сказать им правду, я пообещал поставить выпивку в качестве возмещения, и они ушли.
Мы с Рисом выходили через главные ворота, когда Изабелла окликнула нас с переходного мостика наверху. Ее няньки, как водится, не было видно. Девочка бегала сама по себе: удила рыбу в реке, наблюдала за живностью в полях или, как сейчас, подглядывала за миром с одной из лучших в Стригуиле точек обзора.
Чувство вины захлестнуло меня, когда я приветственно вскинул руку. Вопреки всем павшим на меня подозрениям, Изабелла осталась моим другом. Она даже поверила моим предчувствиям в отношении Фиц-Алдельма и согласилась, пусть и неохотно, что ее мать не внемлет моим жалобам. Уйти, не попрощавшись, было нехорошо само по себе, теперь же мне предстояло еще и солгать, выходя из замка.
– Госпожа?
– Ты на ристалище?
Я кивнул, надеясь, что Рис, выбравший самую нарядную свою одежду, не выдаст нас.
– А где Хьюго и Реджинальд?
– Все еще в трудах, госпожа.
Изабелла нахмурилась.
– Почему ты им не помогаешь?
Ох уж эти женщины! Их способность улавливать малейшую недосказанность всегда изумляла меня.
– Они почти уже управились, госпожа.
– Обычно вы всегда ходите вместе.
– Верно, госпожа, но сегодня я устал их дожидаться.
Чувствуя себя неуютно и опасаясь сболтнуть лишнего, я шагнул к воротам.
– Тогда я пойду с тобой, – заявила девочка, направившись к лестнице.
– Стойте!
Я посмотрел на Риса и увидел на его лице тот же ужас, которым был объят я. Я не мог запретить Изабелле идти со мной, но не отваживался бежать у нее на глазах. Неизвестно, когда представится следующий случай, да и Фиц-Алдельм с каждым днем будет все дальше от меня. Нет, уходить нужно сейчас.
– Леди Изабелла!
Призыв няньки не мог послышаться в более подходящее время.
Изабелла, однако, по своему обычаю не обратила на него внимания и продолжила идти к нам. Я облегченно выдохнул, когда нянька заметила девочку из дверей большого зала и со всех ног устремилась к ней, пронзительно вереща и обещая суровые кары. Признав поражение, Изабелла сделала вид, что хотела только погладить Лиат-Маха.
– Жарковато упражняться со столбом в доспехах, – сказала она, заметив сверток из вощеной кожи, в котором хранилась моя кольчуга. Ее острые глаза увидели, что он приторочен позади седла.
– Мы с Хьюго и Реджинальдом намерены потом сражаться пешими, – сказал я, начав врать напропалую.
– В такой зной?
Она указала на солнце, стоявшее прямо у нас над головой.
– А… Ну да, госпожа.
– Леди Изабелла!
– Будь осторожен, иначе бедный Лиат-Маха получит солнечный удар.
– Я позабочусь, чтобы этого не случилось, госпожа. Не бойтесь.
– Уж будь любезен, иначе я никогда тебя не прощу.
– Да, госпожа.
Я склонил голову, пряча свою печаль, и подумал: «Ты и так никогда меня не простишь».
Прошло полмесяца. Не стану вдаваться во все загибы и повороты этой истории. Достаточно сказать, что для нас с Рисом настали трудные времена. Бегство из Стригуила прошло относительно легко, но потом удача нам изменила. Вынужденные из-за отсутствия монет ехать вдоль эстуария Северна, а не пересекать его на корабле, как Фиц-Алдельм, мы сделали большой крюк. Не лучше дела шли и на второй день, когда Лиат-Маха потерял подкову и пришлось разыскивать кузницу. Чуя мое отчаяние, кузнец запросил за перековку несуразную сумму – один серебряный пенни. Погода переменилась: то и дело налетали ливни, промочив нас до нитки и превратив дорогу в болото. Мы упорно шли, ночуя в лесах, и питались только сыром и ветчиной, которые Рису удалось украсть из замковой кухни. Иногда я раскошеливался на краюху свежего хлеба в какой-нибудь деревне. Овса, запасенного для Лиат-Маха, хватило на несколько дней, потом ему оставалось только щипать траву, встречавшуюся по дороге, потому что кошель мой почти опустел.
Что хуже всего, от Фиц-Алдельма и его оруженосца не поступало никаких вестей. Они слишком оторвались от нас. Шансов нагнать их до Саутгемптона почти не было, но я не поворачивал назад. Пребывание в замке обречет меня на медленную смерть заживо. Назад возврата нет, даже ценой собственной жизни.
Рис, благослови его Господь, никогда не сомневался в моих решениях. Для него это путешествие при всех трудностях казалось большим приключением. Не раз его вера укрепляла мой колеблющийся дух. Большой пройдоха, он не раз доказывал свою ловкость: воровал яйца из курятников, а однажды стянул коптившийся за домом окорок. Самой же ценной его добычей стал свежеиспеченный пирог с говядиной, украденный со стола в пекарне.
Но вынужден признать, что эти успехи были скорее случайностью, чем правилом, и когда мы подъехали наконец к Саутгемптону, то выглядели весьма жалко. С ввалившимися щеками, я – небритый, оба – покрытые грязью, мы напоминали пару бродяг самого скверного толка. У бедного Лиат-Маха на боках выпирали ребра, а шкура утратила лоск, точно он захворал.
