Овейн и де Шовиньи стояли с рыцарями, де Дрюн пристроился рядом с ними, хотя по правилам должен был дожидаться своей очереди. Прямо за ним маячил Рис.
– Сир! – Улыбка архиепископа была шире, чем у ростовщика, получившего одним махом все долги. – Вы почтили нас своим присутствием.
Ричард низко поклонился.
– Ваше преподобие, я пришел, чтобы принять крест, если вы благословите меня.
Почти невероятно, но улыбка архиепископа растянулась еще шире.
– Немногих я отправлю в этот святой Крестовый поход с бо́льшим желанием, нежели вас, сир.
Ричард опустился на колени перед алтарем и вполголоса исповедался перед прелатом. Пока господин оставался в этой позе, я поспешил вперед и протянул сюрко архиепископу.
Воздев правую руку, на пальце которой сверкал украшенный драгоценным камнем перстень, архиепископ благословил плащ и того, кто будет его носить. Затем, передав сюрко Ричарду, который встал и надел его поверх кольчуги, прелат провозгласил:
– Герцог Аквитанский, воин Божий!
Мы с Филипом и Луи орали до хрипоты, но голоса наши потерялись в гуле толпы. Готов побиться об заклад на дюжину серебряных пенни, что наши крики было слышно даже в Париже.
От боковых стен выдвинулись священники, чтобы дать отпущение возможно большему числу желающих. Я вместе с друзьями преклонил колени, исповедался и получил прощение. Времени, чтобы подготовить плащи для всех, не было, поэтому мы просто осенили себя крестом и обязались отправиться в Крестовый поход.
Затем герцог ушел держать совет с архиепископом и отпустил нас. Мы отправились в таверну и напились вдрызг.
Глава 25
Лето Господне 1188-го застало меня не на корабле, плывущем в Утремер, а за южными рубежами Аквитании. Кагор расположен в сердце области Керси, к западу от графства Тулузского. Дул свежий ветерок, неся приятный аромат свежескошенной травы. Лето еще не началось, но крестьяне благодаря затянувшейся теплой погоде раньше начали заготовку сена на лугах возле города. На открытом пространстве перед стенами кипел еженедельный рынок.
Прилавки и лотки тянулись сколько хватало глаз, предлагая еду и напитки, утварь и скотину, ткани и женские благовония. Здесь было многолюдно, и народ все прибывал: пешком из близлежащих деревень или на повозках.
Ничто не останавливает торговлю, подумалось мне, даже близость вторгнувшейся армии. Войско Ричарда находилось, наверное, милях в двадцати, но царивший повсюду покой никак не выдавал этого, как и того, что война бушевала тут уже шесть недель. Граф Раймунд Тулузский – вечная заноза в боку у герцога после мятежа Молодого Короля, да и до того – вывел моего хозяина из терпения, разрешив ограбить купцов из Пуатье. Будь это просто грабеж, войны можно было бы избежать, но ослепление, оскопление и убийство безнаказанными оставлять нельзя. Приготовления к Крестовому походу пришлось отложить. Мы выступили на юг Аквитании большими силами, далеко углубившись в земли, потерянные Раймундом во время междоусобицы пять лет назад. Более дюжины замков уже пали. Внушающей страх репутации Ричарда в большинстве случаев хватало, чтобы крепость открыла ворота в день нашего прибытия под ее стены.
Следующим на очереди был Кагор, и, вместо того чтобы выслушивать донесения лазутчиков из города, герцог решил посмотреть на него собственными глазами. Рискованный поступок – кое-кто назвал бы его глупым, – но если Ричард принимал решение, ничто не могло его поколебать. Нас было шестеро: герцог, я, Рис, Овейн, де Дрюн и Фиц-Алдельм. Мы изображали из себя отбившихся от войска солдат из Ангулема, лежавшего далеко к северу, и до поры это нам удавалось. Непритязательная одежда, простое оружие, обычные кони – мы ничем не отличались от других наемников, странствовавших по миру. С Божьей помощью, сказал герцог, такой наряд поможет осуществить наш замысел.
Риса и де Дрюна, к их неудовольствию, оставили охранять лошадей.
– Лишимся коней – окажемся тут в ловушке, – сказал Ричард.
Рис и де Дрюн, мрачно кивнув, смирились с судьбой. Им предстояло скучать среди повозок, лошадей и мулов.
Остальным членам нашего отряда предстояло входить в город попарно. Целью было выяснить силу гарнизона и его готовность сражаться. С детства владевшие языком Ричард и Фиц-Алдельм могли сойти за французов, а нам с Овейном рассчитывать на это не приходилось. Даже теперь герцог не догадывался о глубине нашей с Фиц-Алдельмом взаимной ненависти. Полагая, что мы забыли все обиды, он приказал нам идти вместе, а сам пошел с Овейном. Нам предстояло собраться вместе до наступления вечера, а затем отправиться в обратный путь, к нашему войску. Отдав приказы, Ричард растворился вместе с Овейном в толпе.
Мы с Фиц-Алдельмом выждали некоторое время, прежде чем последовать их примеру. Как и герцог, мы взяли только кинжалы. Мы тут же оказались на рыночной площади. Стайка ребятишек паслась у прилавка с печеньем и миндальными марципанами; пекарь грозно глядел на них, сложив руки на груди. Молодые парни теснились у палатки кузнеца, выбирая ножи и мечи. Пышногрудая матрона, поджав губы, раскатала рулон красного с позолотой шелка на лотке торговца тканями. Дочка ее, стоявшая рядом, ахнула – «Какое прекрасное платье выйдет!» – и услышала в ответ, что при такой цене материи вся семья пойдет по миру. Продавец тут же засуетился, сказав, что торг возможен.
