© Перевод И. Чежегова
ДЕНЬ МОЕГО РОЖДЕНИЯ
О ты, жестокий день, когда покой
Смущают горько прожитые годы,—
Сияй победно, все забудь невзгоды
Иль нынешнюю скорбь хотя б сокрой!
Зачем я жалуюсь? И голос мой
Небесные воспламеняет своды?
Ведь ни одно из благ земной природы
Мы не возьмем с собою в мир иной.
Так пусть уж лучше длится эта мука,
Невыносимей коей в мире нет,
Чем безгреховной жизни злая скука…
Я все снесу, смиренья дав обет,
И я благословлю тебя, наука
Невзгод душевных и сердечных бед!
К СВЕТЛЯЧКУ
Ах, светлячок любезный,
Весенняя примета,
Затеплись в моей песне
Хоть капелькою света!
Тебе неведом ужас,
Неведомо страданье…
Дай жизнь весне, бутонам
Дай новое дыханье!
Но не умрешь — уснешь ты,
Когда ветра́ на воле
Выть станут среди буков,
Ломать колосья в поле.
Ах, если б мне укрыться
Во сне, подобном смерти,
От непогоды бедствий,
Терзающих мне сердце…
Ах, пусть бы сроки жизни
С тобой мы обменяли…
Жить столько дней — зачем мне?
Все дни полны печали.
К СОВЕ
Птица мрачная! Сколь скорбны
Уханья твои в ночи…
Но твои понятны стоны
Тем, кто страждет и молчит.
А едва Феб лучезарный
Возвестит нам новый день,
Ты, смолкая, ждешь, когда же
Вновь сойдет ночная тень.
Вот и я, как ты, стенаю,
Избегая света дня…
Что мои страданья людям?
Им нет дела до меня.
Но лишь властная Геката
Населит тенями ночь,
Днем таимые стенанья
Мне сдержать уже невмочь.
И часы мои ночные
Стонов, жалоб, слез полны,—
Те часы, когда счастливцы
Видят сладостные сны.
Я, как ты, ночная птица,
Не делюсь с людьми тоской:
Лишь еще острее в сердце
Боль от жалости людской.
«Как чистую струю ждет помутненье…»
Как чистую струю ждет помутненье,
Когда она подхвачена рекой,
Так замутнен моей души покой
И слезы не дают ей облегченья.
Я по утесам вечного смятенья
Влекома безысходною тоской,
И с ужасом взор различает мой
Вдали рассвета нового рожденье.
Тоска, откуда ты? Мне в грудь глубоко
Проникла ты и не уходишь прочь…
Ужель навек любовь ко мне жестока?
Любовь моя — моей печали дочь,
И сердце бесприютно, одиноко…
Лишь ты, господь, ты можешь мне помочь!
СОН
Сны мои, о сны благие!
Радость дарите вы мне:
Наяву я так несчастна
И так счастлива во сне!
Ты, Любовь, во сне приходишь,
Счастья и надежд полна:
Но все то, что ты сулишь мне,—
Лишь обман благого сна.
Этой ночью мне приснился
Голос твой, тиранка, — он
На лугу, в траве душистой,
Навевал мне тихий сон.
Говорил: «Усни, родная,
В сонный погрузись мираж,
Не страшись судьбы-злодейки:
Я, Любовь, твой верный страж…»
И во сне двойном взошла я
В сказочный златой дворец,
И златым ключом открыла
Счастья моего ларец.
ОДА(Во время бессонницы ночью 8 октября 1824 года)
О горестная ночь! С безгласной смертью,
Увы, не схожа ты в своем смятенье:
Да, смерть — ничто в сравненье с мукой смертной.
Терзающей мне сердце.
Какую тьму скорбей нагромождает
Фантазия в видениях ужасных,
Рисует огненными письменами
Она мои злосчастья!..
Супруг и сын, родители и братья —
Все те, с кем я навеки разлучилась,—
Чудовищный распад их пожирает
В безвременных могилах!..
Достойного родства живые узы
И сладостные узы нежной дружбы
Разорваны навеки безрассудно
Холодным равнодушьем!
Невинных, милых радостей алтарь —
Мой дом, очаг — он разорен Печалью,
И вытоптан пятой моих страданий,
И перед Роком — в страхе…
О, сжальтесь, фурии тоски и гнева!
