«Мондего тихий, ясная вода…»© Перевод В. Левик
Мондего тихий, ясная вода,
Воспоминаний край, для сердца чудный,
Где, ослеплен надеждой безрассудной,
Я шел за ней, но шел я… в никуда.
Я ухожу от милого гнезда,
Но памятью в мой путь глухой и трудный
Я уношу твой берег изумрудный.
Чем дальше ты, тем ближе, — так всегда.
Орга́н души, о родине скорбящий,
Судьба в чужие земли унесет,
К чужим ветрам, в неведомые чащи.
И все ж душа направит свой полет
На крыльях мысли, в прошлое летящей,—
Вновь погрузиться в глубь прозрачных вод.
«Воспоминанья горькие, вы снова…»© Перевод В. Левик
Воспоминанья горькие, вы снова
Врываетесь в мой опустелый дом.
Я так придавлен, так опутан злом,
Что не надеюсь и не жду иного.
Мне видеть гибель всех надежд не ново,
И, сотни раз обманутый во всем,
Я с примиренным сердцем и умом
Терплю вторженье образов былого.
Терплю и цепи горестной судьбы.
Но пусть в несчастьях век мой горький прожит,
Я милосердья от нее не жду.
Нет больше сил для жизни и борьбы,
Так пусть паду — падением, быть может,
Я от себя страданье отведу.
«Над прожитыми днями размышляя…»© Перевод В. Резниченко
Над прожитыми днями размышляя,
Свою судьбу предвидел я давно:
Грядущее былым предрешено,
И, значит, горю нет конца и края.
Амур жестокий и Фортуна злая,
Вам это сердце скорбное дано,
Чтобы, пока еще живет оно,
Его терзать и мучить, умерщвляя!
Но пусть любовь, наслышавшись молвы
Про бедствия мои, в преддверье казни
Мне шлет мечты, которые мертвы,
Пусть рок свиреп и полон неприязни —
Пока в душе моей, сеньора, вы,
Смотрю в глаза Фортуне без боязни.
«Пускай враждебный рок, моя сеньора…»© Перевод В. Левик
Пускай враждебный рок, моя сеньора,
Закрыл, мой смертный приближая час,
От глаз моих сиянье Ваших глаз,
В котором сердца скорбного опора,—
Моя душа не слышит приговора,
В огне сражений, в море — всякий раз
Она напоминает мне о Вас,
Дабы союз наш кончился не скоро.
Ей не прикажет и всесильный рок!
Пусть голод, холод, бури, вражий ков —
В ней вечно вы пребудете живая,
Чтоб мой дрожащий, хриплый голос мог
Все отогнать — и бури, и врагов,
Одно лишь имя Ваше называя.
«Блажен, чья жизнь лишь тем омрачена…»© Перевод В. Левик
Блажен, чья жизнь лишь тем омрачена,
Что он гоним красавицей надменной.
Он все же мнит в надежде неизменной,
Что лучшие настанут времена.
Блажен, кому в разлуке суждена
Лишь боль о прошлом. Он в душе смиренной
Таит лишь страх пред новой переменой,
А боль уж в нем и уж не так страшна.
Блажен и тот, кого грызет досада,
В ком гнев кипит, бушует возмущенье,
И кто не знает, что такое смех.
Но жалок тот, чье сердце было б радо
Любой ценою вымолить прощенье
За те дела, которых имя — грех.
«Как лебедь умирающий поет…»© Перевод В. Левик
Как лебедь умирающий поет
На зыбкой глади озера лесного,
Когда впервые, скорбно и сурово,
На жизнь глядит уже с иных высот,—
О, если б он часов замедлил ход,
О, если бы расправил крылья снова!
Но славит он конец пути земного,
Освобожденье от земных забот,—
Так я, сеньора, здесь, в пути далеком,
Уже смирясь пред неизбежным роком,
Не в силах жить, берусь за лиру вновь
И снова славлю горькими словами
Мою любовь, обманутую вами,
И вашу изменившую любовь.
«Итак, судьбы узнал я благодать!..»© Перевод В. Левик
Итак, судьбы узнал я благодать!
Лежу в пыли, и мне уж не подняться.
Все изменилось, так чему ж меняться?
Все потерял я, что еще терять?
Расстался с лучшим — значит, с худшим ладь
Жить прожитым я буду впредь пытаться.
Но в мире зла, где злу и не дивятся,
На что и жить, чего от жизни ждать?
Пускай же смерть приходит, торжествуя.
Надежды нет, желаний больше нет.
Так пусть умру, хоть сердцу легче будет.
Ведь от добра уже добра не жду я.
Но средство есть от этих зол и бед,
И за него пусть мир меня не судит.
«О, непорочная душа, так рано…»© Перевод В. Резниченко
О, непорочная душа, так рано
Ушедшая от суеты мирской,
Тебе на небе вечный дан покой,
Мне на земле — мучительная рана.
Но если в горних сферах невозбранна
Живая память о любви былой,
Ты вспомнишь взгляд воспламененный мой,
В котором и поныне страсть сохранна.
И если ты услышишь боль мою.
И если ты поймешь, как безутешно
Я, по тебе тоскуя, слезы лью,
Молись, чтоб столь же скоро и поспешно
Соединил нас бог в святом раю,
Сколь рано мы расстались в жизни грешной.
«Печали полный радостный рассвет…»© Перевод В. Резниченко
Печали полный радостный рассвет,
Смешавший краски нежности и боли,
Пусть будет людям памятен, доколе
Есть в мире скорбь, а состраданья нет.
Чертившее на небе ясный след,
Лишь солнце соболезновало доле
Двух душ, разъединенных против воли,
Чтобы погибнуть от невзгод и бед.
Лишь солнце видело: обильной данью
Наполнилась могучая река,
Взяв у влюбленных слезы и рыданья.
И слышало: мольба их столь горька,
Что может и огонь смирить, страданья
Уменьшив осужденным на века.
«Быть запертым в позорную тюрьму…» © Перевод В. Резниченко
Быть запертым в позорную тюрьму —
Итог моих пороков и гордыни.
Смерть разрубила цепи, но поныне
Прикован я к несчастью моему.
Амур не примет агнца — потому
Я в жертву жизнь принес его святыне.
Судил мне рок скитаться на чужбине
И нищенскую в руки дал суму.
С тех пор, не веря радости обманной,
Считая наслаждение зазорным,
Живу я, крохи малые ценя,
Наученный звездой моей туманной,
Безглазой Смертью, Случаем притворным
Страшиться счастья пуще, чем огня.
