Мы собирались уже покинуть свой пост, когда лютня вдруг ожила, издав веселую мелодию, а де Борн начал петь. Любопытствуя, мы потихоньку пошли к шатру Джефри.
– Меж Пуатье, Иль-Бушаром, Мирбо, Луденом и Шиноном некто отважился замок построить прекрасный в Клерво, посреди неоглядной равнины. – Де Борн умолк, позволив лютне тянуть мелодию, потом продолжил: – Я б не хотел, чтоб Король Молодой его видел, ведь не по нраву придется ему эта крепость. Только боюсь, не узреть невозможно град белокаменный сей с высокого Матефелона.
За взрывом смеха – Джефри? – последовало раздраженное замечание Молодого Короля.
Не понимая, я посмотрел на Филипа, но тот выглядел таким же озадаченным, как я.
Один из солдат у шатра смотрел на нас, поэтому я выждал, когда мы минуем его, и продолжил разговор.
– Ричард построил замок в Клерво, – сказал Филип.
Мне доводилось слышать, как герцог говорил об этом.
– Знаю, это в Пуату.
– Тамошний виконт не страдает избытком преданности, а дорога между Туром и Пуатье – в его руках. Замок Ричарда вынудит его расстаться с частью власти. Но с какой стати де Борну слагать об этом песню?
– И какое до этого дело Молодому Королю? – спросил я.
Никто из нас не знал ответов.
Оставив Филипа в дозоре, я отправился на поиски герцога и нашел его в большом зале, в обществе младшего брата Джона. Оба, раскрасневшиеся от жаркого пламени или выпитого вина, протянули ноги к огню и пребывали в отменном настроении.
Высмотрев меня, Ричард кивнул:
– На улице холодно. Погрей-ка косточки, Руфус.
Мне не терпелось поделиться новостями, но, не желая говорить при Джоне, я подобрался поближе к очагу и поклонился обоим братьям. Теплая волна обдала меня. Поначалу я наслаждался ею, но потом холодные, как у ящерицы, глаза Джона впились в меня, и мне вдруг захотелось вернуться на морозный воздух замкового двора. Принц явно не забыл обстоятельств первой нашей встречи, когда получил выволочку от брата за насмешку надо мной.
– Ты искал меня? – Ричард всегда был прям.
– Да, сир, – сказал я.
– Ну и?
Не в силах сдержаться, я посмотрел на Джона. Тот сердито нахмурился, а Ричард рассмеялся.
– При моем брате можешь говорить без утайки.
Я убеждал себя, что моя неприязнь к Джону вызвана только внутренним ощущением и его манерой смотреть. Если герцог ему доверяет, мне этого достаточно.
– Некоторое время назад де Борн вошел в шатер Джефри, сир, – доложил я.
Ричард насупил брови. Джон вскинулся, как лиса, выследившая кролика.
– Продолжай, – велел герцог.
Я поведал о том, как пришел Молодой Король, а вскоре после этого де Борн спел песню про замок в Клерво.
– Молодой Король был не очень-то рад, сир, – сказал я и осекся, видя, как лицо у Ричарда помрачнело, словно грозовая туча.
Короткий злой смешок.
– А что Джефри?
– Он смеялся, сир.
– Ну еще бы. Божьи ноги, неужели мои братцы вечно будут колючкой у меня в штанах? – Взгляд его переместился на Джона, принявшего настороженный вид. – К тебе это не относится. Я имею в виду по большей части Джефри, ну и Хэла тоже.
Джон послал ему натянутую улыбку.
– Какое дело Хэлу до замка в Пуату? Клерво, он ведь там?
Я бросил взгляд на Ричарда. Тот поморщился.
– Пусть он и в Пуату, но там уже лет двести хозяйничают анжуйцы. Хэл рассматривает возведение замка как прямое оскорбление или же как вызов его власти.
– Но это ведь не входило в твои намерения? – задал новый вопрос Джон.
– Сказать по правде, я об этом не подумал, – ответил Ричард. – Сомневаюсь, что и Хэлу приходило это в голову, пока этот винный бурдюк де Борн не накропал свою сирвенту. Замок в Клерво не имеет никакого отношения к Хэлу, зато жизненно важен для меня. Что бы ни нашептывал ему на ухо Джефри, каким бы беспечным он ни был, Хэл это поймет. Куда важнее сношения Джефри с де Борном, которые отныне и впредь следует ограничить. Я велю, чтобы трубадуру подрезали крылышки.
Приняв решение, герцог снова повеселел и затребовал еще вина. Выпив со мной, он отправил меня с приказом: следить за шатром Джефри до тех пор, пока Молодой Король и де Борн не уйдут.
Ричарду лучше знать своих братьев, твердил я себе по пути. Молодой Король подвержен порывам, но в душе не питает ненависти к герцогу. Джефри доверять нельзя, это верно, но вдали от Аквитании все его попытки причинить вред будут разом сведены на нет, как только де Борна поместят под арест в его покоях.
Все это не сулило особых сложностей, и мысли мои обратились к иной, куда более привлекательной материи.
К Алиеноре.
Филип был почти настолько же без ума от Жюветты, как я от Алиеноры. Мы вместе строили планы, но первые попытки поговорить с предметами нашего томления закончились позорным провалом. С высоты лет идея шляться по большому залу вблизи апартаментов Матильды выглядит не самой блестящей. Девушек мы так и не увидели, а потом строгий майордом, с первого взгляда распознававший влюбленных оруженосцев, выставил нас вон.
