Было уже слишком поздно, и все же я вскочил на ноги и начал преследование. Мой незастегнутый ремень болтался в паху, мои штаны сползли, и, наступив на штанину, я неловко рухнул на землю. Сухие листья набились мне в трусы.
Мне ничего не оставалось, кроме как бежать по тропе и искать среди черных осенних пейзажей белые пятна – собачью спину. Мистер Уитлок замучает меня своими саркастичными шуточками. Мистер Коскомби будет в бешенстве. А недоверие мистера Инкберроу будет таким же несгибаемым, как и его линейка. Черт, Черт, Черт! Сначала ученики повесили на меня ярлык червяка, а теперь еще и учителя будут думать, что я идиот. «Какого черта ты делал в лесу в такое время?»
Что это было – сова?
Здесь, поблизости, на склоне была поляна; я знал о ней, мы с пацанами здесь когда-то играли в войну. Мы относились к этому довольно серьезно, играли по всем правилам: с пленными, мирными договорами и флагами, которые нужно выкрасть с базы противника (флагом обычно служил носок, насаженный на палку), и с правилами, напоминавшими что-то среднее между пятнашками и дзюдо. Наша война была гораздо более изощренной и интересной, чем та, в которую играют неудачники из Малверн Роуд. Когда полевые командиры набирали себе команды, меня брали одним из первых, потом что я очень быстро бегаю и могу легко вскарабкаться на любое дерево. Эх, вот были времена! Как же круто было! Занятия спортом в школе – это совсем другое. В спорте ты не можешь перевоплотиться в кого-то, кем ты не являешься. Но, к сожалению, игра в войну сегодня не в почете. Мы, кажется, были последними, кто играл в нее. Сейчас, с каждым годом тропинок в лесу становится все меньше: одни зарастают колючими растениями, другие – колючей проволокой (чертовы фермеры). Дороги, они такие. Они просто исчезают, если по ним никто не ходит. Сегодня родители уже не позволяют детям бегать по лесу, после того, как стемнеет. Недавно где-то рядом с Глочестерширом, был убит мальчик, разносящий газеты, Карл Бриджвотер. Полиция нашла его тело в лесу.
Мысль о смерти Карла Бриджвотера напугала меня. Чуточку. Убийца скорее всего просто перенес его тело в лес, чтобы спрятать. Не думаю, что кто-то будет поджидать свою жертву здесь – это попросту глупо. Лес в Блэк Свон Грин – это не Шервудский лес и не Вьетнам, тут не так уж много гуляк. Все, что мне нужно сейчас, это найти путь домой – я могу повернуть назад, или просто двигаться вперед до тех пор, пока не дойду до полей.
Ага, без рюкзака.
Дважды я видел белые пятна вдали и думал, Собака!
В первый раз это была береза, во второй раз – старый пакет.
Это безнадежно.
Я вышел кромку карьера. Я совершенно забыл о нем с тех пор, как перестал играть в войну. Карьер не глубокий, и все же упасть в него было бы больно. Он был похож на трехступенчатый бассейн с дорогой в дальней части, ведущей в сторону Хайк Лэйн. Или Пиг Лэйн? Я с удивлением заметил огоньки внизу и услышал голоса. Я насчитал пять или шесть грузовиков, плюс дома на колесах, загон для лошадей, старый, раздолбанный «Хиллман-вэн» и мотоцикл с коляской. На дне карьера гудел генератор.
Это должно быть цыгане.
Под каменной насыпью, прямо у меня под ногами горел тусклый, как будто грязный костер, и семь или восемь человек сидели вокруг. И собаки.
Но пса, который меня обокрал, я пока не видел. И рюкзака своего – тоже. И все же я был уверен, что он где-то здесь.
Только одна проблема: как это будет выглядеть, если мальчишка, живущий в доме с четырьмя спальнями на Кингфишер Медоус, сейчас спустится к цыганам и обвинит их в том, что их собака украла его вещи?
У меня не было выбора.
Но как я мог? Я ведь ходил в сельский клуб на собрание Кризисного Комитета. И теперь мой рюкзак у них. В конце концов, я решил, что нужно спуститься к ним по главной дороге, чтобы они не решили, что я шпионю за ними.
– Чего это ты тут разнюхиваешь, а?
Если после шутки отца Дина Морана возле колодца я получил сразу пять инфарктов, то после этой фразы – все десять. Мрачное кривоносое лицо появилось из темноты. Он был в ярости.
– Нет, - я говорил умоляющим голосом, – я просто подумал… – но закончить фразу я не успел, я сделал шаг назад.
И упал.
Камни катились вниз по склону, и я катился с ними, вниз и вниз (это будет удача, если ты сломаешь только ногу, сказал мой Нерожденный Брат Близнец) и вниз и вниз («Мля!» и «смотрите!» и «СМОТРИТЕ!» кричали люди) и вниз и вниз и (караван, костер, ключица) дыхание сбилось, легкие словно захлопнулись, когда я рухнул, наконец, на дно.
Собаки яростно лаяли в нескольких дюймах от моего лица.
– А НУ ОТОШЛИ, ТУПЫЕ ШАВКИ!
Мелкие камни и ошметки грязи все еще сыпались на меня сверху.
– Так, – прохрипел голос, – а этот откуда свалился?
Это было, как в сериале, когда герой просыпается в больнице, открывает глаза и видит плывущие, размытые лица. Но – гораздо страшнее, ведь я был не в больнице, я был в темноте, на дне карьера. Мое тело ныло сразу в двадцати местах. Но боль была тихой, и я подумал, что все-таки смогу ходить. Перед глазами все вертелось, словно я сидел внутри стиральной машины, в режиме отжима.