«Печаль и страсть исчезнут без следа…»© Перевод В. Резниченко
Печаль и страсть исчезнут без следа,
Желанья и мечты уйдут в былое,
Мир ни минуты не стоит в покое,
Меняя все, проносятся года.
Изменчива мгновений череда,
Ждешь одного — появится другое,
Но вспоминать о счастье горше вдвое,
Чем о беде, ушедшей навсегда.
Растаял снег, и распустились розы,
Вновь зелен луг, а я не в силах петь:
Не льется песня, льются только слезы.
Все перемены я готов стерпеть,
Но скоро жизнь — страшнее нет угрозы
Изменится, чтоб не меняться впредь.
«Как только ночь, сменяя день превратный…»© Перевод В. Левик
Как только ночь, сменяя день превратный
Измученного погружает в сон,
Мне душу той показывает он,
Кто мне как сон явилась благодатный.
И я бегу пустыней необъятной
За нею вслед, виденьем ослеплен,
Но призрак, вставший из былых времен,
Уходит прочь дорогой невозвратной.
«Красавица, помедли!» — я кричу,
Но, улыбаясь нежно из тумана,
Она как будто молвит: невозможно.
Ей «Дина», — крикнуть, — «мене» я хочу
И просыпаюсь. Кровь стучит тревожно,
А я лишен и краткого обмана.
«Когда брожу я по лугам зеленым…»© Перевод В. Левик
Когда брожу я по лугам зеленым,
Везде за мной летит пичужка вслед.
Она забыла счастье прежних лет
И наслажденье счастьем обретенным.
Я от людей бегу к речным затонам,
Она и здесь мой спутник, мой сосед.
Друг другу мы дарим забвенье бед,
Обоим легче в горе разделенном.
И все ж она счастливей! Пусть навек
Она былое благо утеряла,—
Ей не мешают в чаще плакать сиро.
Куда несчастней создан человек!
Чтобы дышать — и воздуха мне мало,
А чтобы жить — мне мало даже мира.
«Дожди с небес, потоки с гор мутят…»© Перевод В. Левик
Дожди с небес, потоки с гор мутят
Речную глубь. В волнах не стало брода,
В лесах не стало лиственного свода,
Лишь ветры оголтелые свистят.
Сменил весну и лето зимний хлад,
Все унеслось в круговращенье года.
Сама на грани хаоса природа,
И умертвил гармонию разлад.
Лишь время точно свой блюдет порядок.
А мир… а в мире столько неполадок,
Как будто нас отверг всевышний сам.
Все ясное, обычное, простое,
Все спуталось, и рухнули устои.
А жизни нет. Жизнь только снится нам.
«Исчезни, память о былом, дозволь…»© Перевод В. Резниченко
Исчезни, память о былом, дозволь
Забыть счастливый миг, что мною прожит
И нынешние муки только множит,
На раны сердца просыпая соль!
Но если наперед известно, сколь
Печален жребий мой, тогда, быть может,
Удача мне в последний раз поможет,
Чтоб умер я и прекратилась боль?
Пусть жизнь, затмившись, сгинет без возврата,
И вместе с ней воспоминанья сгинут —
Тогда и скорбь отхлынет от груди.
Какая может быть страшна утрата
Тому, кто счастьем навсегда покинут
И ждет одних несчастий впереди?
«О светлый сон, сладчайший, своевольный…»© Перевод А. Косс
О светлый сон, сладчайший, своевольный,
Продли еще обман блаженный свой!
Он в забытьи владел моей душой,
И пробудиться было б слишком больно.
Тобой бы кончить путь мой в жизни дольной,
О ложь прекрасная, мираж благой!
Когда бы смерть в тот миг пришла за мной,
Я, насладившись, умер бы, довольный.
Я счастлив был, хоть разлучен с собой,
Обрел во сне все, чаянное в яви —
Судите же, сколь взыскан я судьбой.
Нет жребия печальней и лукавей:
Ведь явь ко мне всегда была скупой,
Я лишь от вымысла ждать счастья вправе.
«Да сгинет день, в который я рожден!..»© Перевод В. Левик
Да сгинет день, в который я рожден!
Пусть не вернется в мир, а коль вернется,
Пусть даже Время в страхе содрогнется,
Пусть на небе потушит солнце он.
Пусть ночи тьма завесит небосклон,
Чудовищ сонм из ада изрыгнется,
Пусть кровь дождем из туч гремящих льется
И сын отца убьет, поправ закон.
Пусть люди плачут и вопят, не зная,
Крепка ль еще под ними грудь земная,
Не рушится ли мир в бездонной мгле.
Не плачьте, люди, мир не заблудился,
Но в этот день несчастнейший родился
Из всех, кто был несчастен на земле.
«Что, смерть, несешь? — Я солнце унесла…»© Перевод В. Резниченко
— Что, смерть, несешь? — Я солнце унесла.
— Когда оно затмилось? — В час рассвета.
— Из-за чего? — Мне не узнать секрета.
— Кто знает? — Тот, кто все вершит дела.
— Где тлеть ему? — В земле, где вечно мгла.
— А как же пламя? — Сникнет, тьмой одето
— Что скажет Лузитания? — Лишь это:
«Марии недостойна я была».
— Где тот, кто видел свет? — Скончался вскоре.
— Что говорит Амур? — Молчит в смятенье.
— Кто смог уста замкнуть ему? — Беда.
— А королевский двор? — Померк от горя.
Что там осталось? — Мрак, и запустенье,
И слезы по ушедшей навсегда.
«О вы, кто честным изменил дорогам…»© Перевод В. Левик
О вы, кто честным изменил дорогам,
Чья цель одна: довольство и покой,
Вы блага жадной ловите рукой,
И Беспорядок — ваш кумир во многом.
А мир меж тем идет в Порядке строгом.
Вы жертвуете совестью, собой,
Но божий суд карает грех любой,
И даже Случай тоже создан богом.
Наказан будет тот, кто лишь в судьбу
Да в случай верит разумом кичливым,—
Есть в опыте опасности зерно.
Бог не простит упрямому рабу,
Но то, что он считает справедливым,
Для нас несправедливо и темно.
«Влекомы ветром, сквозь морские дали…»[53]© Перевод В. Резниченко
Влекомы ветром, сквозь морские дали
Несите, волны, боль мою туда,
Где скрылась та, что, скрывшись без следа,
Не может утолить моей печали.
Скажите ей, что дни пустыми стали,
Но все полней, скажите ей, беда,
Скажите: горе будет жить всегда,
Но я, скажите, выживу едва ли.
Скажите ей: смертелен мой недуг,
Скажите: радость скрылась без возврата,
Скажите: вы — причина этих мук.