Последний лагерь мы разбили на поляне в густом лесу. Ночью, слава богу, не было дождя, и разожженный вечером костер не составило труда снова раздуть, едва мы выбрались из-под одеял. Накануне я уяснил из расспросов, что Саутгемптон находится примерно в десяти милях. Съев на завтрак по сырому яйцу – все, чем Рису удалось разжиться тем утром, – я принялся обдумывать наше положение. Мысль, которая при выезде из Стригуила не приходила в голову, теперь не давала мне покоя.
Я был бедно одет и слишком молод, чтобы позволить себе доброго коня и воинское снаряжение, и в Саутгемптоне меня вполне могут принять за вора. За время пути я не раз ловил подозрительные взгляды. Если меня припрут к стенке, то говорить правду – герцог Ричард, мол, вознаградил меня за храбрость под Аском броней и веским кошелем – будет бессмысленно: либо мне вовсе не поверят, либо меня, расспросив подробнее, уличат как беглеца. А возможно, случится то и другое.
– Вы готовы, сэр?
На лице Риса читалась решимость. Он наверняка думал о горячей пище, которую я недавно обещал ему.
Я не ответил, все еще колеблясь. Быть может, нет нужды входить в Саутгемптон, размышлял я. Фиц-Алдельм наверняка уже на полпути в Аквитанию. И даже если он еще не сел на корабль, нет никакой надежды разыскать его на многолюдных улицах. Придется последовать за ним через Узкое море. Ладонь сжала легкий, как перышко, кошель, и я выругался. Плавание на корабле мы себе позволить не можем.
Я посмотрел на Риса, застывшего в терпеливом ожидании, и стыд наполнил меня. Ну какой я ему хозяин? Без гроша, без цели, я – словно попавший в бурю корабль без руля. Мне-то на себя наплевать, но вот Рис достоин большего.
– В чем дело, сэр?
– Нам нужны деньги, чтобы пересечь море.
– Разве их нельзя украсть, сэр? Я же мастер по этой части, вы знаете. Может статься, в окрестных усадьбах удастся найти немного серебра.
– Рис, одно дело – стащить еду, когда голоден, и совсем другое – воровать деньги. Не успеем мы оглянуться, как поднимется тревога, и если нас поймают… – Я сделал рубящее движение, показав сначала на кисть правой руки, потом на ухо. Рис поморщился. – Если нас изувечат, мы загубим свою жизнь, и ты, и я.
– А что, если поработать у какого-нибудь крестьянина? Лиат-Маха может тянуть плуг, а мы с вами будем трудиться в поле.
– Чтобы заработать нужную сумму, мы потратим месяц, а то и больше. Фиц-Алдельма и след простынет.
– Но нам же известно, куда он едет, сэр: в Аквитанию. Найдем там его позже.
Я поразмыслил над этим. В предложении Риса имелся смысл. Аквитания обширна, но разыскать войско герцога едва ли будет сложно. Другая возможность заключалась в том, чтобы продать Лиат-Маха и кольчугу, но эта мысль была слишком болезненной.
– Видимо, это лучший выход, – сказал я, тяжело вздохнув. – Другого я пока не вижу.
Лиат-Маха, привязанный на длинную веревку, чтобы пастись, тихонько всхрапнул.
Я спохватился – надо же наблюдать за окрестностями! – посмотрел в сторону коня. Он перебирал ногами и бил копытом. Я встревожился.
– К Лиат-Маха, – сказал я Рису вполголоса. – Живо. Отвяжи его и садись ему на спину. Я буду держаться на шаг позади тебя.
Уловив мое беспокойство, Рис беспрекословно повиновался. Я подхватил тяжелый сверток с кольчугой и нахлобучил круглый шлем. Благодаря Бога за то, что меч висел у меня на поясе, я поспешил за Рисом, на время забыв думать про одеяла, седло и наши прочие скудные пожитки.
Не успели мы добраться до лошади, как последовал оклик, сначала по-английски, потом по-французски:
– Стой!
Я бросил взгляд через плечо и застыл на месте.
– Рис!
Он не услышал или сделал вид, что не слышит, и шел дальше к Лиат-Маха.
– Еще шаг, паренек, и я всажу тебе стрелу в спину, – произнес тот же самый голос, вновь перейдя на английский.
Угроза не нуждалась в переводе. Рис остановился. Из зарослей выступили трое – по одному, с разных сторон; каждый держал натянутый лук. Впервые я разглядывал обращенные на меня острые наконечники стрел и недружелюбные лица позади них. Штаны я не запачкал, но в кишках забулькало что-то жидкое.
– Иди, когда скажу, – велел я Рису на ирландском, который он понимал. – Не беги.
– Что за тарабарщина? – Ближайший ко мне был низкорослым и тощим, как скелет. Кожа его так обтягивала кости, что он, казалось, состоял из одних углов и суставов, как насекомое. – Это ведь не по-французски?
Мой английский был плох, но я нахватался кое-чего у торговцев, приезжавших в Стригуил на ярмарки, весеннюю и осеннюю.
– Это ирландский. Оттуда я родом, приятель. А мальчик из Уэльса.
– Ирландец и валлиец? – Первый вскинул голову, обращаясь к своим спутникам. Один был таким же толстым, как он сам – тощим, а у второго, юнца с изрытым оспой лицом, глаз застилало бельмо. – А мы-то решили, будто ты – нормандец, при такой доброй лошади и прочем.
Он смачно сплюнул, выражая свое отношение к правителям этой страны, и подобрался ближе.