– Паренек рухнул с обрыва!
Все новые люди появлялись в свете костра. Они смотрели на меня подозрительно и даже враждебно.
Старик заговорил на иностранном языке.
– Нет, мы не будем его х-ронить! Он не со скалы упал!
– Все в порядке, – во рту у меня был песок, – я в порядке.
– Ты можешь встать, пацан? – Спросил один из них.
Я попытался, но земля у меня под ногами все еще дрожала.
– Да ты на ногах не стоишь, – прохрипел голос, – Тащи свою задницу к костру. Так, помогите мне…
Две руки поддержали меня и помогли дойти до костра. В одном из домов на колесах открылась дверь, и на улицу вышли две женщины в фартуках, мать и дочь. Из дома доносились звуки телевизора – новости. Обе женщины выглядели очень сурово. Одна из них держала на руках младенца. Дети толпились и толкались, каждый хотел посмотреть на меня. Они выглядели еще более дикими и жестокими, чем любой ребенок из моей школы, даже более жестокими, чем Росс Уилкокс. Дожди, холода, царапины, хулиганы, домашка – дети цыган не знают таких проблем.
Один из мальчишек сидел у костра и ковырял ножом какой-то кусок резины. Он вел себя так, словно меня здесь нет. Лезвие его ножа двигалось быстро и иногда ловило блики костра. Длинные волосы скрывали пол его лица.
Я посмотрел на хриплого старика – это был точильщик ножей. Это немного успокоило меня. Хотя с другой стороны: когда он стоял у меня на пороге – это одно, но когда я свалился ему на голову – совсем другое.
– Простите… спасибо, но мне лучше идти.
– Я поймал его, Бакс! – Мальчишка с кривым носом скользил вниз по насыпи, словно на лыжах. – Но этот идиот упал! Я его даже тронуть не успел! Он сам! Хотя, наверно, надо было толкнуть его! Он шпионил за нами, сучонок!
Точильщик ножей посмотрел на меня.
– Ты вряд ли сможешь уйти, дружок. Ты с трудом на ногах стоишь.
– Наверно, это прозвучит… (Палач заблокировал «странно»)… необычно, но я повернул в лес, когда шел мимо церкви Святого Гавриила, и я просто решил (Палач схватил «сесть»)… отдохнуть, и вдруг этот пес (Господи, это звучало так убого)… этот огромный пес взял мой рюкзак и убежал. (на их лицах не было ни единого намека на сочувствие). В том рюкзаке все мои учебники и тетрадки. – Палач заставлял меня подбирать слова, и я выглядел как лжец. – Потом я побежал за псом, ну, я пытался догнать его, но стало темно и тропа, ну, вроде как привела меня… – Я большим пальцем показал себе через плечо. – Туда, на край карьера. И я увидел вас, но я не шпионил (даже младенец смотрел на меня с недоверием) Это правда, я просто хотел вернуть свой рюкзак.
Длинноволосый парень продолжал строгать.
– Зачем ты вообще пошел в лес? – Спросила женщина.
– Я прятался. – Только правда могла спасти меня.
– Прятался? – Спросила ее дочь. – От кого?
– От мальчишек.
– А что ты им такого сделал? – Спросил кривоносый пацан.
– Ничего. Я им просто не нравлюсь.
– Почему?
– Откуда я знаю?
– Ты знаешь. Я уверен, ты знаешь.
Конечно же, я знал.
– Я не один из них. Вот почему. Они считают, что этого достаточно, чтобы ненавидеть.
Я почувствовал влажное тепло на ладони – собака лизала мне руку. Мужчина с зачесанными назад волосами и бакенбардами хмыкнул и сказал старику:
– Ты бы видел свое лицо, Бакс! Когда этот парень покатился по склону! Прямо из ниоткуда!
– Дыа, я был бледен, как грех! – Старик бросил пивную банку в костер. – И знаешь что, Клем Остлер? Я этого не стыжусь. Я думал, что это мертвяк приковылял к нам прямо из могильника. Или, что чертовы гринго бросают в карьер старые холодильники и печки, совсем как в прошлый раз, в Першоур-вэй. У меня чуйка на такую фигню хорошо фурычит (или у цыган проблемы с произношением, или они просто изобрели новые слова для старых понятий). И то что этот мелкий (он подозрительно кивнул на меня) шарится тут, еще раз подтверждает мою правость.
– Скажи, а ты не думал, просто попросить? – Точильщик ножей повернулся ко мне. – Если ты уверен, что твой рюкзак у нас, ты мог просто прийти к нам.
– Или ты думал, что мы подвесим тебя на вертеле над костром? – Женщина скрестила руки на груди. Руки толстые, как высоковольтные провода. – Ага, мы ведь цыгане, мы дикари, и любим варить суп из бледнолицых на ужин! Так тебе казалось, да?
Я пожал плечами, не в силах найти ответ. Длинноволосый все еще строгал ножом свой кусок резины. Пахло костром и жженым маслом, телами и сигаретами, сосисками и фасолью, сладостями и навозом. Эти люди живут гораздо более свободной жизнью, чем я, но в моей жизни больше комфорта, и еще я, скорее всего, проживу гораздо дольше, чем они.
– Допустим, мы поможем тебе найти твой рюкзак, – сказал мужчина, сидящий на троне из покрышек, – что ты сможешь дать нам взамен?
– Мой рюкзак у вас?