Когда Генрих вновь обрел если не достоинство, то хотя бы способность говорить, Филипп вернулся к тому, с чего начал, – к обмену захваченными землями. Ричард с сердитым возгласом отказался, напомнив про подать в тысячу марок, о которой говорил по пути в Бонмулен. Если бы я не наблюдал за репетицией, то поверил бы в представление. Скептическое выражение на лице Генриха говорило о том, что он подозревает обман. Некоторое время, как и прежде, шел бесплодный спор.
Филипп замолчал так, словно глубоко задумался, а потом объявил, что возвратит все, захваченное им за предыдущий год. Ричард сможет также сохранить за собой приобретения в графстве Тулузском. Все это при условии, заявил он Генриху, что его старший сын женится на Алисе. Ведь эта свадьба, заключил Филипп, давно уже должна была состояться.
Я бросил взгляд на Генриха. Он был не слишком рад, но не вышел из себя. Мне стало казаться, что соглашение возможно.
Потом Филипп огласил последнее условие: бароны Генриха, в Англии и в континентальных владениях, должны присягнуть Ричарду как наследнику престола. Едва заметно улыбнувшись герцогу, Капет повернулся к Генриху.
Все присутствующие последовали его примеру.
Колокола аббатства прозвонили к вечерне. Три часа прошли.
– Сир? – спросил Филипп.
– Нет, – произнес Генрих, словно сплюнул.
– Он ваш старший сын, сир.
– Нет нужды напоминать мне, кто он такой!
– Вот уже двадцать лет он помолвлен с моей сестрой Алисой. Он – ваш законный наследник.
Оба этих утверждения были справедливы, но Генрих пробормотал:
– Нет, нет, нет!
Филипп посмотрел на Ричарда, а тот покачал головой, словно говоря: «Я знал, каким будет его ответ».
Французский король предпринял еще одну попытку:
– Ну же, сир, вы не поразмыслите над предложением?
– Я не собираюсь уступать подобному давлению. – Морщинистый кулак Генриха стукнул о подлокотник кресла. – Не позволю запугивать себя!
– Я не собираюсь этого делать, папа, – сказал Ричард.
– Нет?
От гнева лицо Генриха стало уродливым.
– Я прошу лишь того, что принадлежит мне по праву. Чтобы ты провозгласил меня законным наследником.
У Джона заходили желваки. Его пухлая рука поднялась в протесте. Тяжелый, как камень, взгляд Ричарда пригвоздил его к месту. Рука Джона безвольно опустилась.
Генрих молчал.
– Итак, сир? – спросил Ричард. – Каков будет ваш ответ?
Ответа не было, и сердце мое сжалось от боли за герцога, которого так жестоко отвергли.
– Это не просьба, – процедил Ричард. И снова Генрих не дал ответа. – В таком случае у меня не остается иного выбора, как принять на веру невозможное.
Отстегнув пояс, герцог преклонил колено перед Филиппом и опустил на пол между ними меч в ножнах. Вложив ладони в руки французского короля, Ричард принес ему оммаж за все континентальные домены Анжуйского дома, от Нормандии до Аквитании. И наконец, поклялся помогать Филиппу против любого врага, за исключением Генриха, с которым он связан вассальной клятвой.
Филипп принял оммаж Ричарда, широко улыбаясь.
– И последнее, государь, – продолжил герцог. – Я прошу вашей помощи на случай, если буду лишен прав как наследник своего отца.
– Я охотно предоставлю ее тебе, – ответил Филипп.
Наверное, это самая глубокая из ран, подумалось мне. Если Генрих не согласится немедля исполнить требование Ричарда, ему грозит война против объединенного войска французского короля и своего старшего сына.
Генрих ничего не говорил. Он сидел, совершенно ошеломленный, ошарашенный. Потерянный.
Он больше не принимал участия в совещании, только кивнул, когда предложили двухмесячное перемирие. Принесли стол и стул, один из монахов принялся писать мирный договор. Глубокую тишину нарушали только скрип пера по пергаменту и хриплое дыхание Генриха.
За все это время отец и сын не обменялись ни словом. Когда встреча подошла к концу, они даже не попрощались.
Глава 30
Солнце на западе склонилось почти к самому горизонту, в его косых лучах глубокий снег казался оранжевым. Кружили и кричали грачи, устраивая гнезда на самых высоких деревьях. Маршал, охотившийся с соколами, возвращался в королевский замок Сомюр в чудесном настроении. Соколы смогли добыть только одного зайца, но это нисколько не омрачало его радости. «Поохотиться с другом в морозный зимний денек – о чем еще может мечтать человек?» – размышлял он.
Примерно в полумиле впереди них показались стены Сомюра, и на плечи Уильяма снова лег груз ответственности. Не только ради простых забав он отправился в путь на рассвете.
– Снова в горнило, да? – проговорил Балдуин де Бетюн. Один из самых доверенных друзей Молодого Короля, он перешел на службу к Генриху. А еще Балдуин был товарищем Маршала и встретил его по возвращении из Утремера с распростертыми объятиями.
– Ты читаешь мои мысли, – сказал Маршал.
– У меня точно такие же. Слава богу, что Рождество прошло и начался новый год. Еще одного такого сочельника, как этот, я бы не вынес.
Маршал рассмеялся.
– Божьи зубы, это было ужасно!