Скажите ей, сколь велика утрата,
Но, ей скажите, все утратив вдруг,
Любовь, скажите ей, храню я свято.
РЕДОНДИЛЬЯ НА ЧУЖОЕ ДВУСТИШИЕ© Перевод А. Косс
О, свет моих глаз,
Увижу ли вас?
Время мчит, гоня
Дней суетных стаю,
Для всех пролетая,
Но не для меня:
Не дождусь я дня,
Чтобы выпал час
Мне увидеть вас.
Хоть и долгий срок
В этой жизни краткой
Дан надежде шаткой,
Мне она не впрок!
Но страдать мне сладко,
Лишь бы только раз
Мне увидеть вас.
О мои мученья,
Ваш смысл постигаю;
Хоть изнемогаю,
Но искать спасенья —
Любви в оскорбленье:
Чту ее приказ
И приемлю вас.
Боль моя и счастье,
Все, чем дорожу,
Кому расскажу
Об этой напасти?
Будь то в моей власти,
Я бы и на час
Не покинул вас.
ЛАБИРИНТ, В КОЕМ СОЧИНИТЕЛЬ ЖАЛУЕТСЯ НА МИР© Перевод А. Косс
Без руля, без парусов
Наудачу время мчится,
Ветер буйствует и злится;
Тот, кто к бедам не готов,
Должен многому учиться.
Держит тот бразды правленья,
Кто не видывал узды;
Ненасытные хотенья,
Честолюбье, вожделенье
Суть источники беды.
Вот корабль ко дну идет,
С ним погибнут упованья.
Вижу: злому — власть, почет,
Вижу: от беды падет,
Кто не чует испытанья.
Кто не сиживал в седле,
Тот в седле расселся ныне.
Властвуют по всей земле
— Купно с дьяволом в зачине —
Все, кто закоснел во зле.
Что нас в этом мире ждет?
Без препятствий зло ярится.
Всяк рискует ошибиться,
Коль дурной тропой идет:
Может сам к дурным прибиться.
Праведным удел — мученья,
Злые властию горды,
Злые скроют преступленья;
Всё ж от кар им нет спасенья,
Коль раскаянью чужды!
Ни руля, ни парусов!
Глянь — за валом вал катится!
Всяк погибели страшится:
Жребий наш людской суров —
Наудачу время мчится.
Нет злодействам искупленья!
Принесет свои плоды
Лишь раскаянье в смиренье;
Злые множат ухищренья,
Злым неведомы труды.
В час ненастья и невзгод
Нет надежд, тяжки страданья,
Тяжек испытаний гнет;
Лишь хитрец от бед уйдет,
Тщетны слезы и стенанья.
Этот мир погряз во зле.
Наказание гордыни
Все ж затеплит свет во мгле;
Добрые страдают ныне,
В тягость зло самой земле.
Если читатель перенумерует строки
десятистиший, а затем соединит вместе
строки, соответствующие друг другу по номеру,
у него получится десять пятистиший, —
в этом и состоит хитрость лабиринта:
Без руля, без парусов
Вот корабль ко дну идет.
Что нас в этом мире ждет?
Ни руля, ни парусов
В час ненастья и невзгод!
Наудачу время мчится,
С ним погибнут упованья:
Без препятствий зло ярится!
Глянь — за валом вал катится!
Нет надежд, тяжки страданья.
Ветер буйствует и злится!
Вижу: злому — власть, почет!
Всяк рискует ошибиться,
Всяк погибели страшится,
Тяжек испытаний гнет.
Тот, кто к бедам не готов,
Вижу: от беды падет,
Коль дурной тропой бредет.
Жребий наш людской суров:
Лишь хитрец от бед уйдет.
Должен многому учиться,
Кто не чует испытанья:
Может сам к дурным прибиться.
Наудачу время мчится,
Тщетны слезы и стенанья.
Держит тот бразды правленья,
Кто не сиживал в седле.
Праведным удел — мученья,
Нет злодействам искупленья,
Этот мир погряз во зле.
Кто не видывал узды,
Тот в седле расселся ныне.
Злые властию горды;
Принесет свои плоды
Наказание гордыни.
Ненасытные хотенья
Властвуют по всей земле.
Злые скроют преступленья.
Лишь раскаянье в смиренье
Все ж затеплит свет во мгле.
Честолюбье, вожделенье —
Купно с дьяволом в зачине.
Все ж от кар им нет спасенья.
Злые множат ухищренья,
Добрые страдают ныне.
Суть источники беды
Все, кто закоснел во зле,
Коль раскаянью чужды.
Злым неведомы труды,
В тягость зло самой земле.
СТАНСЫ© Перевод А. Косс
Счастье быстролетно,
Живучи невзгоды,
Ложь мечты бесплотной
Являют нам годы.
Радость не продлится,
А любовь — тем паче.
Жалок, кто прельстится
Дарами удачи.
Счастью, что нестойко,
Грозят испытанья:
Неизменна только
Скорбь воспоминанья.
Кто живет в покое,
Тот живи с опаской:
Зло пагубней вдвое,
Коль прикрыто маской.
Кому злой рок ведом,
Тот учись страшиться:
По минувшим бедам
Суди, что свершится.
Жил в радости я —
В печали живу я,
И душа моя
Стенает, тоскуя.
Не могу не клясть я
Мои заблужденья:
Длилось годы счастье,
Ушло во мгновенье.
Что вам, мои очи,
Увидеть пришлось!
Плачьте дни и ночи,
Горе стоит слез!
Отныне для вас
Пусть солнце не светит,
Пусть денницы час
Взор в ночи не встретит.
Пусть луга цветут,
Пусть журчит река,
Меня ж пусть гнетут
Печаль и тоска.
Мне б сказать о боли.
Чтоб вздохнуть вольготней, —
Кто виной неволи,
Воли не дает мне!
С унылою думой
Живу я уныло:
И дума угрюма,
И жизнь мне постыла.
Верил я удаче,
Неудачу встретил:
Блаженно незрячий,
Беды не заметил!
Горек мой удел,
Судьба моя зла:
Все, чем я владел,
Мигом отняла!
О воображенье,
С явью не в ладу!
Увижу ли день я,
Которого жду?
В этот век усталый
Все так быстротечно:
Еще не настало —
И скрылось навечно!
Надежды обманны:
Мелькнули — умчали;
Только постоянны
Вы, мои печали.
Любовь слепит взор нам,
Царя на просторе:
Горе непокорным
И покорным — горе!
Знаю: Амур лжив,
Мучит нас бесцельно,
Но если я жив,
Любовь не смертельна!