Не рвите грудь мою… Иль уж прервите
Дыханье, что еще питает жизнь
И длит мои мученья!
Виденья воскресают предо мною
Из прошлого: одно страшней другого…
И время, что чужую боль излечит,
Мою — в сто крат умножит.
Когда б хоть видеть Родину счастливой,
Чтоб знанья, благонравье в ней царили,—
Предсмертный вздох мой возблагодарил бы
Господню милость!
Святое слово — Родина! Терзаюсь
Предчувствием дурным я неустанно:
Рок тщетно шлет ей предостереженья —
Землетрясенья, бунты!
Земля дворцы и башни поглотила[114],
Смерть отняла бесчисленные жизни,
Но не вняла сим знамениям грозным
Наивная беспечность!
Мы тщимся подражать другим народам:
То мы — французы, то мы — англичане…
Куда девалась мудрость португальцев?
О ней мы позабыли…
Коль слава Родины не возродится
И Нравственность, Науки, Правосудье,
Промышленность от спячки не очнутся,—
Мы рухнем в бездну!
Мануэл Мария Барбоза ду Бокаже
«Моим пером отчаянье водило…»© Перевод А. Богдановский
Моим пером отчаянье водило,
И потому стихи так горестно звучат,
Что изначально их печали яд
Лишил навек и прелести, и пыла.
Ступайте в мир! Не верю, что могила
Дарует вам покой, — небрежный взгляд
На вас судьбы любимцы обратят,
Но рад вам будет тот, чья жизнь уныла.
Ступайте же на смех и поруганье:
Пристрастны будут суд и приговор,
И есть одно всего лишь оправданье
Тому, что стих не звучен, не остер:
В груди, которую гнетет рыданье,
Не может жить волшебных звуков хор.
«Томиться обречен в тюрьме сырой…» © Перевод В. Резниченко
Томиться обречен в тюрьме сырой,
Приговорен к мучительным оковам,
Подвергнут испытаниям суровым,
Бесстыдной обесчещен клеветой,
Униженный, оплеванный, нагой,
Вручен врагам, сгубить его готовым,
Не видя никого, кто нежным словом
Утешил бы его в недоле злой,
Когда палач, свирепый и кровавый,
Заносит свой смертельный меч над ним,
Грозя ему безжалостной расправой,
Он, оставаясь гордым и прямым,
Не ропщет на судьбу и суд неправый,
Как прежде, стоек, мудр, неустрашим.
«В былые дни вы на меня глядели…»© Перевод А. Богдановский
В былые дни вы на меня глядели,
Глаза ее! Доныне счастлив я,
Что, душу мне пронзив, достигли цели
Глаза ее — два сладостных копья.
Моих скорбей бездонные купели!
Любви кумирни! Пламень свой лия,
Вы камень бы воспламенить сумели
И озарили мрак небытия.
Теперь со мной разбойный свист ветров,
Летит над морем их лихая стая,
И вспененное бешенство валов
Горой грядет, до неба доставая.
Теперь со мною ужас тяжких снов…
Увы! Обман! Ошибка роковая!
«Всё тщишься ты с надменностью слепою…»© Перевод А. Богдановский
Всё тщишься ты с надменностью слепою
Забыть, что сам из праха сотворен?
Все хочешь грозный обойти закон?
Все тешишься несбыточной мечтою?
Летишь, как лист, подхвачен суетою,
Хоть быстротечный век тебе сужден,
А деньги, власть, блеск родовых имен —
К чему они за гранью роковою?
Припомни-ка любимые черты
Того, кто спит под гробовою сенью.
Ужели ход судеб не понял ты?
Ужели глух к его остереженью?
Все — пища тлена, жертва пустоты.
В урочный час и сам ты станешь тенью.
«Пусть не дозволит беспощадный рок…»© Перевод В. Резниченко
Пусть не дозволит беспощадный рок,
Чтоб, меч подняв, победами своими
На поле Марса, в пламени и дыме,
Себе лавровый я стяжал венок;
Чтобы на трон я в царский сел чертог
И, обласкав деяньями благими
Народ, свое увековечить имя
На пьедесталах памятников смог;
Пускай судьба разрушит ожиданья,
Что люди воспоют меня в стихах,
Мой подвиг оплатив посмертной данью;
Пускай плачевный потерплю я крах
В борьбе с невзгодами — мои страданья
Оставят память обо мне в веках.
