– Потише, Майкл. Дети услышат.
– Раньше тебя это не беспокоило.
– Так, теперь уже ты истеришь.
– Я? Истерю? Отлично. Ты хотела, чтобы я что-нибудь предложил, Хелен. И вот мое предложение: я предлагаю тебе проводить жизнь на корпоративных собраниях, я предлагаю тебе выслушивать жалобы от сотрудников каждый раз, когда твое начальство задерживает зарплату, я предлагаю тебе выслушивать выговоры от начальства каждый раз, когда ты отсылаешь им отчеты со слишком низкими цифрами в графе «прибыль». Я предлагаю тебе наматывать по двадцать, двадцать пять, тридцать тысяч миль каждый год по всей гребаной Англии! И тогда, тогда, может быть, я позволю тебе разговаривать со мной таким тоном. Но пока этот день не настал, я был бы благодарен, если бы ты избавила меня от допросов с пристрастием насчет того, как я оплачиваю твои счета. Вот мое предложение, Хелен.
Отец громко зашагал наверх.
Он гремел дверцами картотечных шкафчиков в кабинете.
Мама не сдвинулась с места. Я боялся услышать ее рыдания.
Я смотрел «Завтрашний мир», и мечтал, что экран растворится – и я смогу сбежать туда, просто переступив из зала в «Завтра».
***
Война удивительна: в ней может победить даже тот, кто понес самые большие потери. Пока что новости плохие. Брайан Ганрахан сказал, что высадка в бухте Сан-Карлос стала самой кровопролитной для Королевской Морской Пехоты со времен Второй Мировой. Наши радары плохо работали из-за холмистой местности, и мы не видели истребителей до тех пор, пока они не оказались прямо над нами. Чистое, безоблачное утро стало настоящим подарком для аргентинцев. Они атаковали основные корабли, и поначалу не трогали транспортеры с пехотинцами, ведь они знали, что если главные суда пойдут ко дну, то добить пехоту на побережье – дело техники. Крейсер «Ардент» был потоплен первым. Крейсер «Удивительный» – получил серьезную пробоину. Крейсеры «Антрим» и «Аргонавт» успели отступить. Весь день по телеку показывали одни и те же фотографии. Вражеские истребители «Дассо Мираж 3», заполонившие небо. Столб черного дыма над крейсером «Ардент». И, наконец, впервые нам показали сами Фолклендские острова. Совершенно голые – ни деревьев, ни домов, ни изгородей – серо-зеленая пустыня. Джулия сказала, что это похоже на Гебридские острова, и я думаю, она права. (Мы были там три года назад – самые дождливые выходные в истории семьи Тейлоров. Но и самые лучшие. Мы с отцом всю неделю играли в настольный футбол. Я – за «Ливерпуль», он – за «Ноттингем форрест»). Брайан Ганрахан сообщил, что катастрофы удалось избежать лишь благодаря контратаке наших истребителей «Си-Харриер». Он рассказал, что прямо у него над головой из подбитого вражеского «Дассо Миража 3» катапультировался пилот – и в следующую же секунду истребитель рухнул в море.
О судьбе крейсера «Ковентри» ничего не сообщали.
Бог знает, кто сейчас выигрывает, а кто проигрывает. Ходят слухи, что Советы снабжают Аргентинцев фотографиями со спутника, поэтому те всегда точно знают, где располагаются наши корабли. (Брежнев умирает, или уже умер, поэтому можно лишь догадываться о том, что происходит в Кремле) Нил Броус говорит, что если эти данные подтвердятся, то Рональд Рэйган будет обязан вмешаться – потому как и мы и американцы состоим в НАТО. И если США вмешается, начнется Третья Мировая.
«Дэйли мэйл» опубликовали всю ту ложь, которой аргентинское правительство кормит своих людей. Я был просто в ярости. Джон Нотт, наш Министр Обороны, никогда не стал бы нам врать!
Джулия спросила, с чего я взял, что нам не врут?
– Мы британцы, – сказал я, – зачем правительству врать нам?
– Для того, – ответила Джулия, – чтобы убедить нас в том, что все идет как надо, в то время как на самом деле мы в жопе.
– Но… нам не врут.
– Именно так сейчас говорят аргентинцы. – Сказала Джулия.
Это вывело меня из себя. Сейчас, пока я окунаю свою перьевую ручку в чернильницу, где-то над Южной Георгией вдребезги разбивается вертолет. (*Южная Георгия – остров в Атлантическом океане, рядом с Фолклендскими островами, так же ставший частью конфликта между Британией и Аргентиной*). Пока я рисую в своей тетрадке окружность с помощью циркуля, крылатая ракета врезается в истребитель. И когда окружность будет закончена, валлийский гвардеец получит пулю в глаз.
Как люди вообще могут жить, зная, что где-то там происходит все это?
Я как раз вернулся из школы и зашел к себе в комнату, чтобы снять школьную форму, когда в окно увидел, как на Кингфишер Медоус появился роскошный серебристый «Лэндкрузер». Он заехал к нам во двор и начал парковаться прямо под моим окном. На улице весь день моросило, и, выйдя из машины, Эван накинул капюшон – так что я не мог толком разглядеть парня своей сестры. Я, честно говоря, предполагал, что он будет похож на принца Эдварда, но я ошибся – он был огненно рыжий, лицо покрыто брызгами веснушек, походка пружинистая, как у баскетболиста. На нем: рубашка персикового цвета и сверху джемпер цвета индиго, широкие штаны, такие, знаете, висящие на бедрах, с ремнем с огромной пряжкой, и остроносые ботинки с белыми носками. В общем, одет он был по последней моде – сейчас все так ходят. Я крикнул: «Джулия! Эван приехал!» Наверху раздался грохот – Джулия уронила один из своих пузырьков. «Черт!» (я никогда не понимал, чем все девчонки занимаются у себя в комнатах прежде, чем выйти на люди… Джулия может сидеть за запертой дверью часами. Дин Моран говорит, что его сестра такая же). Потом она крикнула:
– Ма-а-ам! Впусти его!