Я улыбнулся, подумав: торгаши везде одинаковы. Девушка показалась мне похожей на Беатрису, которую я не видел с прошлой осени и понятия не имел, когда увижу вновь – Генрих услал королеву Алиенору обратно в Англию. Я коснулся кошелечка на шее, в котором хранилась подаренная ею лента, гадая: вспомнит ли она, как меня зовут? Ее имя было выжжено на моем сердце.
Толпа зевак собралась вокруг танцующего медведя. Зверь топтался на задних лапах под мелодию, которую его хозяин наигрывал на флейте. К шее несчастного животного была прикована крепкая цепь, второй конец которой обвивал деревянный столб, вбитый в землю. Мы посмотрели на зрелище: Фиц-Алдельм – с веселой улыбочкой, я – с мыслью о том, что медведь предпочел бы смерть такой доле.
По мере приближения к городским воротам становилось ясно, что начальнику гарнизона известно о близости войска Ричарда. На стенах было вдвое больше дозорных, чем я ожидал, и, кроме того, открыли только одну створку ворот. Рядом стояли солдаты, наблюдая за тем, как их товарищи расспрашивают каждого, кто хочет войти. Сердце мое забилось чаще. Скажем что-нибудь не то или пробудим подозрения, и нас ждет плен. Я сказал себе, что если герцог и Овейн прошли – судя по всему, это было так, – то и мы пройдем. Я глянул на Фиц-Алдельма и встревожился, заметив пот, выступивший у него на лице. А еще у него бегали глаза, как у преступника, которого притащили на суд.
– Тут слишком много солдат, – процедил он углом рта. – Лучше вернуться к лошадям.
Меня такая трусость возмутила.
– Герцог прошел. И мы должны.
– Ты уверен? Мне вот кажется, что он повернул.
Я сделал вид, что не расслышал. Фиц-Алдельм схватил меня за плечо, но я шел дальше. Выругавшись вполголоса, он собрался было пойти следом, но тут между нами проехала повозка, груженная бочками с вином. Дьявол меня дернул ускорить шаг, держась поближе к вертящемуся колесу. Толпа, раздавшаяся, чтобы пропустить телегу, снова сомкнулась у меня за спиной. Я обернулся через плечо, но Фиц-Алдельма не увидел. И усмехнулся, уверенный, что малодушный рыцарь, оставшись без моей поддержки, не дойдет до ворот.
Повозка почти достигла входа. Моя самоуверенность вдруг показалась мне идиотской. Но отвернуть я не решался, понимая, что это привлечет внимание.
Последовал оклик, и мужчина с передка телеги ответил:
– Вино! Много вина, для гарнизона. Мне сказали: вези прямо к интенданту, и никакого воровства.
Раздался взрыв хохота – как я рассудил, то были солдаты. Кто-то велел вознице ехать дальше. Я все еще гадал, сумею ли прорваться, но тут удача улыбнулась мне: заднее колесо застряло в глубокой колее, и повозка встала. Навалившись плечом на задний борт, я крикнул, понукая волов. Поднатужившись изо все сил, я помог колесу выйти из ямы. Затем, положив руку на бочонок, будто вино было моим, под бешеный стук сердца прошел мимо часовых. Те даже не взглянули на меня.
При первой возможности я отцепился от колеса повозки и юркнул в переулок. Наверное, я должен был испугаться, оказавшись один во вражеском городе, но, окрыленный успехом и избавлением от Фиц-Алдельма, я чувствовал себя свободным, как птица. Идя вдоль подножия стены, я обогнул почти всю крепость, считая солдат. Чувствуя в себе все больше уверенности – сейчас я назвал бы ее самонадеянностью, – я решил проникнуть в цитадель, стоявшую в центре Кагора.
Ричард рассуждал так же. Приближаясь к цитадели, я увидел, что они с Овейном выпивают на улице близ таверны. Даже в надвинутом на лоб капюшоне узнать герцога было легко из-за громадного роста. Вспомнив его приказ – держаться порознь на случай обнаружения, – я купил пшеничную лепешку и расположился в противоположном углу улицы, наискосок от этого. Улица была людной, поэтому наши меня не заметили. С наслаждением жуя, я разглядывал стены цитадели, но не смог определить, сколько воинов внутри нее, даже приблизительно. Пытаться входить внутрь было слишком рискованно: часовые у ворот выглядели бдительными и подтянутыми. Я подумал, что топтаться тут без толку долго не стоит. Увидев, что Ричард и Овейн осушили кружки, я предположил, что они пришли к такому же выводу.
Забавы ради я опустил пониже голову и, пропустив их, зашагал следом. Если представится возможность, я дам им знать, что я здесь.
Когда мы проходили мимо другой пивной, из ее дверей вышел, шатаясь, солдат, сопровождаемый приятелем. По несчастливой случайности его затуманенный взгляд упал на герцога. Вояка наморщил лоб, рыгнул, присмотрелся.
– Иисус на кресте! – воскликнул он. – Да это же Ричард, герцог Аквитанский.
Его товарищ фыркнул:
– Кому другому звони, а тут ты не за ту веревку дернул.