«Ненастный сумрак над землей навис…» © Перевод В. Резниченко
Ненастный сумрак над землей навис,
Еще чернее ночь от черной тучи;
Шторм, обгрызая каменные кручи,
С унывным ревом ударяет в мыс;
Свистящий вихрь, то взвив, то бросив вниз,
По воздуху несет песок сыпучий;
Ночная птица жалобно, тягуче
Кричит, взлетев на темный кипарис;
Ужасный вид! Но он, по всем приметам,
Созвучен сердцу, сникшему от бед,
Окрашенному тем же скорбным цветом.
Природа хочет воссоздать портрет
Моих невзгод, но тщетно — в сердце этом
Такая грусть, какой в природе нет.
«Олен! Настала полночь. Жабьи кости…» © Перевод В. Резниченко
Олен! Настала полночь. Жабьи кости
Спали над синим пламенем дотла,
Обжарь вербену в перьях из крыла
Глухой вороны, жившей на погосте,
А я магическим движеньем трости,
Пока дымятся пепел и зола,
Велю горгонам, бросив все дела,
Из преисподней к нам явиться в гости.
Свершись, о чудо! Колдовской отвар
На славу вышел. Пусть две девы злые
Познают силу приворотных чар.
Вчера вкушали горечь мы, впервые
Пригубим завтра сладостный нектар:
Ты — с Низой, я — в объятиях Арми́и.
«Прочь, гадина, прочь, злобная волчица…» © Перевод В. Резниченко
Прочь, гадина, прочь, злобная волчица,
Отвергшая возвышенную страсть!
Неужто ж я сумел так низко пасть,
Чтоб сердцем ледяным твоим прельститься?
Пусть люди от тебя воротят лица,
Пусть фурии тебя измучат всласть,
И пусть тоска свою оскалит пасть,
Чтоб в грудь твою бесчувственную впиться!
Пускай, в отместку за твои дела,
Тебя отравят, яд смешав с напитком
В бокале из тончайшего стекла!
Пускай тебе достанутся с избытком
Все муки, чтоб счастливцем ты сочла
Меня, тобой подвергнутого пыткам!
«Пусть полководец, выиграв войну…» © Перевод В. Резниченко
Пусть полководец, выиграв войну
И в лаврах возвратившись из похода,
Горд, что молва о нем в устах народа
Мгновенно облетела всю страну;
Пусть, у порока низкого в плену,
Скупец богатства множит год от года,
Везде ища корысти и дохода,
Чтоб золотом набить свою мошну;
Пусть самодержец, одурманен славой
И лестью, у его простертой ног,
Над самой мощной властвует державой,—
Марилия, я б стать счастливым смог
Лишь близ тебя и лишь имея право
Занять в твоей душе хоть уголок.
«Когда, одевшись утра дымкой алой…»© Перевод А. Богдановский
Когда, одевшись утра дымкой алой,
Волшебный день земле улыбку шлет,
Уходит скорбь, но солнечный восход
Отрады не сулит мне, как бывало.
Когда же тьма набросит покрывало,
И звездами заблещет небосвод,
Воображение терзать начнет
То ужасом, то скорбью запоздалой.
И я взываю из последних сил —
Не слышит бог иль услыхать не хочет —
Впустую тратится молитвы пыл,
Вершится казнь, которой нет жесточе:
За что, за что всевышний мне судил
Пустые дни, мучительные ночи?
«Мечтаний, мнимостей, пустых химер…»© Перевод А. Богдановский
Мечтаний, мнимостей, пустых химер
Легко мы поддаемся ослепленью,
Летим, не внемля предостереженью,
Не учит ничему чужой пример.
Навстречу смерти мчим во весь карьер,
Маячит нам удача смутной тенью,
Разбивши лоб себе, кричим в смятенье,
Пеняем на суровость горних сфер.
Но если впрямь мы господа рабы,
Зачем он в нас возжег рассудка пламя?
К чему столь мощны прихоти судьбы?..
И кто тогда так злобно шутит с нами?
Помочь не могут пени и мольбы
Погубленным своими же страстями.
