживут и сильно ли будут злобствовать. Образы, знаковые системы порнографии и романтики схожи: монотонны, автоматически обольстительны, чреваты скорым отчаянием. В них копался мой ум; не унимается он и по сей день. Я пытаюсь проявлять бдительность, читаю серьезную литературу, но время от времени увязаю в каком-нибудь из старых эпизодов – сама не знаю, как это получается.
На кровати лежит женщина в желтой ночной рубашке, которая не порвана, но сдернута с плеч и задрана к талии, прикрывая не больше, чем скомканный шарфик. Сверху склоняется обнаженный мужчина; протягивает стакан воды. Женщина почти без сознания: ноги ее широко разведены в стороны, руки раскинуты, голова свернута набок, словно каким-то стихийным бедствием; женщина делает над собой усилие, чтобы приподняться, и пытается удержать стакан трясущимися руками. Проливает воду на грудь, делает глоток, содрогается, падает на спину. У мужчины тоже дрожат руки. Он отхлебывает из того же стакана, смотрит на женщину – и смеется. Смех получается горестный, виноватый и добрый, но вместе с тем изумленный, и от этого изумления – один шаг до ужаса. Как мы на такое подвиглись? – вопрошает его смех. Как это понимать?
Вслух мужчина говорит:
– Мы едва не угробили друг друга.
Комната хранит отголоски недавнего смятения, криков, мольбы, зверских обещаний, жестоких заявлений и долгих, затихающих спазмов.
В ту же комнату льются признательность и блаженство, густой нектар любви, золотые сумерки любви. Да, да, этот воздух можно пить.
Вы понимаете, что я имею в виду: это и есть мои собственные муки.
9
Стоит такая пора, когда женщинам уже надоели сарафаны, ситчики, босоножки. В универмагах уже почти осень. К черному и лиловому бархату прикреплены толстые свитера и юбки. Молоденькие продавщицы размалеваны, как куртизанки. Я лихорадочно бросаюсь в мир одежды. Для меня все разговоры в универмагах наполняются смыслом.