ПИР, КОТОРЫЙ АВТОР ЗАДАЛ В ИНДИИ НЕСКОЛЬКИМ ФИДАЛГО, СВОИМ ДРУЗЬЯМ© Перевод А. Косс
Коль, по чести, вы не рады
Грустный вечер провести,
Знаете, что сделать надо?
Повернуться и уйти:
Здесь утробе нет отрады.
Вам стишок по вкусу мой?
Если да, то, мне сдается,
Вкусу в этом прок прямой,
Ибо здесь вам не придется
Ублажать свой вкус едой.
Древле Гелиогабал[54]
Изощрялся в злых причудах:
Если пир он задавал,
Яства для гостей на блюдах
Раб-искусник рисовал.
Не страшитесь сих проказ:
Скучно то, что уж не ново;
Ожидает в этот раз
Ужин не из красок вас —
Вам на ужин будет Слово!
Здесь жаркого вам не есть,
Здесь не пить вам капарики,
Но зато что есть, то есть,
Именно: бумаги десть
И чернил запас великий.
Вы кривите рот, дружище?
Тут поэзии вина:
Предлагает вместо пищи
Вам она бумаги писчей
И чернил взамен вина.
Дабы вашему желудку
Пир подобный не был вреден,
Пищу предложу рассудку:
Коли ужин не был съеден,
Переваривайте шутку!
Вам налог плачу немалый:
Все подряд зарифмовать,
Вас при том не задевать.
Обойдусь без покрывала:
Мне ведь нечего скрывать!
Сто чертей! Пятьсот! Мильон!
Поклянусь я горним миром,
Коль не даст нам пищи он:
Я вам не хамелеон,
Чтобы жить одним зефиром!
По́лно, друг мой, не сердитесь,
Пропитанье вам пошлет
Небо от своих щедрот;
Есть, что́ есть, вы убедитесь,
Гляньте-ка на оборот.
Дичи у меня в достатке,
Мне нести ее не лень:
Вот вам перепела тень,
Вот виденье куропатки,
Вот приснившийся олень;
Есть вино — самообман,
Сладкое — воспоминанье;
Будь подливою туман,
Будь приправою мечтанье:
Вам отменный ужин дан!
Тот, кто дал «Метаморфозы»
Миру[55], с детства был пиит,
Сам о том он говорит:
Хочет молвить что-то прозой —
Невзначай стихи творит.
Я свершу почище дело,
Не останусь я в долгу!
Об заклад побьюсь я смело,
Что для вас и ужин целый
Претворить в стихи могу!
ОДА III© Перевод А. Косс
Когда бы мысль дарила
Мне повод к радости — как повод к пеням
Мне горе сотворило,—
Я лирою и пеньем
Утешился б, вооружась терпеньем.
И голос мой усталый,
Столь чистый, радостный во дни былого,
Ничто б не омрачало,
И не звучало б слово
Столь горестно, столь хрипло и сурово.
Будь я таков, как прежде,
Я мог бы ваши заслужить хваленья,
И вам, моей надежде,
Вознес бы я моленья,
Любовь воспел бы и ее томленья.
Счастливые печали,
Блаженнейшие дни и упованья!
Как сладостны вы стали,
Мои воспоминанья,
Теперь, во дни суровые страданья!
О радости былые!
О рай — тебя на миг мне подарили!
Что вы, невзгоды злые,
Мне с жизнью сотворили —
Разрушили ее и разорили!
К чему так долго длится
Жизнь, тяжкой удрученная напастью?
И мне не исцелиться
Твоей, о Время, властью,
И нет исхода моему злосчастью!
Но все ж, томясь, горюя,
Осиливаю искус сей постылый,
А лишь заговорю я —
Мне изменяют силы,
Слабеет голос мой, звучит уныло.
Увы! Орфей счастливый!
Мольбам твоим и лире сладкострунной
Внял Радамант гневливый[56],
И ты с супругой юной
Увиделся, покинув мир подлунный.
В сердца самих Эриний[57]
Проникли эти сладостные трели.
И грозные богини,
Что яростью горели,
Втроем притихли вдруг и присмирели.
И несравненным звукам
Внимала преисподняя в молчанье,
Далась отсрочка мукам,
И замерли стенанья,
Сменилось наслаждением страданье.
Сизиф свой тяжкий камень
Вверх в гору не катил по кручам склона,
И колесо, чей пламень
Жег вечно Иксиона[58],
Застыло по велению Плутона.
И скорби сострадая,
Душой богиня гордая[59] смутилась,
И нимфа молодая,
Что с жизнью распростилась,
К тебе из царства мертвых возвратилась.
Но сила не дана мне
Смутить хотя бы душу человечью
И сердце тверже камня
Растрогать грустной речью —
В жестокой я сочувствия не встречу!
Ведь ты, моя царица,
Бесчеловечней, беспощадней втрое[60]
Гирканской злой тигрицы
И девы Каллирои[61],
И льва, что притаился за горою!
Но с кем я тщетно спорю,
Кому я сетованья шлю напрасно?
Лишь вас, о девы моря,
Что чисты и прекрасны,
Молю я: троньтесь долею злосчастной!
И над лазурной влагой
Вы злато влажное кудрей взметните,
Веселою ватагой
Из пенных волн шагните
На брег морской и на меня взгляните.
И с песнями сбирая
Цветы, что по лугам цветут зеленым,
Глядите — умираю;
Внимайте скорбным стонам,
Сочувствуйте потокам слез соленым!
Предстанет перед вами
Тот смертный, что несчастней всех на свете.
Исходит он слезами:
К любви попал он в сети,
И живы в нем одни лишь муки эти.
ОДА IX© Перевод А. Косс
Холодные снега,
Растаяв, с гор сбегают в дол ручьями,
И зелены луга,
Что затканы цветами,
И вновь оделись дерева листами.
Зефир подул несмело,
И стрелы меткие вострит Эрот;
Рыдает Филомела[62],
А Прокна дом свой вьет;
Влюбился в землю ясный небосвод.
Проходит средь полей
Киприда[63] в окруженье резвой свиты,
И пляшут, всех милей,
Три юные Хариты[64],
Обнажены и розами повиты.
Покорствуя Гефесту[65],
Вершат циклопы свой нелегкий труд,
А нимфы, выбрав место,
В траве ромашки рвут,
Венки плетут и сладостно поют.
Диана в дол с высот
Спускается, лесной наскучив сенью,
Ко брегу светлых вод,
Где по ее веленью
Охотник дерзкий принял смерть оленью[66].
Уйдет сухое лето
Вслед за весной зеленой в свой черед,
И хладная, как Лета,
Затем зима придет,
Положенный верша круговорот.