«Здесь, где склонясь перед всевластной силой…»© Перевод В. Резниченко
Здесь, где склонясь перед всевластной силой
Закона, изнуренный, в кандалах,
Я ощущаю, как тоска и страх
Укореняются в душе унылой,
Не воет бурный Нот, и легкокрылый
Зефир не веет, не звенит в цветах
Пчела, не слышно трелей нежных птах,
Не досаждает крик совы постылой.
Я человечеством отвергнут; мгла
Вокруг меня, и солнце с небосвода
Не шлет мне ни сиянья, ни тепла.
Лишь привиденья кружатся у входа…
О мрак! О ужас! Будто умерла
Или лишилась языка природа.
«Сколь, о Камоэнс, мы с тобой едины!..»© Перевод Е. Витковский
Сколь, о Камоэнс, мы с тобой едины!
Похожей мы отмечены судьбой:
Один и тот же случай нас с тобой
Забрасывал на дальние чужбины.
Я видел Ганг в недобрые годины,
Измучен нищетою и борьбой;
Терзаем был любовною алчбой:
Как не узнать твоей судьбы картины?
Не взыскан жизнью и не обогрет,
От неба жду последнего удара,—
О да, различий между нами нет,
Похожи мы… Но лишь в одном не пара:
Ведь если мы равны по части бед,
То где мне до тебя по части дара!..
«Голубоглазый, смуглый, исхудалый…»© Перевод Е. Витковский
Голубоглазый, смуглый, исхудалый,
Не великан, однако не мозгляк;
Глаза — с грустинкой, как у всех бедняг,
С горбинкой — нос, притом весьма немалый;
Ценящий больше страсть, чем идеалы,
Оседлости неумолимый враг,
Отравы ада пьющий, как маньяк,
Сколь ни темны от сих питий бокалы;
Поклонник сразу тысячи божков
(Девиц, прошу прощения покорно),—
Спешащий в церковь реже, чем в альков,—
Таков Бокаж[115] — в нем есть таланта зерна.
Точней, он сам решил, что он таков,
Пока терзался ленью непритворно.
«Уже Зимы растаяла короста…»© Перевод Е. Витковский
Уже Зимы растаяла короста,
Оделись юной дымкой дерева;
Луга полны ромашек, и в права
Весна вступает ласково и просто.
Повеяло дыхание норд-оста,
Амурам срок пришел для баловства,
В прохладном Тежо светит синева,
И видно в травах ускоренье роста.
Марилия, любезно соизволь
Взглянуть на эти листья, эти всходы,—
Со мною вместе им хвалу глаголь!
Зачем Двору слагать пустые оды?
Нам быть с тобой приятнее насколь,
Любуясь вешней благостью природы!
«И Солнца диск, и золотые блестки…»© Перевод Е. Витковский
И Солнца диск, и золотые блестки,
Что иногда сгорают на лету,
И та, что для влюбленных в темноту,
Как лицедей, восходит на подмостки,—
И вал морской, что бьется в берег жесткий,
И снег, присущий горному хребту,
Родник, что служит людям и скоту,
И на полях — колосья-недоростки,—
Зеленый лист, и жалящий москит,
И муравей, и жук, чуть зримый глазом,
Мне всё в Природе ясно говорит:
Поверить обстоятельным рассказам
О том, кто в мире всё животворит,
Помимо Веры — помогает Разум.
«Напрасно Разум мерит бездну рока…» © Перевод Е. Витковский
Напрасно Разум мерит бездну рока,
И жаждет, мраку противостоя,
Знать о грядущих вехах бытия:
В предположеньях не бывает прока.
Я полагал (солгав себе жестоко),
Что есть во мне хотя бы гран чутья,
Я полагал, что ты, Любовь моя,
Дождешься предназначенного срока!
О Небо! О Земля! В какую тьму
Я скорбь мою о сем обмане спрячу?
Во слепоту так просто впасть уму!
Все те, кто уповает на удачу,
Вы, чей удел подобен моему:
Учитесь у меня хотя бы пла́чу.
«Луна-пастушка на простор небесный…»© Перевод Е. Витковский
Луна-пастушка на простор небесный
Выводит звезды, как заведено:
Безумный Алкмеон[116] давным-давно
В такую ночь спасался тьмой древесной.
