е давки. Свидетель, Джеральд Касл…» Это ведь твой сосед, да, Джейсон? «… сообщил корреспонденту, цитирую: «Это чудо, что никто не пострадал». Ой, извините, наверно, не стоит смеяться над этим. Это ведь совсем не смешно, правда. Там действительно началась давка, Джейсон?
– Да, мы были там с отцом. Сельский клуб был забит до отказа. А вы разве не ходили?
Мистер Моран словно окаменел, когда я задал этот вопрос.
– Сэм Суинярд приходил, выпрашивал мою подпись, но я вежливо отказал ему. – Наш разговор явно уходил не в то русло. – Ну и как, Джейсон, их дебаты произвели на тебя впечатление?
– Все были настроены против лагеря.
– Ох, не сомневаюсь! Эти ребята готовы молча наблюдать за тем, как эта тварь с Даунинг Стрит разбирает на части страну! Но как только дело касается цен на их собственные дома, они собирают свой кризисный комитет быстрее, чем любая революционная организация. (* «тварь с Даунинг Стрит» – это Маргарет Тетчер. На Даунинг стрит-10 в Лондоне располагается резиденция премьер-министра*)
– Фрэнк, – сказала миссис Моран, подразумевая: «притормози».
– А что? В моих жилах течет цыганская кровь, и я не стыжусь этого. И я не против того, чтобы Джейсон об этом знал! Видишь ли, Джейсон, мой дед был цыганом. Вот почему мы не пошли на собрание. Цыгане, конечно, не святые, но и не проклятые тоже. Они не лучше и не хуже наших фермеров, почтальонов и продавцов. И я считаю, что они имеют такое же право на жизнь, как и все остальные.
Я не знал, что сказать, поэтому просто кивал.
– Ну, полно ворчать. Одним ворчаньем сыт не будешь. Лучше помогите мне накрыть на стол. – Миссис Моран поднялась из кресла.
Мистер Моран достал газету «Кроссворды». На обложке «Кроссвордов» всегда помещают фотографии женщин в бикини, но внутри – ничего неприличного вы не найдете. Пока кухня наполнялась запахом окорочков и грибов, мы с Дином и Максин убирали с обеденного стола стопки книг, служивших нам сеткой во время игры в пинг-понг. Я стал помогать Дину сервировать стол, потому что не хотел возвращаться домой. Ящик для столовых приборов у Моранов – это сущий бардак: все свалено в кучу – вилки, ложки, ножи.
– Если хочешь, можешь поужинать с нами, Джейсон? – Мама Дина чистила картошку. – Келли звонила мне на работу. Она сегодня ужинает в какой-то кафешке с друзьями, у кого-то из них день рожденья, так что у нас за столом есть одно свободное место.
– Давай, – поддержал ее отец Дина, – позвони маме и скажи, что останешься подольше.
– Нет, мне лучше пойти домой. – Вообще-то я бы с радостью остался, но маму удар хватит, если она узнает, что я позволил себе есть где-то помимо дома. Отец тоже обычно изображает из себя злого полицейского, словно поужинать в гостях – это серьезное преступление. Хотя сам он в последнее время обедает в Оксфорде гораздо чаще, чем дома. – Но все равно спасибо.
На землю опустились сумерки, и туман рессеялся. В конце недели часы надо будет переводить на час назад, на зимнее время. Я знал, что мама скоро вернется из Челтенгэма, и все же решил не спешить. Я выбрал длинную дорогу – мимо магазина мистера Ридда. Так меньше шансов наткнуться на шайку Росса Уилкокса. Но стоило мне пройти мимо ворот церкви Святого Гавриила, как прямо на пути возникли какие-то ребята – они вышли из двора дома Колетт Тарбот. Это плохо.
Ох, это очень плохо. Я увидел Росса Уилкокса, Гарри Дрейка и еще десять или пятнадцать пацанов. Среди них были даже старшеклассники: Пит Рэдмарли и братья Туки. Между ними разразилась война. Каштаны были пулями, а опавшие яблоки и груши – тяжелой артиллерией. Всю эту амуницию мальчишки держали в своих свитерах, за пазухой. Желудь пролетел рядом с моим ухом. Раньше я бы просто присоединился к «войнушке», встал на сторону самых крутых ребят и поучаствовал бы в перестрелке, но – это было раньше. Сейчас, я думаю, если они меня заметят, кто-нибудь крикнет: «А-т-т-такуем Т-т-т-тейлора!», и обе команды забросают меня грушами насмерть. А если я попытаюсь сбежать, то для них это будет еще большее удовольствие – как охота на лису.
Я зашел в старое автобусное депо, пока они не заметили меня. Давным давно все автобусы Малверна, Аптона и Тэксберри останавливались здесь на ночь, но потом грохнул кризис, и большую часть маршрутов отменили, и теперь все автобусы стоят заброшенные и разрисованные графиттчиками. Один из «снарядов» ударился об землю рядом с дверным проемом, и я вдруг понял, что загнал себя в ловушку: армия Пита Рэдмарли отступала именню сюда, и шайка Росса Уилкокса преследовала их. Я выглянул и увидел, как одно из подгнивших яблок врезалось точно в голову Хлюпику и буквально разлетелось на кусочки. Уже через секунду отступающие зайдут сюда и найдут меня. Быть уличенным в попытке спрятаться – нет ничего унизительней.
Хлюпик стер ошметки яблочной мякоти с глаз и посмотрел на меня.
Испугавшись, что он меня выдаст, я приложил палец к губам.