Посыплет белый снег,
Нагие склоны гор запорошатся,
От ливней воды рек
Прозрачности лишатся,
И мореходы моря устрашатся.
Все в мире быстротечно:
Неверно Время, власть его грозна.
Печальна иль беспечна,
Нам жизнь на миг дана —
Едва начавшись, кончится она.
Где гордый Илион[67],
Его герои, славные когда-то?
Где Крёз? Ушел и он
Дорогой без возврата:
Перед всевластьем лет бессильно злато.
Ты думал, ослепленный,
Что лишь богатство — счастия залог?
Не внял речам Солона[68],
От истины далек:
Постичь ее ты лишь в страданье смог!
Недолговечных благ
Не удержать ни силой, ни казною,
И пусть стремится всяк,
Идя стезей земною,
Для смерти благо обрести иное.
Ведь из ночи Аида
Нам избавленья нет и путь закрыт,
И даже Артемида
Тебя, о Ипполит,
Из тьмы на свет вовек не возвратит[69].
И как Тезей[70] ни смел,
Ни хитростью, ни силою десницы
Он все же не сумел
Раскрыть врата темницы,
Где Пирифой закованный томится.
ЭКЛОГА VIII(Рыбацкая)© Перевод А. Косс
Пылает к Галатее белокурой
Рыбак Серено: бедный обречен
На медленную смерть судьбою хмурой.
В тот час, когда, трудами увлечен,
Всяк невод свой из глубей Тежо тянет,
Беспечным ветрам жалуется он:
— Когда ж, о Нимфа, день благой настанет
И обратишь ты слух к моим речам?
Иль жалкое меня безумье манит
К твоей улыбке, голубым очам?
Но нет без них душе моей покоя,
Хоть всю тщету упорства вижу сам.
Коль милосердье есть в тебе людское,
Коль чья-то трогает тебя беда,
Со сделкой согласись, молю, такою:
Тебе я душу отдал навсегда —
Дай мне взамен хотя бы взгляд небрежный.
А коль моя злосчастная звезда
В сей милостыне мне откажет нежной,
Тебе крыла Эрота подарю,
Упавшие в погоне безнадежной
За девою, что я боготворю.
Ее красот и жемчуг недостоин.
Но тщетно я вздыхаю и горю:
Коль ветер стих, морской простор спокоен,
А у меня в душе покоя нет,
И хриплый хор скорбей моих нестроен.
Покуда не зардеется рассвет,
В тумане спят Арра́бидские горы[71],
И слеп их камень, солнцем не согрет.
Меня же ослепляет свет, что взоры
Твои струят: голубизну свою
Им отдали небесные просторы.
Шлю вздохи ветрам, втуне слезы лью,
Хоть замирают трепетные волны,
Когда о скорби и любви пою
При всплесках весел под луною полной,
И добрые дельфины вслед за мной,
Плывут, внимая, свитою безмолвной,
И море тихо, кроток час ночной.
Так провожу я жизнь в тоске и плаче,
А ты, смеясь, проходишь стороной.
Или немил тебе удел рыбачий —
Сеть жалкая, да утлый мой челнок,
Да бедность, да погоня за удачей?
Как знать, быть может, минет малый срок,
И я вернусь с добычею богатой —
Иным от моря был немалый прок.
Но чистой красоте противна плата,
Что Тежо прячет в токе светлых вод:
Цена ей — вечная любовь, не злато.
Так пусть, о нимфа, взор твой упадет
На берег ближний: имя Галатеи
На шелковистом он песке прочтет[72].
Ветр и волна щадят его, не смея
Коснуться букв, что я три дня назад
Чертил — Амур водил рукой моею.
С его же помощью нашел я клад
Из редких раковин, больших и малых,
И для тебя сорвал в стране наяд
Коралла ветвь; известно о кораллах —
В воде мягки они, как те слова,
Что жажду я из уст услышать алых:
Надежда, вопреки всему, жива!
СЕКСТИНА© Перевод А. Косс
Уходят от меня дни краткой жизни,
Коли могу еще сказать, что жив я;
Сколь время быстротечно, видят очи.
Скорблю о прошлом — и покуда в слово
Я скорби претворяю, дни проходят:
Минуют годы, остается горе.
О горькое мучительное горе!
Назвал я краткой жизнь — нет, в долгой жизни
Мне муки суждены, что не проходят.
Мне все едино, мертв я или жив я.
К чему я плачу? И на что мне слово.
Коль обмануться не дают мне очи?
О светлые и ласковые очи!
В разлуке с вами я изведал горе,
И передать его бессильно слово.
Коль в этой долгой, в этой краткой жизни
Меня ваш взгляд коснется, значит, жив я
И все во благо, скорби же проходят.
Но вижу я, что скорби не проходят
И прежде грустные сомкну я очи,
Чем у́зрю ту, чьей светлой властью жив я;
Перо, чернила мне помогут в горе,
Чтоб я поведал о докучной жизни:
В невзгодах верность мне хранит лишь слово.
Да полно обольщаться, лжет и слово!
Чредою мысли, спор ведя, проходят,
И столько грусти выпало мне в жизни,
Что, если б не дарили радость очи,
Не мог бы я себе представить горе
Сильней, чем то, во чьих тенетах жив я.
Огнем объят, в огне и в муках жив я:
Когда б дышать не помогало слово,
Меня дотла б испепелило горе;
Но в муках огненных, что не проходят,
Потоки слез мне увлажняют очи
И не дают сгореть несчастной жизни.
Я умираю в жизни, в смерти жив я,
Незрячи мои очи, немо слово;
Проходят купно радости и горе.
ЭЛЕГИЯ III© Перевод А. Косс
Овидий грустный, сосланный певец,
Вдали и от Сульмона[73], и от Рима,
Супруг скорбящий, горестный отец,
Уже не чая край узреть родимый.
По неприютным Понта берегам
Скитался, одиночеством томимый.
Холмам и водам, людям и богам
Слал жалобы на свой удел печальный
И ужасался хладу и снегам.
Созвездья, что обходят свод хрустальный,
Он созерцал: веленья их — закон,
Земля им, воздух, небо подначальны.
И рыб, плывущих в море, видел он,
И хищников — велением природы
Был родиной им лес и горный склон.
Он видел, как берут начало воды
Печальных рек из тайных недр земли:
Есть и у них отчизна и свобода:
А он, от милой родины вдали,
Жил на чужбине в муке постоянной —
Нет в мире мук, что эту превзошли.
Одна лишь Муза спутницей желанной
Была ему, когда свою беду
В стихах оплакивал он неустанно.