Меня снедает ужас повсеместный,
И от него сокрыться не дано:
На ком лежит преступное пятно,
Тому весь мир тюрьмой предстанет тесной.
Спасенье — мрак… Но нет! В моем мозгу
Уже лучи Рассвета засквозили:
Я никуда от них не убегу!
О где, Судьба, сияющих воскрылий
Я, наконец, не созерцать смогу?
Не отвечай, — я знаю, что в могиле.
«Уже в чужих краях пускавший корни…» © Перевод Е. Витковский
Уже в чужих краях пускавший корни,
Уже не раз бывавший на мели —
Я всех бедней из бедняков земли:
Что может быть печальней и бесспорней?
Фортуне грозной — можно ль быть покорней?
Желания из сердца истекли,
Но умереть от родины вдали —
Я ведаю, удела нет позорней.
Ах, не поступишь Року вопреки.
Пресечь мои страданья и болезни Лишь
Смерть могу просить я по-мужски:
Взываю — будь же в мире всех любезней,
Спаси меня от гибельной руки,
Столь беспощадно волочащей к бездне.
«О Смерти лик! О Ночь, которой ведом…»© Перевод Е. Витковский
О Смерти лик! О Ночь, которой ведом
Страдалец, возрыдавший, трепеща!
Поплакать дай с тобою сообща,
Наперсница моим старинным бедам!
Велит Любовь — лишь за тобою следом
Брести, средь складок твоего плаща
Стенанью моему приют ища —
О той, что душу поразила бредом.
Вы, чудища, лелеемые тьмой,
Немые привидения и совы,
Скорей ко мне найдите путь прямой —
Откликнитесь на стоны и на зовы,
Чтоб, наконец, смутив рассудок мой,
На душу Ужас наложил оковы.
«О дней моих печальных вереница…»© Перевод Е. Витковский
О дней моих печальных вереница,
Скорей подобная чреде ночей!
Я снадобья не испивал горчей,
Чем то, которым вынужден опиться.
Угрюма и незыблема темница,
Почти парализован свет очей.
Я слышу лишь тоскливый звон ключей,
Тюремщиков одни лишь вижу лица.
За мной решительно закрыта дверь:
Кто заточен — тот возражать не властен.
Страдание — попробуй-ка измерь.
Но плачу я, бессилен быть бесстрастен:
Любовь и Дружба — где же вы теперь?
Вы столь же далеки, сколь я несчастен.
«Ты, кем на свод небесный невесомо…»© Перевод Е. Витковский
Ты, кем на свод небесный невесомо
Армады звезд ведо́мы ввечеру,
Пред кем владыки — пепел на ветру,
Пред кем Земля — ничтожнее ато́ма;
Господь, рекущий людям гласом грома,
Склоняя их к терпенью и добру —
Увы, о Благолюбии в миру
Теперь его печаль неизрекома.
Ты, смертный, молишь, токи слез лия,
О нисхождении к своей особе —
Но провещает высший судия:
Творивший зло — не ведай сна во гробе!
И облечется, знай, душа твоя
Возмездным адом — воздаяньем злобе.
«В узилище, где мне пришлось так туго…»© Перевод Е. Витковский
В узилище, где мне пришлось так туго,
Где я — почти в могиле — смерти жду,
Однако грежу и томлюсь в бреду;
Где бытие — подобие недуга;
Где тягота чрезмерного досуга
Ведет рассудок смутный в поводу —
Мою смягчают горькую нужду
Предупредительные руки Друга.
В наш гнусный век, когда для всех вполне
Уместно обходиться внешней формой,—
Ужели чудо Дружбы — не во сне?..
Ты утешаешь изможденный взор мой,
О добрый гений… Как же странно мне
Смотреть на то, что быть должно бы нормой.
«Я расточил отмеренные годы…»© Перевод Е. Витковский
Я расточил отмеренные годы,
Одной любви служа и день, и ночь.
Себе, слепцу, я грезился точь-в-точь
Бессмертным, причастившимся свободы.
Увы, меня влекли капризы моды,
Тщеславие… О прочь, соблазны, прочь!
Пред изначальным злом не изнемочь
Немыслимо для нищенской Природы.
Отрады жизни праздной и пустой,
Томление, несытый пламень в жилах —
Всё сгинет за последнею чертой.