Изумление на его лице сменилось ухмылкой. Он тоже приложил палец к губам.
Я выбежал из депо с такой скоростью, словно мною выстрелили из пушки. У меня не было времени искать путь к остступлению, поэтому я просто запрыгнул в кусты. Удача как всегда отвернулась от меня – это был остролист! Я оказался в центре самого колючего из всех возможных кустов. Я был весь в порезах, особенно на шее и на заднице, и все же ни один порез не жжется так же сильно, как жжется унижение. И – чудо из чудес! – никто не преследовал меня. Бой проходил так близко от моего укрытия, что я слышал, как Саймон Синтон бормочет себе под нос указания. Автобусное депо – мое прошлое укрытие – теперь превратилось в бункер одной из воюющих сторон.
– Эй, полегче, Крум, это, блин, больно вообще-то!
– Ой, правда? Бе-е-едненький! Прости меня, Робин, малыш! Мне та-а-ак жаль!
– Давай, пацаны! Покажем им, кому принадлежит эта деревня.
– Убьем их! Разорвем их на части! Утопим нафиг! Похороним!
Войско Пита Рэдмарли перегруппировалось. Бой продолжался – ожесточенный, и при этом абсолютно равный. Воздух был наполнен летящими снарядами и криками радости, сопровождавшими каждое точное попадание. Уэйн Нэшенд стал подбирать яблоки с земли буквально в метре от моего укрытия. Похоже, война снова двигалась в мою сторону. И все, что мне оставалось, – бежать в лес.
Лес был тихий и нечеткий как сон. Длинные листья папоротников били меня по лбу и хватались за карманы. Никто не знает, что ты здесь, шептали деревья, голые и черные в ожидании зимы.
Дети, над которыми издеваются хулиганы, обычно стараются быть неведимками, чтобы лишний раз не попадаться на глаза обидчикам. Заики стараются быть невидимками, чтобы кто-нибудь не дай бог не узнал, что они заики. Дети, чьи родители ругаются, стараются быть невидимками, чтобы не стать причиной очередной ссоры.
Джейсон Тейлор, Тройной Невидимка. Даже я сам в последнее время почти не вижу Джейсона Тейлора, точнее, вижу его так редко (иногда в зеркале, перед сном, или когда пишу стихи), что уже сомневаюсь в его существовании. Но здесь, сейчас, в лесу, я был собой – я перестал быть неведимкой. Кривые ветки, узловатые корни, лесные тропы, земляные валы, озеро, промерзающее до дна в январе, коробка из-под сигар, спрятанная в кроне платана, того самого, где мы когда-то собирались построить наш «дом-на-дереве», и эта тишина, лесная тишина, наполненная птицами и хрустом веток, и еще – колючие папоротники и всякие секретные места, которые видны лишь одинокому путнику.
Время в лесу старше и мудрее, чем время в часах. В голове у меня светились тысячи возможностей, они были похожи на звездное небо. Ведь в лесу нет границ и заборов. Лес – и есть и граница и забор. Не бойся. В темноте ты видишь лучше. Я бы с радостью работал в лесу. Друиды сегодня уже вымерли, но зато «лесник» - вполне себе профессия. Я мог бы работать лесником во Франции. Деревьям не важно, заика ты или нет. Деревья принимают тебя таким, какой ты есть.
Это «друидное» чувство так взволновало меня, что я захотел в туалет. Я вырыл небольшую ямку плоским камнем в толстом слое палой листвы, снял штаны и сел на корточки. На самом деле это довольно клево – посрать в лесу, прям как пещерный человек. Мои какашки с тихим шелестом падали на сухую листву. Срать, сидя на корточках, гораздо легче, чем в туалете. (только одна вещь мешала мне по-настоящему насладиться процессом – навозные мухи. Я боялся, что они сядут мне на задницу и отложат яйца в прямую кишку. Потом их личинки вылупятся и доберутся до моего мозга. Мой двоюродный брат, Хьюго, сказал мне, что такое уже однажды случилось с одним мальчишкой в Америке, его звали Акрон Огайо (*Акрон – город в штате Огайо*)).
– А это нормально – разговаривать с самим собой в лесу? – Громко сказал я, просто чтобы услышать свой голос.
Я услышал пение птицы – так близко, словно она зависла прямо у меня над ухом; и пение ее было похоже на звуки флейты внутри стеклянной банки. Если б я только мог остановить это мгновение, забраться в эту банку, окунуться в ее музыку, я бы остался там жить, и никогда не выходил бы из нее.
Но у меня затекли ноги, и я пошевелился. И неизвестная птица испугалась и исчезла – она улетела в свой мир веток и мгновений.
Я вытирал задницу охапкой листьев, когда перед глазами у меня возникла эта гиганская собака, этот бело-коричневый волк. Это чудовище выпрыгнуло из зарослей папоротника.
Я был уверен, что оно убьет меня.
Но монстр спокойно взял в зубы мой адидасовский рюкзак и рысцой побежал по тропе, удаляясь.
Это всего лишь собака, дрожал внутри меня Червяк, она ушла, все хорошо, мы в безопасности.
Тяжелый стон, похожий на стон мертвеца, вырвался из моей глотки. Шесть рабочих тетрадей, включая тетрадь мистера Уитлока, плюс три учебника. Все это пропало! Что я скажу учителям? «Я не принес домашнюю работу, сэр. Собака украла ее». Мистер Никсон заставит меня ходить с тростью, чтобы наказать меня за столь «оригинальную» отмазку.