Сдается мне, такую жизнь веду
И я теперь в печали и в изгнанье
И возвращенья благ былых не жду.
Здесь вглядываюсь я в воспоминанья
О прежнем счастье — тот, кто им владел,
Потом всегда хранит его в сознанье.
Здесь вижу, как изменчив мой удел,
Как я ошибся, почитая вечным
Блаженства срок, что мигом пролетел.
Здесь мыслю в сокрушении сердечном,
Сколь мало виноват; и грустно мне,
Что карам обречен бесчеловечным:
Ведь тот, кто страждет по своей вине,
Хотя бы заслужил свои мученья;
Но невиновный мучится вдвойне.
Когда зари румяное свеченье
Окрасит небо, и роса падет,
И вновь раздастся Филомелы пенье,
В мой сон, прервавший на ночь власть невзгод,
Печаль виденья шлет, я в муках снова:
Что людям отдых — мне пора забот.
И вот, восстав от сна (некстати слово:
Устав от снов, где сил восстать возьму!),
Неверною походкою слепого
Я ухожу к высокому холму,
Сажусь и предаюсь своей печали,
Под светом солнца погружен во тьму.
И вижу в мыслях я родные дали,
Но взор вотще б услады в них искал:
Они былую прелесть потеряли.
Я вижу лишь нагие глыбы скал.
Поля иссохшие я вижу — те же.
Где прежде каждый цветик взор ласкал.
И вижу я хрусталь чистейший Тежо,
И резво крутогрудые суда
Скользят по влаге ласковой и свежей,
Которая уносит их туда,
Куда — на веслах иль под парусами —
Желание влечет их иль нужда.
Следя за ними грустными глазами,
Молю я воду, хоть глуха она
К скорбям души, что изошла слезами:
Остановись, не убегай, волна!
Коль не уносишь в порт меня желанный,
Хоть слезы унеси мои сполна,
Покуда день и радостный, и жданный
Меня, счастливого, не приведет
Туда, куда спешишь ты невозбранно.
Увы! Едва ли этот день придет:
Жизнь кончится быстрее, чем изгнанье,
Смерть начеку — не милует, не ждет.
Но коль меня в печали и в стенанье
Застигнет смерть — куда душе идти
Во власти нетерпенья и незнанья?
Ведь если в Тартар приведут пути,
Боюсь, и Лете ведома едва ли
Боль горше той, что у меня в груди.
Когда бы и Тантал[74], и Титий[75] знали
Про эту боль, свою в сравненье с ней
Они бы наслажденьем почитали.
При этой мысли стражду я сильней:
Питая жизнь мою, воображенье
Мне думы шлет, одна другой грустней.
Но раз удел мой — скорби и лишенья,
Осталось мне, чтоб муку превозмочь,
Воображать былые утешенья,
Пока меня навек не примет ночь
Иль день благой не встречу я, ликуя,
Когда Фортуна сможет мне помочь,
Коль ей дано менять судьбу такую.
ЛУЗИАДЫ(фрагменты)© Перевод А. Косс
Из песни IX («Остров Любви»)
51. Итак, плывут по морю корабли;
Им запастись бы надо влагой пресной —
Ведь долог путь до отческой земли
По шири волн, под твердию небесной.
Вдруг видят мореходы, что вдали
Над морем остров высится безвестный.
То было в час, когда на небосклон
Выходит та, кем был рожден Мемнон[76].
52. Тот остров, и приветный, и зеленый,
Гнала Венера по кристаллу вод
(Так ветер гонит парус отбеленный)
Туда, где видела могучий флот.
Богинею всесильной окрыленный,
Судам навстречу остров сам плывет,
Чтоб мимо второпях не пролетели:
Цитера[77] не отступится от цели.
53. Когда ж к нему направились суда,
Она остановила остров властно:
Так Делос замер недвижим, когда
Приютом для Латоны[78] стал злосчастной,
Что двойнею божественной горда.
Там был залив, удобный, безопасный,
И пестрые ракушки средь песка
Рассыпала Венерина рука.
54. Там три холма вздымались горделиво,
Густою зеленью лаская взгляд:
Казалось, изумрудов переливы
Одели остров в радостный наряд.
С холмов ручьи стекают, их извивы
Средь белоснежных камушков блестят
Прозрачной влагой, быстрой и певучей,
И брызги радужной взлетают тучей.
55. В долине, что промеж холмов легла,
Слились ручьи, струи соединили:
Гладь озера недвижна и светла,
Над ней деревья головы склонили —
Глядятся в воды, словно в зеркала.
Как будто прихорашиваясь или
Как будто созерцая свой портрет,
Чтоб сходства полного постичь секрет.
56. Как пышны, как благоуханны кроны
И как прекрасны спелые плоды:
Под тяжкой ношей клонятся цитроны
И все же ношею своей горды;
И схожи с грудью девичьей лимоны:
Так дивно вылеплены, так тверды!
И блещут апельсины налитые,
Как будто кудри Дафны золотые!
57. Украсили вершины трех холмов
Алкидов тополь[79], лавр, что Аполлоном
Любим вдвойне; почетней нет венков!
Кипридин мирт[80] растет везде по склонам,
В сосне Кибелы оживает вновь[81]
Фригийский бог, что умер оскопленным,
И кипарис верхушкой, как перстом.
Указывает ввысь, где горний дом.
58. Все, чем дарит Помона[82] садовода,
Здесь без труда растит и без хлопот
Могучая и щедрая Природа:
Вкуснее здесь и вишни рдяный плод,
И персик, что, не требуя ухода,
Здесь лучше, чем в краю родном, растет,
А ягода душистой шелковицы,
Иссиня-черная, как шелк, лоснится!
59. От спелости растрескался гранат,
И зернышки его пурпурней лала[83],
И с вяза свесил гроздья виноград:
Те — зелены, те — сок наполнил алый;
А груши пташек-лакомок манят,
Им прятаться средь листьев не пристало,
Ведь жадный клюв отыщет их везде:
Что ж, чтобы жить, покорствуйте беде!
60. Ковер, которым устлан дол тенистый,
Ни пышностью своей, ни красотой
Персидским не уступит: мягкий, чистый,
Он — украшение долины той.
Чело Нарцисс склоняет остролистый
Над безмятежной ласковой водой,
Сын-внук Кинира венчик в травах прячет[84]:
Доселе по нему Киприда плачет.
61. И не сказать, сравнив земли наряд
И благолепье горнего простора,—
Цветы ль Авроре красоту даря́т
Иль красоту дарит цветам Аврора.
