– Как там, на другой стороне, Руфус? – весело спросил он у меня.
– Тесновато, сэр, – ответил я. – Нам нужны подкрепления.
– А вот и они. – Де Шовиньи махнул рукой вправо, и я увидел рыцарей, промерявших дно реки копьями в поисках удобного места для переправы. Затем он продолжил: – Лучше поскорее сдать пленника Рису, иначе ты вскоре лишишься его.
– Оставьте тут немного для меня, – сказал я, уводя добычу на наш берег Юина.
Риса, мягко говоря, не обрадовал приказ оставаться в лагере и сторожить пленника. Все переменилось, когда рыцарь представился: Жоффруа де Брюлон, богатый землевладелец из Сомерсета. Он дал слово оставаться в моей палатке. Хотя это и выглядело несколько легкомысленным, мне понравились его открытые манеры, и я согласился.
– Ступай к остальным оруженосцам, – сказал я Рису. Те ждали у моста с запасными конями и оружием для хозяев.
– Он сбежит, как только мы уйдем, сэр, – заявил Рис, глянув на де Брюлона.
– Не сбежит, – ответил я. – Честь – главное достоинство рыцаря.
Риса мой довод не убедил.
– И Фиц-Алдельма тоже, сэр? – буркнул он.
Не в бровь, а в глаз – но поскольку Ричард ревел, поднимая всех в атаку, а от зданий с внешней стороны стен Ле-Мана валил дым, спорить было некогда. Я так и сказал Рису.
– Очень хорошо, сэр.
Он пожал плечами.
– Дерзкий у тебя оруженосец, – заметил де Брюлон.
– Не лезьте не в свои дела, сэр, – отрезал я. – И оставайтесь тут, если не хотите, чтобы я потом вас нашел.
Оставив пленника сидеть с разинутым ртом, мы вернулись в битву.
На месте моста я обнаружил обуглившиеся опоры. Переживая за де Шовиньи и Овейна, я окликнул нескольких рыцарей, въезжавших в Юин.
– Один человек утонул, когда мост обрушился, но двое на том берегу. Я видел их совсем недавно, – ответил один из всадников.
Уповая, что единственной жертвой был Фиц-Алдельм, а не кто-то из моих друзей, я тоже стал переправляться вброд через реку. Рыцари сказали, что горящие дома подожгли, видимо, защитники города. Вот только они не учли направление ветра, подумал я, видя, как пламя лижет крыши домов, расположенных в непосредственной близости от замковых стен.
Дальний берег был заполнен конными и пешими, захваченными водоворотом насилия. До меня доносились крики, проклятия, стоны. Оглушительный звон оружия. Земля, растертая копытами в грязь, была полита кровью убитых и раненых. Но королевские воины уступали нам в числе, и удача склонялась на нашу сторону. Шаг за шагом мы теснили врага.
– Я вижу де Шовиньи, – вскричал один из рыцарей, вытянув руку. – Святой Боже, он сражается с Маршалом!
Взгляд мой обратился в указанном направлении. Де Шовиньи на своем сером напал на рыцаря с зеленым и золотым узором на щите. Стоило посмотреть на это! Они ринулись друг на друга с таким рвением, словно бились в поле вдвоем. Оба ударили хорошо: никто не вылетел из седла, но копья сломались. Ловко развернув коней, рыцари выхватили мечи и сошлись снова.
Поммерс добрался до отмели, и я натянул поводья, завороженный поединком. К де Шовиньи, этому умелому бойцу, я питал белую зависть. В учебных схватках он обычно брал надо мной верх – я в ту пору не достиг лучшей формы. Но Маршал был ему под стать, а его конь мог развернуться на серебряном пенни. Я не выстоял бы против Маршала. Бой продолжался, и де Шовиньи постоянно приходилось обороняться. Он попытался таранить конем вражеского скакуна, потом прибег к старому трюку с ударом щита о щит. Но Маршал парировал удары или уклонялся от его маневров, мгновенно переходя в смертоносную контратаку.
В итоге де Шовиньи был побежден простейшим способом. Вогнав меч в ножны после очередного обмена выпадами, Маршал развернул коня и пустил его в легкий галоп. Проезжая мимо левого бока де Шовиньи и тем самым сделав себя неудобной мишенью, он ухватил поводья серого и дернул, вынуждая следовать за собой.
Видеть, как воина, подобного де Шовиньи, берут в плен с такой легкостью, было немыслимо. Не веря своим глазам, я затряс головой.
Рыцарь, обративший мое внимание на поединок, хмыкнул.
– Маршал – настоящий умелец, да?
– Верно, – согласился я, радуясь, что не оказался на месте де Шовиньи.
– Ну, Руфус! – раздался знакомый голос. – Бьешь баклуши, пока другие бьют врагов?
Ричард пошутил, но я все равно покраснел.
– Смотрел на схватку между де Шовиньи и Маршалом, сир. Де Шовиньи в плену.
Ричард ехал на Дьябло, но, к моему изумлению, единственной защитой ему служил простой железный шлем. При нем даже меча не было. Заведя коня в воду и остановив его рядом с Поммерсом, герцог обозрел поле боя.
– Ха! Они бегут – смотри!
Пока я наблюдал за поединком между де Шовиньи и Маршалом, воины короля показали спину. Некоторые бежали вдоль берега реки, но большинство отступало в город. Наши рыцари гнали их. Жандармы, завывая по-волчьи, шли следом.
– Де Шовиньи скоро освободят. А город между тем наш, – удовлетворенным тоном произнес герцог. – Это ясно даже моему отцу. Нужно развить успех. За мной!
