. Я сплюнул.
Зимний лес выглядит очень хрупким.
Мои мысли порхали с ветки на ветку.
Отец приезжал вчера, чтобы забрать свои вещи. Мама упаковала их в черные мусорные пакеты, потому что все чемоданы были заняты ее вещами. Они с Джулией уехали в галерею в Челтенгэм, а я сидел в своей комнате на сундуке и смотрел сериал «Счастливые дни», когда за окном вдруг послышался звук – неизвестная машина парковалась у нас во дворе. Я выглянул из окна в зале и увидел небесно-голубой «Фольцваген» Джетта. Отец вышел из машины – со стороны пассажирского сидения.
В последний раз я видел его в ту ночь, когда целовался с Холли Деблин, и когда он сказал мне, что они с мамой расстаются. Это было две недели назад. Мы, конечно, еще говорили с ним по телефону в Рождественскую ночь (Рождество мы праздновали в гостях у тети Эллис), но это было ужасно, ужасно, ужасно. Что я должен был ему сказать? «Спасибо за конструктор и за пластинку Жана-Мишеля Жарра»? (именно это я и сказал) Они уже давно не общаются, и мама даже не спросила меня, о чем мы с ним говорили.
Когда я увидел небесно-голубой «Фольцваген» Джетта, Червяк внутри меня зашипел: беги! Прячься!
– Привет, пап.
– Ох! – Сложно описать выражение его лица в тот момент: он был похож на альпиниста, который видит, как рвется его страховочный трос. – Джейсон, я надеялся, что… – он хотел сказать «надеялся, что никого не будет дома», но изменил фразу на: – я не знал, что кто-то дома.
– Я услышал машину (это было и так понятно). Мама на работе (он и так это знал).
– Она собрала мои вещи. Я приехал забрать их.
– Да. Она сказала.
Лунно-серый кот пробрался в гараж и теперь спал на мешке с картошкой.
– Ну, как там Джулия? – Спросил отец.
На самом деле он хотел спросить: «Джулия ненавидит меня?» Но даже Джулия не смогла бы ответить на этот вопрос.
– Она… в порядке.
– Хорошо. Хорошо. Передай ей от меня привет.
– Хорошо. (почему бы тебе самому не передать ей привет от себя?) Как провел Рождество?
– О… неплохо. В тишине. – Отец увидел гору мусорных пакетов. – Ох, это ужасно. Хотя я вполне понимаю, почему она сделала это. А ты сам – как провел Рождество?
– Мое Рождество тоже было ужасным. Ты отращиваешь бороду?
– Нет, я просто не… а может и отращиваю. Я не знаю. Как там родня в Ричмонде? Нормально?
– Тетя Эллис говорит, что все это к лучшему, потому что… ну, ты знаешь.
– Да, конечно.
– Алекс просто играл в свой ВВС компьютер. Хьюго такой же слащавый, как всегда. Найджел любит решать квадратные уравнения. Дядя Брайан… – Я не мог закончить предложение, и отец сделал это за меня:
– … напился и говорил про меня гадости?
– Мне иногда кажется, что дядя Брайан идиот.
– Ну, он может вести себя, как идиот. – Что-то изменилось в его лице. Он выглядел опустошенным и несчастным, но при этом умиротворенным. – Это нормально – люди иногда делают поступки, которые для них нехарактерны. Не нужно судить так строго. Иногда ты просто не видишь всей картины, поэтому делаешь ложные выводы. Понимаешь?
О да, я отлично тебя понимаю.
Меня мучило одно противоречивое чувство: я пытался быть дружелюбным с отцом, и мне казалось, что тем самым я предаю мать. Они могут бесконечно повторять «мы оба до сих пор любим тебя», но от этого не легче. Мне все равно приходится выбирать – чью сторону занять, кому оказывать поддержку.
Я видел силуэт внутри «Фольцвагена»
– Она… – я не знал, как назвать ее.
– Синтия подвезла меня, да. Она хотела бы познакомиться, если (бешеный органист вдарил сразу по всем моим нервным окончаниям, как по клавишам)… если, конечно, ты не против. – В его голосе появилась мольба. – Ты ведь не против?
– Нет, (я был против) я не против.
На улице моросил дождь – капли такие мелкие, что они, казалось, не падают, а просто висят в воздухе. Я шел к «Фольцвагену», и Синтия открыла дверь. Она не была похожа ни на секс-бомбу с большими сиськами ни на злобную ведьму. Обычная серая мышь, простая и невзрачная. Русые волосы до плеч, карие глаза. Она совсем не выглядела как мачеха.
– Привет, Джейсон. – Женщина, с которой мой отец проводил больше времени, чем с моей матерью, она смотрела на меня так, словно я направил на нее пистолет. – Я Синтия.
– Здрасте. Я Джейсон. – Это было очень, очень, очень странно. Никто из нас не протянул руку. На заднем стекле ее автомобиля я увидел наклейку «В МАШИНЕ МАЛЕНЬКИЙ РЕБЕНОК». – У вас есть ребенок?
– Да, Милли уже почти научилась ходить. – Если б вы слышали ее голос, вы бы точно решили, что мамин голос звучит гораздо более женственно. – Камилла. Милли. Ее отец – мой бывший муж – был уже… я имею в виду, он уже не живет с нами.
– Угу.
Отец стоял в своем бывшем гараже и наблюдал за тем, как его сын общается с его будущей женой.