Они поехали дальше.
Припоминая Рождество 1182 года в Кане, где собралась добрая тысяча рыцарей, Маршал, решил, что нынешние празднества – прямая противоположность тем. Компанию Генриху составляли только сам Уильям, де Бетюн и горсть придворных. Прислуживали всего десятка четыре слуг. Малочисленные гости буквально затерялись в обширном пространстве замка. Вообще-то здесь должно было быть полно народу, но приглашенные Генрихом бароны и прочие знатные персоны не приехали, сославшись на различные причины. Отсутствие их служило недвусмысленным посланием: баланс власти сместился в пользу Ричарда и Филиппа. Настроение короля, и без того безрадостное, ухудшилось еще сильнее. Постаревший и усталый, он редко выходил из опочивальни, а приключившаяся в день Нового года хворь приковала его к постели.
– Расскажи мне еще про наследницу Шатору, – попросил Маршал, подыскивая тему, которая не опускала бы их настроение до уровня замерзшей грязи.
У де Бетюна загорелись глаза.
Расположенное в стратегически важном пункте вблизи границы с Францией и занимающее обширную полосу богатых земель владение Шатору было завидной добычей. Еще более ценным его делала упомянутая выше молодая особа, обладательница приятной внешности и прекрасных манер. Де Бетюн ухаживал за ней уже полгода, преимущественно посредством писем.
Пересказав, надо думать, содержание чуть ли не всех посланий, рыцарь перевел дух.
– Желаю удачи, – сказал Маршал. – Достойная тебя партия.
Де Бетюн бросил на друга пристальный взгляд.
– А как обстоят дела с леди Элоизой из Кендала?
– Я не намерен жениться на ней. Ты это знаешь. Она не хороша собой.
– С каких пор подобное препятствие останавливает мужчину на пути к выгодному браку? Мое чутье подсказывает, что ты ищешь не столько красоты, сколько укрепления своих позиций.
– Ты хорошо меня знаешь, – признал Маршал, грустно кивнув. – По правде говоря, мне нужно больше, чем способна дать Элоиза. Полтора десятка лет я верно служу Анжуйскому дому, а все, чего удостоился, – поместье в Картмеле. Разве я не заслужил более солидного вознаграждения, нежели эта дама из Кендала?
– У тебя есть кто-нибудь на примете?
– Да.
Маршал навострил уши, уловив отчетливый стук копыт. Он посмотрел в сторону Сомюра, но ничего не увидел.
– Кто?
– Изабелла де Клер.
– Ее владения не сравнятся в цене с землями Шатору, – поддел друга де Бетюн.
– Они велики и не лежат на границе с Францией, – молниеносно парировал Маршал. – И валлийцы – не столь докучливые соседи, как Филипп.
Де Бетюн улыбнулся в знак согласия.
– Матушка ее известна строгим нравом. Девица могла его унаследовать.
– Я об этом наслышан. Тем лучше.
Маршал не одобрял кокетства и трепещущих ресниц.
– Будем надеяться, что хорошее настроение вернется к королю вместе со здоровьем и он сможет пожаловать нас обоих тем, чего мы желаем, – сказал де Бетюн.
– Я выпью за это, – сказал Уильям, поднимая фляжку, подвешенную на ременной петле к луке седла. Достав пробку, он сделал глоток и передал мех другу. Де Бетюн отсалютовал ему и выпил.
Теперь стук копыт стал хорошо различимым.
– Слышал?
Маршал приложил ко лбу ладонь и стал всматриваться в даль. Сумерки наступали быстро, окутывая местность.
– Там, – показал рукой де Бетюн.
Всадник скакал по главной дороге, которая вела, помимо иных городов, в Париж.
Маршал почувствовал, что его хорошее настроение тает.
– Гонец от Ричарда или Филиппа, как думаешь?
Де Бетюн сделал еще один глоток из фляги.
– Скорее всего, – процедил он.
– Мне нужно выпить, – сказал Маршал. – Давай-ка сюда посудину.
Новый оруженосец Маршала, Жан д’Эрле, ждал рыцарей в замковом дворе. Худощавый, беспокойный юноша был рекомендован Маршалу лично Генрихом.
– К-король приказал вам об-боим явиться к нему, сэр, – сказал Жан, приняв брошенные Маршалом поводья.
– Немедленно?
Уильям слез с коня.
– Д-да, сэр.
Молодой человек выглядел смущенным.
– Едва ли нас ждут добрые новости, – сказал Маршал де Бетюну.
– Боюсь, ты прав, друг мой.
Оставив коня на попечении собственного оруженосца, де Бетюн зашагал вместе с Маршалом к деревянной лестнице, что вела в большой зал.
Генрих лежал в кровати с балдахином, от него еще не ушел гонец, выглядевший испуганным. Поблизости стоял ночной горшок, а двое слуг застыли у двери, не привлекая к себе внимания. От пылающего очага распространялись волны жара. В спертом воздухе висел резкий аромат ладана. Нижнюю часть королевского туловища закутали в толстые одеяла, на плечи была наброшена меховая накидка. На щеках Генриха алел нездоровый румянец, глаза были закрыты. Каждый вдох сопровождался хрипами и сипением.
Маршал и де Бетюн подошли.
– Государь!
Генрих заморгал, навел взгляд на новопришедших.