Зефир и Флора чудеса творят:
Гордятся нежной прелестью убора
Ромашка, ирис; роза взор мани́т
Румянцем свежим девичьих ланит.
62. Бледны левкои, как влюбленных лики,
Росой омыты лепестки лилей,
Вот майоран, а вот средь повилики
Являет гиацинт, краса полей,
Две буквы — и роняет солнце блики
На сей цветок, что всех ему милей[85],
А в небесах поют и вьются птицы,
А на земле тварь всякая резвится.
63. Глядит олень в стекло прозрачных вод.
Среди ветвей распелась Филомела.
И, вторя ей, по озеру плывет
Красавец лебедь, гордый, снежно-белый:
Вот заяц быстрый промелькнул, а вот
Лань глянула из чащи оробело.
Пичуга ко гнезду стремит полет
И в клюве корм птенцам своим несет.
64. И вот пристали к сей земле блаженной
Усталые от странствий моряки,
А по лесу бродили, совершенны
Красою, беззаботны и легки,
Богини: те играли вдохновенно
На флейтах, арфах: те плели венки;
Те — словно для охоты — взяли луки.
Но тетиву не напрягали руки.
65. Так Афродита научила дев:
Бродить поодиночке, в отдаленье,
Чтоб, легконогих ланей сих узрев,
Мужи сперва познали вожделенье.
Иные, сняв наряд, в тени дерев
Свершали в чистых водах омовенье,
Гордясь природной властью наготы
И явной, неподдельной красоты.
66. Но юноши, что на берег ступили,
Соскучась по земле за столько дней,
Хотели дать в ловитве выход силе,
Все помыслы свои стремили к ней —
Они б за дичью прошагали мили,
Меж тем как без ловушек, без сетей
Иная дичь покорно ждет их ныне,
Подстрелена пафосскою богиней[86].
67. В чащобу смело ринулись одни,
Кто с аркебузою, кто с арбалетом:
Намеревались выследить они
Оленей, что в лесу водились этом.
Другие предпочли бродить в тени,
Смягчавшей зной, столь нестерпимый летом,
Вдоль звонкоструйных и прозрачных рек,
Стремивших к морю свой веселый бег.
68. Но видят вдруг: средь зелени мелькают
Цветные пятна; постигает взгляд —
То не цветы красой его ласкают,
То нежностью тонов его манят
Шелка, и шерсть, и лен, что облекают
— Искусством умножая во сто крат —
Красу цветов в обличье человечьем:
Пред ними розам похвалиться нечем!
69. Велозо в изумлении вскричал:
«Сеньоры, вот восьмое чудо света!
Никто подобной дичи не встречал —
Посвящена богиням роща эта.
Досель ничьих мечтаний не венчал
Успех столь редкий, явная примета,
Что мир немало дивного припас
Для человеческих бесстрашных глаз!
70. Но, может быть, не явь они, виденье!
Догоним их, чтоб истину узнать!»
И, как борзые, прытки, в нетерпенье
Бегут, стремясь проворных нимф догнать.
Те ускользают, словно бы в смущенье,
И за стволами прячутся опять,
Прикидываясь, что изнемогают,
И тут-то их борзые настигают.
71. У той взвевает ветер шелк кудрей,
У той приподнимает лен покрова,
При виде белизны летит быстрей
Ловец, исполнен пыла молодого.
Та, будто бы споткнувшись средь корней,
Упала, но нисколько не сурова
С тем, кто упал немедля близ нее,
Благословляя счастие свое.
72. А юноши, что шли тропой прибрежной
Вдоль речки, нимф-купальщиц видят там.
Те вскрикивают жалобно и нежно,
Бегут, нагие, к деревам, кустам,
Восторг даруя плотью белоснежной
Глазам, хоть отказали в нем устам:
Про стыд они как будто позабыли,
Страшась — притворно! — подчиниться силе.
73. Иная тщится спрятать под водой
Красы нагие, вспомнив о Диане,
Иная, словно ей грозят бедой,
Рукой неверной ищет одеянье,
И в воду прыгает моряк младой,
Ни платья, ни сапог не сняв заране —
Упустишь дичь, коли не поспешить,—
Дабы в воде свой пламень утишить.
74. Так пес бесстрашный, что охотой занят
И брать подранков из воды привык,
Едва лишь ствол пищали в небо глянет,
Одним прыжком влетает в воду вмиг,
Не в силах ждать, покуда выстрел грянет,—
И вот, глядишь, он утицу настиг.
Так юноша, пылая, к той стремится,
Что Фебу не доводится сестрицей[87].
75. Был Лионардо воин удалой,
Младой, смышленый, рыцарски учтивый;
Не раз он больно ранен был стрелой —
Амур его преследовал ретиво;
И полагал он в сей недоле злой,
Что не сподобится любви счастливой;
Но все же верить юноша хотел,
Что может измениться сей удел.
76. И вот изнемогает он в погоне
За юною Эфирой, полной чар:
Она упорней прочих в обороне
Того, что ей дано Природой в дар,
Дабы дарить: нет нимфы непреклонней.
И молит он: «Пусть мой сердечный жар
Тебя растрогает! Ты завладела
Моей душой — не отвергай же тела!
77. Сдаются все вокруг, лишь ты одна
Стремишься скрыться здесь, в лесу высоком.
Иль ты заране предупреждена
Моей Удачей, что гоним я роком?
Коль то поведала тебе она,
Держащая меня в плену жестоком,
Не верь ей — ведь когда я верил ей,
Обманывался я всего больней!
78. Мне и себе ты даришь усталь, пряча
Красы свои; поверь мне, если б ты
Остановилась, то моя Удача
Мне б не дала достичь моей меты.
Постой — увидишь, как, меня дурача,
Она погубит вновь мои мечты.
И убедишься — в том клянусь я мессой —
79. Остановись! И пусть бы время так
Для красоты твоей остановилось!
Ведь если ты замедлишь легкий шаг —
Осилишь тяжкую судьбы немилость.
Фортуна — вот необоримый враг,
Нет рати, что пред нею б не склонилась,
Лишь ты, мне сердце подарив свое,
Сумела бы перебороть ее.
80. Иль ты — на стороне моей недоли?
Но низко тех держаться, кто сильней.
Ты сердце вольное лишила воли?
Верни его мне, чтоб бежать вольней.
Тебе оно не в тягость? Не оно ли
Запуталось в силках златых кудрей?
Но, может, коль его ты полонила,
То участь злую этим изменила?
81. Ну что ж — из двух дождусь я одного:
Расстанешься ты с ношей сей докучной
Иль от прикосновенья твоего
Удел ее, доселе злополучный,
Изменится — вот было б торжество!