– Ну, – Синтия страдальчески улыбнулась. – Ты можешь приезжать к нам в гости, когда захочешь, Джейсон. Между Оксфордом и Челтенгэмом все время ездят поезда. – Голос Синтии гораздо тише, чем голос мамы. – Твой отец был бы очень рад видеть тебя иногда. Правда, очень рад. И я – тоже. Мы живем в большом старом доме. У нас там даже есть ручей на заднем дворе. У тебя там будет собственная… (она хотела сказать «собственная комната», но осеклась). Мы всегда будем рады тебе.
Я кивнул, потому что не знал, что сказать.
– В любое время. – Синтия посмотрела на отца.
– А как… – я начал говорить, испугавшись собственного молчания.
– Если ты… – она заговорила в ту же секунду.
– Извините, продолжайте.
– Нет, ты что-то хотел сказать.
– Как давно (ни один взрослый никогда не давал мне права говорить первым) вы знаете папу? – Я хотел разрядить обстановку, но мой вопрос прозвучал так, словно я из гестапо, а она – у меня на допросе.
– Мы выросли вместе, – Синтия тщательно выбирала слова, чтобы ответ не звучал двусмысленно, – в Дэрбишире.
То есть Синтию он знает гораздо дольше, чем маму. И вот вопрос: если бы отец женился на Синтии, а не на маме, и у них родился бы сын, это был бы я? Или совершенно другой мальчик? Или я – но лишь наполовину?
Все эти Нерожденные Братья Близнецы – они меня пугают.
Я смотрел на озеро в лесу и вспоминал, как ровно год назад мы играли здесь в Британских Бульдогов. Двадцать или тридцать пацанов скользили по льду и вопили. Том Юи прервал нашу игру, появившись здесь на своем «Сузуки». Он сидел на этой самой лавочке. А сейчас он лежит на кладбище, там, на островах, где даже не растут деревья, и где никто не слышал о прошлом январе. А его сломанный мотоцикл был разобран на запчасти, для починки других мотоциклов «Сузуки». Мир не позволяет вещам просто быть. Всегда есть начало и конец. Листья опадают с плачущих ив и тонут в озере и превращаются в ил. Какой во всем этом смысл? Мои мать и отец полюбили друг друга, у них появилась Джулия, появился я. А потом они разлюбили друг друга, Джулия уехала в Эдинбург, мама – в Челтенгэм, отец – в Оксфорд, к Синтии. Мир всегда разрушает то, что создает.
Но кто сказал, что в мире есть смысл?
Я уснул, и мне снился поплавок. Оранжевый, он болтался в глянцевой воде, совсем недалеко от берега. Рядом со мной на лавочке сидел Хлюпик с удочкой в руках. Этот Хлюпик из сна был удивительно реален, я видел каждую деталь, даже чувствовал запах – и только тут я понял, что, наверно, и не сплю.
– Как жизнь, Марвин? Мне тут снилось…
– Вставай вставай штанишки надевай.
– … что-то. Давно ты здесь сидишь?
– Вставай вставай штанишки надевай.
Мои «Касио» показывали, что я проспал всего десять минут.
– Должно быть…
– Скоро снег пойдет. Завалит все. Школьный автобус застрянет.
Я потянулся, захрустел косточками.
– А почему ты не смотришь «Лунного гонщика»?
Хлюпик с сочувствием глянул на меня, так, словно я – сертифицированный деревенский идиот.
– Потому что здесь нет телека, я на рыбалке вообще-то. Пришел посмотреть на лебедя.
– В Блэк Свон Грин нет лебедей, Марвин. В этом вся шутка.
– Дурацкие яйца! – Хлюпик сунул руку в штаны и стал чесать мошонку. – Дурацкие яйца!
Малиновка подлетела к кусту и села на ветку так, словно позировала для рождественской открытки.
– Итак, если не секрет, Марв, сколько щук ты уже поймал?
– О чем ты говоришь, я не ловлю сук, я ловлю рыбу.
– Оу.
Хлюпик, щурясь, смотрел на меня.
– Однажды я поймал огромного толстого карпа. Поджарил гада на палке, дома, на заднем дворе. Глаза – вот самая вкусная часть рыбы. Это было прошлой весной. Или позапрошлой. Или позапозапрошлой.
Звук сирены донесся до нас, приглушенный лесом.
– Что там случилось, как ты думаешь? – Спросил я у Хлюпика. – Кто-то умирает?
– Дебби Кромби везут в больницу. Ее ребенок скоро вылезет наружу.
Грачи кар… кар… каркали, их карканье было похоже на ворчанье старика, забывшего, зачем он поднялся по лестнице.
– Я уезжаю из Блэк Свон Грин сегодня.
– Что ж, увидимся еще.
– Нет, скорее всего не увидимся.
Хлюпик приподнял ногу и пернул так громко, что малиновка сорвалась с куста и в ужасе полетела прочь.
Оранжевый поплавок был неподвижен.
– Помнишь, в прошлом году ты нашел тут мертвого котенка?
– Я не люблю «Кит-Кат». Только «Киндер сюрприз» и «Твикс».
Оранжевый поплавок был неподвижен.
– Хочешь мармеладу?
– Нет. – Он взял у меня пакет с мармеладом и сунул себе в карман. – Не ошобенно.
Что бы это ни было, оно пролетело над нами так низко, что, я, наверно мог бы коснуться его кончиками пальцев, если б не был так напуган. Сначала я даже не понял, что это было. Дельтаплан… мой мозг пытался ухватить форму этой штуки, «Конкорд»…
… ангел-мутант, упавший с небес на землю…
Лебедь скользил по воздуху и замедлялся, готовясь встретить свое отражение.
Отражение скользило по водной глади и замедлялось, готовясь встретить лебедя.