О Господи… Избавь от пут постылых,
Скорей достойной смерти удостой
Того, кто жить достойно был не в силах!
«Я больше не Бокаж… В могильной яме…»© Перевод Е. Витковский
Я больше не Бокаж… В могильной яме
Талант поэта, словно дым, исчез.
Я исчерпал терпение Небес
И быть простертым обречен во сраме.
Я осознал, что жил пустыми снами,
Несмысленным плетением словес —
О Муза! Если б ждать я мог чудес,
То ждал бы от тебя развязки к драме!
Язык от жалоб закоснел почти,
Однако, сетуя, учет подробный
Страданиям пытается вести:
Сравняться с Аретино[117] неспособный,
Рыдаю… Если б только сил найти —
Спалить стихи, поверить в мир загробный!
ПЕРЕМЕНЧИВОСТЬ ФОРТУНЫ(написано в тюрьме)© Перевод Е. Витковский
Ласкаемая ветром благотворным,
Спешит на небосвод
Рассветная заря, даря природе
С распущенных волос
Летящие живительные капли,
Столь милые цветам,
Жасмин бутоны нежно отворяет,
А страждущий Зефир
Среди колючек обретает розу;
Коней разгоряча,
Взлетает Феб, держа златые вожжи,
На синюю тропу,—
И небесами день завладевает;
Но влажный пар земли,
Нагретой солнцем, рвется ввысь клубами,
Все большими в числе;
Они всплывают, грузно разбухают
И застят солнца свет,
Чтоб снова наземь рухнуть тяжким ливнем
И оросить луга,
Просторы пастбищ и холмов зеленых;
О, мощная струя
Столь ясного, столь сладостного Тежо,
Что средь песков бежит,
Однако же в конце пути вливаясь
В священный Океан,
Теряет самое свое названье.
Пронзая облака,
Вздымается незыблемая башня,
Могучую стопу
Опершая на выю преисподней:
Титанов пленных так
Гнетет громада звездного Олимпа,—
Но возникает гром,
Нутро земли взрывается внезапно,
Фундаменты трещат,
И рушится твердыня Вавилона:
Падением во прах
Безмерная исчерпана гордыня.
Огромная скала
Легко атаки моря отражает,
Бушующим валам
Противостав, остервенелой бездне.
Но, сколь ни яр напор,
Скала стоит над морем невредимо.
Но вот из лона туч,
Рождаемая пароксизмом бури,
Летит стрела огня,
Вонзается в скалу — и вот громада
Разбита на куски,—
Чего не сможет море — тучи смогут.
Могучий авангард
Лихих, отваги полных эскадронов
Летит, как бог войны,—
Здесь смертные бросают смерти вызов
Под огненным дождем
Свистящих пушечных, тяжелых ядер;
Бойцы громят, крушат.
Ломают, рубят, — наконец, победа —
И вот чем кончен бой:
Ползет печальный воз останков жалких,
Который волокут
Те из бойцов немногие, кто живы
Остались под конец —
В пыли, в стыде, стеная от печали.
Безжалостна судьба
И одинакова для всех живущих.
Тот, кто задумал зло,
Заранее ощупывает лавры,
Но понесет урон,
Затем что несть коварному удачи.
Военный рок таков:
Воитель-варвар нападает яро,
Идет на вражий строй,
Взмахнув клинком, победы алчет скорой;
Убийца, дан кому
Молвой священный сан героя, — видишь
Посланцем мира тьмы,
Что за тобою следует всечасно?
Уже ты взят в кольцо
Противником безжалостным, — удары
Чувствительны тебе,
Ты бранный меч роняешь в лужу крови
И через миг падешь —
Ликуй, Природа: чудище издохло!
Изменчив мир земной,
Послушен мановению Фортуны.
Как много нежных муз,
Прелестных граций, ласковых амуров
Несли отраду мне;
Я воспевал божественную Низу,
Восторгом нежным полн,
Я голос единил и звуки лиры;
Я гарпиям беды
Отпор давал, был лебедям защитой;
Теперь, от всех сокрыт,
В темницу ввержен, в тяжкие оковы,
Не знаю: жив ли я?
Меня клеймит молва за преступленья,
На мне лежит позор;
Я Низу потерял, и с нею славу,
И право жить в миру;
Но сохраняю высшую свободу:
Как прежде, быть собой!