Дьябло сорвался с места.
Мне пришлось проглотить замечание насчет отсутствия у Ричарда оружия и доспехов и пришпорить Поммерса.
Атаковать горящий город – сумасшествие, но именно это мы сделали в тот июньский день. Ричард вел нас, презирая опасность, будто неуязвимый. Вдохновленные его безумной отвагой и страшась за его жизнь, я и десятка два других рыцарей бросились за ним, все время пытаясь прикрыть его живым щитом. Полем боя стали узкие булыжные улочки и немощеные переулки – их могли перегородить два стоящих рядом человека, тем более под покровом затянувшего город дыма. Однако в сердцах воинов Генриха уже вспыхнуло пламя страха, а такой пожар трудно потушить. Мы наступали от главных ворот, и само наше присутствие заставляло врага отходить.
Почти сразу мы столкнулись на углу с Овейном, окровавленным, но улыбающимся. К моему удивлению, с ним был бледный де Шовиньи. Он баюкал левую руку – по его словам, пока Маршал ехал к воротам, в пленника попал брошенный со стены камень, затем рядом посыпались другие. Испугавшись, конь де Шовиньи попятился и вырвал поводья из руки Маршала. Несмотря на боль в сломанной руке, Андре сумел успокоить жеребца и поскакал обратно к мосту. По пути он встретил Овейна, который с тех пор прикрывал друга. Пара присоединилась к нашему отряду, держась в его середине, рядом с Ричардом, где было безопаснее всего.
По одним улицам нельзя было проехать из-за брошенных или перевернутых телег, по другим – из-за горящих зданий. Мы пробились к небольшой площади перед церковью и обнаружили изготовившийся к бою отряд рыцарей Генриха. Они сражались храбро, отразив первый натиск, но, не имея поддержки пехотинцев, оказались окружены нашими жандармами. Вторая атака сломила противника. Половина попала в плен, почти все остальные были ранены или убиты. Лишь горстке их удалось сбежать. Наше численное превосходство продолжало сказываться, так как нам противостояли небольшие кучки рыцарей – то двое, то трое. Вынужденные отступать, они подчас натыкались в боковых улочках на наших воинов, зашедших вперед. Отход врага вскоре превратился в повальное бегство. К несчастью, охваченные паникой горожане, стремясь спасти себя и своих пожитки, зачастую оказывались посреди схватки. Визжали и вопили женщины и дети, плакали младенцы. Умирали мужчины.
Куда бы мы ни заходили, Ричард неизменно требовал сообщить, где король. Ответы поступали противоречивые: Генриха не видели с самого утра; он в квартале, который мы уже миновали. Герцог не сдавался и продолжал поиски, и перед тем, как колокола прозвонили к третьему часу, мы въехали в северную часть города. Там раненый рыцарь Генриха, который привалился к двери дома, вытянув кровоточащую ногу, снабдил нас более точными сведениями. Король проехал мимо совсем недавно в сопровождении нескольких сотен рыцарей, включая Маршала. Направляются они в Алансон, лежащий милях в пятидесяти на границе с Нормандией.
– Если он доберется до Алансона, нормандские бароны его поддержат, – сказал Ричард и погнал Дьябло к ближайшим воротам. – А если нет, он уплывет в Англию, и я никогда его не поймаю.
В его голосе звучала тревога, и мне вспомнился разговор про нормандских сеньоров, которые вроде как откликнулись на призыв Генриха, но остановились в Алансоне, чтобы подождать и посмотреть, кто станет брать верх: король или Ричард с Филиппом. Одно дело – не явиться на зов, подумал я, совсем другое – прямо отказать государю. Если Ричард пленит отца, а он явно намеревался поступить именно так, это заставит баронов сделать выбор.
Мы выехали через северные ворота. Не сдерживаемые толпами или горящими зданиями, наши скакуны галопом помчали нас к Френе и далее к Алансону. Здорово было оставить позади дым и снова глотнуть чистого воздуха. Вскоре мы нагнали груженную мебелью повозку. Владелец, пухлощекий купчина, в страхе воззрился на нас, но мы не обратили на него внимания. Заслышав наше приближение, пешие горожане сходили на обочины, освобождая нам дорогу. Слышали не все. Еще один купец – верхом на лошади и с двумя вьючными животными в поводу – перепугался, обнаружив нас у себя за спиной, и бросился прятаться в еще не поспевшую пшеницу. Зрелище было потешным, и я хохотал так, что заболели бока.
– Вот они! – гаркнул Ричард.
Вдалеке я увидел лошадей. Судя по клубам пыли, животных гнали во весь опор. Я пришпорил Поммерса, и тот охотно прибавил ход. Хотя я был в доспехах, а Ричард – нет, мой конь перегнал Дьябло. Каждый раз, как скакун герцога настигал меня, Поммерс выказывал еще больше прыти. Эту скачку выдержали еще две лошади – Овейна и рыцаря по имени Филипп де Коломбье. Дьябло поотстал от нас шагов на пятьдесят. Все стало ясно, когда до меня донесся огорченный крик герцога: его жеребец захромал. Прочие, состоявшие в нашем отряде, остались далеко позади. Бог и все его святые, как гордился я Поммерсом в тот день!
С обеих сторон стремительно пролетала сельская местность. Живые изгороди, покрытые пышной летней листвой. Поля, засеянные ячменем и пшеницей. Овцы, пасущиеся на лугу. Деревья – ольха и береза – на берегах реки. Крытый соломой крестьянский дом с надворными постройками и обнесенным изгородью садом. Свинья, выкапывающая рылом червей.