Мама уже спускалась. Я, как снайпер, занял позицию наверху – глядя на них сквозь балюстраду лестницы.
– Эван, я полагаю. – Сказала мама голосом, которым обычно пугают детей. – Рада, наконец, познакомиться с тобой.
Но Эван совсем не выглядел напуганным.
– Я тоже рад, миссис Тейлор. – Его голос звучал серьезно и вполне естественно.
– Джулия много рассказывала о тебе.
– Ой. – Он неловко улыбнулся. – Это плохо.
– Нет-нет-нет, – мамин смех был похож на брошенные в воздух конфетти. – Только хорошее.
– Про вас она мне тоже много чего рассказывала.
– Хорошо, хорошо. Что ж, я думаю, тебе лучше зайти и подождать внутри, пока Джул заканчивает свои… дела.
– Спасибо.
Мама закрыла дверь.
– Джулия говорила, что ты учишься в частной Соборной школе? Одиннадцатый класс?
– Точно. На одни пятерки, как и Джул.
– Угу, и тебе, ну, нравится?
– Что именно – моя школа или учиться на пятерки?
– Эм… – Мама пожала плечами, – школа.
– Там все очень строго. Но я не жалуюсь.
– Ну, знаешь, традиции ведь тоже очень важны.
– Абсолютно согласен, миссис Тейлор.
– Что ж, – мама посмотрела на потолок, – пока Джулия собирается, я могу предложить тебе чаю или кофе.
– Это очень мило, спасибо. Но день рожденья моей матери всегда начинается вовремя, как военный парад. И если я опоздаю, меня казнят на рассвете.
– Ох, как я ее понимаю! Брат Джулии обычно спускается к ужину только когда все уже остыло. Это ужасно раздражает. Но я все же надеюсь, что ты как-нибудь составишь нам компанию за семейным ужином. Папа Джулии просто мечтает с тобой познакомиться.
(Вот это новость!)
– Я не хотел бы навязываться.
– Но что ты!
– Я, ну, я, знаете ли, вегетарианец.
– Тогда это прекрасный повод для меня достать все свои книги рецептов и приготовить что-нибудь интересное. Если только ты пообещаешь разделить с нами ужин как-нибудь.
(отец называет вегетарианцев – «котлетофобы»)
Эван вежливо улыбнулся, но так и не сказал «да».
– Что ж, вот и славно. Так, я сейчас схожу наверх, проверю, знает ли Джулия, что ты ждешь ее. Подожди еще пару минут, хорошо?
Эван разглядывал наши семейные фото над телефоном (среди которых – фото маленького Джейсона; я покрываюсь потом стыда каждый раз когда, смотрю на этот снимок, но родители не разрешают снять его). Я разглядывал Эвана – это загадочное создание, которое, вопреки здравому смыслу, предпочитает проводить свое свободное время с моей сестрой. Он даже тратит на нее деньги – покупает ожерелья, украшения и прочее барахло. Зачем?
Эван не выглядел удивленным, когда заметил, как я спускаюсь по лестнице.
– Ты Джейсон, верно?
– Нет. Я – «Оно».
– Да брось! Она называет тебя так только когда злится.
– То есть каждую минуту, каждого часа, каждого дня.
– Неправда. Это совсем не так. И, – Господи! – ты бы слышал, как она назвала меня, когда я однажды умудрился не заметить ее новую прическу. – Он состроил весело-виноватую гримасу. – А ведь она весь день провела в парикмахерской.
– И как же?
– Если я скажу это вслух, – он понизил голос, – штукатурка начнет осыпаться с потолка, а обои отклеятся от стен. Я не хотел бы превратить ваш дом в руины с помощью этого «заклинания», твоим родителям это вряд ли понравится. Прости, есть вещи, которые должны оставаться неназванными.
Это, наверно, клево – быть Эваном. Быть остроумным. Говорить длинными предложениями. Что ж, пожалуй, Эван – это не самый худший вариант зятя.
– Можно я посижу в твоем «Лэндкрузере»?
Эван посмотрел на свои часы «Sekonda» (толстые, с металлическим ремешком).
– Конечно, почему нет?
– Ну, и как тебе?
Руль, обтянутый замшей. Салон, отделанный красной кожей и темным деревом, с хромовыми вставками. Моя ладонь легла на теплый рычаг коробки передач. Сиденье мягкое, с боковой поддержкой и подогревом, словно обнимало меня. Приборная панель зажглась призрачным светом, когда Эван вставил ключ в зажигание. Иглы-стрелки тахометра и прочих датчиков ожили и задвигались. Облако смолистого дыма вырвалось из выхлопной трубы, и потянулось вдоль улицы, сдуваемое ветром. Из спрятанных в дверях колонок и сабвуферов заиграла невероятная музыка («Heaven», – гордо сказал Эван, – «Talking heads». Дэвид Бёрн гений». Я просто кивнул, наслаждаясь чистотой звука). На зеркале висел освежитель воздуха, с цитрусовым запахом. На приборной панели – наклейка: пацифистский знак.