Наши возлюбленные присутствовали за ужином, но обязаны были прислуживать своей госпоже так же, как мы прислуживали Ричарду. Я без конца бросал на Алиенору многозначительные взгляды и вдохновлялся тем, что иногда глаза наши встречались. И всякий раз щеки у меня заливались краской, а сердце начинало колотиться. Господь и все его святые, какой красавицей она была! Я забывал обо всем и, если бы не толчки Филипа, оставлял бы кубок Ричарда пустым.
Ужин близился к завершению. Слуги унесли блюда, и наступил черед музыкантов, наполнивших воздух веселыми мелодиями. В нас, оруженосцах, не было больше нужды, поэтому мы удалились к боковой стене. Естественно, наши взоры обратились на юных дам, которые скромно отводили взгляды.
– Собрался с духом? – шепотом спросил Филип.
Я посмотрел через зал на Алиенору, смеявшуюся над какой-то шуткой Жюветты. Она была так прекрасна, что я в ту минуту обменял бы хауберк и даже Лиат-Маха на ее поцелуй. Желание победило страх.
– Да, – выдавил я.
Возможность не заставила себя долго ждать: Алиенора направилась к выходу из зала – по моей догадке, в уборную. Неприлично было бы встречаться с ней один на один, поэтому я не последовал за ней, а помедлил среди слуг, готовившихся подавать сладости и вино с пряностями. Стоило мне краем глаза заметить ее белокурые локоны, как ко мне вернулась робость. Вместо того чтобы уверенно подойти к ней и поприветствовать с радостным – и наигранным – удивлением, в чем и заключалось мое намерение, я просто стоял, как болван, и таращился.
На мою удачу, у нее оказалось больше самообладания.
– Руфус? – спросила она, грациозно кивнув. – Так ведь тебя зовут?
– Да, госпожа, – сказал я, смущенно залившись краской.
– Ты обычно стоишь среди слуг?
По лукавой улыбке я сообразил, что она угадала причину моего присутствия здесь. И уже играла со мной. Я отбросил осторожность.
– По правде говоря, нет, госпожа. Я увидел, как ты покидаешь зал, и воспользовался случаем, чтобы поговорить с тобой.
Она сделала несколько шагов, но обернулась и посмотрела на меня, давая понять, что беседа не окончена.
– Идем со мной, – сказала девушка.
Сердце подпрыгнуло у меня в груди.
– Благодарю, госпожа.
К моей радости, шла она не быстрее, чем ковыляет древняя старуха. У нас появилось немного времени, прежде чем мы окажемся близ верхнего стола, у всех на виду.
– Ты госпожа Алиенора?
– Да, это я.
От ее улыбки подкашивались ноги.
– Как давно ты служишь у герцогини Матильды? – спросил я, кое-как собравшись с мыслями.
– Почти четыре года.
Я осведомился, откуда она родом.
– Из-под Честера. – Она наморщила лоб. – Ты хорошо говоришь по-французски, но это не твой родной язык.
– Я ирландец, госпожа.
– Руфус – это твое настоящее имя?
– Нет, госпожа. Я был крещен как Фердия.
Похоже, ей было интересно, и я выложил все. Про Кайрлинн. Про мою семью. Про норманнское нашествие. Про то, как меня отправили заложником в Стригуил. Про Изабеллу. Про встречу с герцогом Ричардом. Про то, как я поступил к нему на службу, про плавание через море и про события, произошедшие с тех пор. Естественно, о Роберте Фиц-Алдельме я не упомянул.
– А ты, госпожа? Ты прибыла сюда, когда супруг твоей хозяйки был изгнан? – Она кивнула, и я спросил: – Вы подвергались опасности?
– Слава богу, нет. Император Генрих – человек милосердный: он разрешил моей госпоже остаться в Саксонии, но она предпочла сопровождать мужа.
– Я очень рад, что вам пришлось уехать, – ляпнул я, не подумав.
Она вскинула бровь, но от этого стала только краше.
– Мою госпожу вынудили покинуть свой дом.
Я покраснел еще пуще и поспешно проговорил:
– Я хотел только сказать, что, если бы вы не приехали в Кан, мы никогда бы не встретились.
– Так ты рад этому?
– Так рад, что слов нет, – заявил я, расплывшись в ухмылке, как амадан.
На мою улыбку она ответила своей, куда более сдержанной.
– Мы побеседуем еще?
Я с удивлением и отчаянием сообразил, что мы уже близки к концу зала. Время наше подошло к концу, и сердце мое упало. Мечты о поцелуе, с самого начала казавшиеся несбыточными, теперь вовсе обратились в дым.
– Ничто не доставит мне большего удовольствия, госпожа, – сказал я с полупоклоном.
На прощание она легко коснулась моей руки.
Клянусь, я словно вытянулся ввысь фута на два.
Когда я вернулся, Филип, видевший нас вместе, засыпал меня вопросами.
– Судя по гордой походке, ты преуспел. Это правда?
Я улыбался так, что болели щеки.
– Сдается мне, я ей понравился.
– Поцелуй?
Я сердито глянул на него.
– Нет, конечно! К тому же там было слишком много народа.
Филип понимающе посмотрел на меня.
– Ты и близко не подобрался к поцелую.
– Нет, – уныло признал я. – Но она хочет встретиться со мной снова.
Филип по-дружески пихнул меня.