Остановись — и будем неразлучны:
Ведь если изменился мой удел,
Амур стрелою и тебя задел!»
82. Остановилась нимфа молодая,
Сей песнью сладостною пленена,
И, воину-пииту сострадая,
Без страха на него глядит она.
Его с веселым смехом ожидая,
Стоит бесхитростна, чиста, нежна,—
И вот к нему в объятия упала,
И полон он любовью небывалой.
83. О, что за стоны слышатся вокруг,
Как поцелуи жадны, вздохи нежны,
И возглас гнева переходит вдруг
В негромкий смех, блаженный, безмятежный!
Венере храмом стали лес и луг,
Но слаще познавать восторг безбрежный,
Чем описанья оного читать;
Кто не познал, тот волен помечтать.
84. Так примирились нимфы с моряками,
И, заключив любовный сей союз,
Из роз и лавров свитыми венками
Они венчают тех, чей пращур — Луз,
И за руки их белыми руками
Берут богини в знак священных уз,
И обещают быть навеки вместе —
На жизнь и смерть, в веселье и по чести.
Из песни X («Малая копия Вселенной»)
74. Так пела нимфа; в лад звучали струны,
Рукоплеща, ей подпевали в лад
Ее товарки, радостны и юны,
С восторгом брачный празднуя обряд.
«Как ни вертится колесо Фортуны
(Согласно пели голоса наяд),
О храбрецы, стяжали вы по праву
На веки вечные и честь, и славу».
75. Когда же утолен был наконец
Телесный голод пищею отменной
И в нежном единении сердец
Вкусили все гармонии блаженной,
Богиня — та, кому Уран отец[90],—
Красой и мудростию совершенна,
Чтоб славен был вдвойне сей день и благ,
К счастливцу Гаме речь держала так:
76. «Ты величайшей чести удостоен:
По воле Высшей Мудрости святой
Узришь ты смертным оком, славный воин,
То, что досель неведомо пустой
Науке смертных; тверд, силен, спокоен,
Иди за мной сквозь этот лес густой».
И всех ведет она глухою чащей,
Непроходимой, грозной и молчащей.
77. И вскоре на высокий холм взошли:
Мерцали там рубины, изумруды,
Что райскою красою взор влекли,
Но люди новому дивятся чуду —
Над тем холмом, но близко от земли
Парит огромный шар, пронизан всюду
Чистейшим светом, так что виден он
Внутри, снаружи и со всех сторон.
78. Но из чего он создан, непостижно,
Хоть видно, что вкруг центра одного
Немало сфер вращаются, подвижны,—
Их явно сотворило божество,
А не мудрец, в науке сведущ книжной:
Один и тот же вид и вещество
Являют взору сферы-оболочки,
Начало и конец их — в каждой точке.
79. Един, всецел и совершенен шар,
Как тот, чья длань сей образ создавала,
И Гаму обуял познанья жар
И трепет изумленья небывалый.
Богиня молвит: Вот мой лучший дар:
Узреть ты можешь образ Мира малый,
Дабы постичь, куда твои пути
Ведут и что ты можешь обрести.
80. Перед тобой — подобие Вселенной,
Его же Высший Разум сотворил;
Не знающий начала и нетленный,
Присутствием своим он озарил
Сей шар, чьей форме — гладкой, совершенной —
Субстанцию эфира подарил.
То — бог; но что есть бог, ум человека
Постичь не властен до скончанья века.
81. Вот эта сфера — первая; она
Всем прочим сферам оболочкой стала,
Такого света ясного полна,
Что слепнет взор и меркнет ум усталый:
То — Эмпирей, та горная страна,
Где чистым душам обитать пристало
И где такое благо им дано,
Что в мире сем немыслимо оно.
82. Здесь пребывают истинные силы
Верховные: ведь Гера, Зевс и я —
Всего лишь вымысел, поэтам милый,
Но в мире не дано нам бытия.
Вы именами нашими светила
Зовете: олимпийская семья
Среди людей живет в стихах чудесных
Да в именах далеких тел небесных.
83. Еще мы не забыты потому,
Что правящее миром Провиденье —
Зевеса имя дали вы ему —
Осуществляет все свои веленья
Чрез многих духов (вашему уму
Издревле ведомы сии явленья:
Нам духи добрые творят добро,
А злые нам вредят, и прехитро).
84. Поэзия — для пользы и услады
Живописуя словом — им дала
Те имена, которыми Эллада
Богов в своих преданьях нарекла;
Но тут при чтенье поразмыслить надо,
Возносится ли ангелам хвала,
Коль речь о божествах идет: возможно,
Что так и демонов зовут, хоть ложно.
85. Бог правит миром, ангелам своим
Труды свершения препоручая.
Но прерванный рассказ возобновим:
Здесь, в сфере Эмпирея, — кущи рая,
Недвижен сей эфирный мир; под ним
Вращаясь, сфера движется другая,
Легка, почти что оку не видна;
Зовется Перводвигатель она.
86. Сей Перводвигатель дарит вращенье
Всем прочим сферам, что под ним, внутри;
Приемлет Солнце от него движенье —
Отсюда мрак ночной и свет зари.
Под этой сферою, но в замедленье,
Хрустальная вращается — смотри:
За двести оборотов бога света
На шаг переместится небо это.
87. Под сферой медленной — еще одна,
Усыпана блестящими телами
(Движенье сообщает им она,
По собственной оси водя кругами)
И Поясом златым окружена:
Двенадцать знаков вписаны звездами
В тот Пояс, и живет в них Аполлон:
В год столько раз свой дом меняет он.
88. Смотри, какие дивные узоры
Звездами по небу наведены:
Вон две Медведицы пленяют взоры.
Вон сам Цефей сверкает близ жены
И дочери; вон Орион, который
Рождает бури; вон светлы, ясны,
Сияют Заяц, Псы, Корабль и Лира
И плачет, умирая, Лебедь сирый.
89. Под Твердию Небесной в добрый час
Узришь ты небо древнего Сатурна;
Под ним — Юпитер, что карает нас,
Под этим — Марс, воинственно пурпурный.
В четвертой сфере — неба ясный Глаз[91],
Венера в третьей льет свой свет лазурный;
Затем Меркурий — власть его сильна —
И, ниже всех, — трехликая Луна[92].
90. Заемное движенье им присуще,
Но и свое даровано навек:
Все движутся дорогой, их несущей,
У тех быстрей, у тех неспешней бег:
Так повелел Отец наш всемогущий,
Что создал огнь и воздух, ветр и снег,—
Их место ниже, на земном просторе:
Ведь средоточье их — земля и море.