Я был ближе всех к преследуемым, Овейн шел на полкорпуса позади меня. Группа беглецов насчитывала, по моим прикидкам, полсотни всадников. В самом ее центре виднелся сгорбленный человек на крепком гнедом. Справа и слева от него скакали двое – достаточно близко, чтобы прийти на помощь в случае нужды. Несомненно, это был Генрих. Представляя, как доволен будет герцог, если я захвачу его отца, и не думая об опасности, я принялся еще сильнее подгонять скакуна. Разрыв сократился до сотни шагов. Ветер свистел в ушах. Копыта Поммерса подо мной выбивали неистовый ритм. Я приготовился бросить копье, чтобы ухватить освобожденной рукой поводья королевского коня. Потом, осознав нелепость своей затеи, я внутренне похолодел. Мне не удалось бы сделать это в одиночку.
Непонятно как, но меня опередил Филипп де Коломбье.
– Руфус! Овейн! – Голос Ричарда доносился издалека. – Филипп! Назад!
Два коня перед нами замедлили ход, потом развернулись. Всадники без колебаний опустили копья и поскакали навстречу мне и Филиппу. Я выругался. Подчиниться приказу герцога означало, что мы рискуем получить копье в спину. Пришлось мне ослушаться его, тем более Филипп не выказывал намерения натянуть поводья. Я порадовался, что не бросил копье, переместил его под локоть и нацелился на щит противника. Мчась полным галопом, мы сблизились в мгновение ока. Во второй раз за несколько часов мне достался точный и сильный удар копьем. Щит врезался в грудь, ребра отозвались ослепительной вспышкой боли. Я вылетел из седла, потеряв оба стремени. Словно кукла, свалившаяся вверх ногами с лестницы, я повалился плашмя на спину и больше ничего уже не помнил.
Разбудил меня грохот копыт, как под Шатору. Позже я сообразил, что был без сознания всего с дюжину мгновений. Я вдохнул, в груди закололи иголки. С хрипом перекатившись на бок и упершись ладонью в грязь, я попытался сесть. Сначала я увидел Поммерса – тот, похоже, был цел, и это меня приободрило. Потом я различил рыцаря, выбившего меня из седла, – он лежал в траве шагах в тридцати, бесчувственный или мертвый. Я обошелся с ним так же, как он со мной. Филипп валялся рядом, громко чертыхаясь, тогда как его противник удалялся, сжимая в руке обломок копья.
По дороге грохотали копыта. Я повернул голову. Теперь развернулся Маршал – я узнал зеленый с золотом герб на его щите – и преградил путь. Он, в полном облачении, взял на изготовку копье – я с радостью понял, что оружие нацелено не на меня. Затем я проследил, куда смотрит острие, и у меня екнуло сердце.
Его целью был Ричард, переведший Дьябло на шаг. Никогда еще отсутствие у него доспеха и щита не выглядело столь вопиющим.
Маршал ударил коня шпорами и пошел в атаку.
– Божьи ноги, парень! Не убивай меня! – крикнул герцог во всю мощь своих легких. – Это неправильно, ведь я безоружен.
Маршал ни на йоту не сдержал бег коня.
Тошнотворный ком подкатил у меня к горлу. Ричарда вот-вот нанижут на копье, как на вертел, а я ничем не могу помочь. Я кое-как встал, извлек меч и, едва передвигая непослушные ноги, пошел к нему.
– Пусть дьявол убивает тебя, потому что я не стану, – вскричал Маршал, опуская острие.
Рука его не дрогнула. Пронзив грудь бедняги Дьябло, он сразил его одним ударом. Промчавшись галопом мимо меня – не будь я оглушен, я мог бы достать его мечом, – рыцарь развернул коня и, не посмотрев на Ричарда, поскакал вслед за королем.
Уверенный, что герцог тяжело ранен, а то и хуже, я доковылял до него. Он свалился с Дьябло, который лежал среди лужи крови.
– Сир! – Я упал на колени и перевернул Ричарда. Тот вдохнул, закашлялся, веки его задрожали. Я чуть не расплакался. – Вы живы, сир!
– Сдается, что так. – Он поморщился. – Как Дьябло?
– Мертв, сир.
Ричард закрыл глаза.
Страх вернулся ко мне.
– Вы ранены, сир?
– Нет. Горюю по Дьябло. – Герцог вздохнул. – Помоги мне встать.
Не обращая внимания на боль в ребрах, я закинул руку Ричарда себе на плечи и схватил ее.
– Готовы, сир?
Он крякнул.
Мы поднялись. Поглядев на Маршала, видневшегося вдали на дороге, я обернулся в сторону Ле-Мана.
– Наши товарищи уже почти здесь, сир. Они продолжат погоню.
– Нет. Пусть уходят. – Решимость в его голосе не допускала колебаний. Освободившись от моей хватки, он похромал в сторону Дьябло и молча встал над трупом.
Окликнув Филиппа де Коломбье – тот крикнул в ответ, что не ранен, – я направился к рыцарю, которого выбил из седла. Мне причитался еще один выкуп. И только тогда я заметил распростертое тело, немного дальше по дороге. Я не видел, кто это, но узнал стоявшего рядом скакуна.
– Овейн!
Я кое-как побежал.
Он был мертв. Сломал при падении шею, или, быть может, его внутренности поразило копье, пробившее дыру в кольчуге на уровне груди. Валлиец лежал на спине, раскинув руки. Затих навеки. Ушел.
Я позабыл про Маршала. Про Генриха. Про Ричарда и Дьябло. Горе овладело мной. Сев, я обнял тело Овейна и заплакал.
Это был первый близкий товарищ, которого я потерял.
Ах, если бы он был последним!
Глава 32
Маршал скакал прочь с тяжелым сердцем. Если у него и была возможность сохранить свое положение, когда герцог унаследует трон, он только что сжег ее дотла. Перед ним, однако, стоял дьявольский выбор. Заколоть Ричарда означало стать почти что цареубийцей, а отпустив его, он навсегда обесчестил бы свое имя. Убийство герцогского коня было единственным, что оставалось.
Осознание этого не сильно утешало Маршала. Совсем недавно у него было приподнятое настроение благодаря согласию короля на его брак с Изабеллой де Клер. Нынешний его поступок означал, что женитьба обречена еще до того, как до нее дойдет дело.
Догнав своих, Уильям поравнялся с Генрихом. И встревожился: лицо государя стало пепельно-серым и покрылось каплями пота. Сгибаясь от боли, король дышал ртом, судорожно, с хрипом хватая воздух. Маршал рассудил, что, если бы не незаконнорожденный сын Жоффруа, который скакал рядом с отцом и поддерживал его одной рукой, Генрих выпал бы из седла.
– Государь!
Налитые кровью глаза Генриха повернулись.
– А, Маршал. Где ты был?
– Прикрывал отход, сир. – Он решил, что упоминание о сшибке с Ричардом совсем не пойдет на пользу королю. – Рад доложить, что больше нас не преследуют.
Генрих словно не слышал.
– Мы едем в Шинон.
– Государь?
Шинон с давних лет был дорог королю, подумал Маршал, но до него двести миль к югу, и на пути лежат земли, которыми Ричард и Филипп уже завладели или скоро завладеют.
– Алансон совсем недалеко, сир, и он ближе к Нормандии, где много верных вам баронов.
– Маршал прав, государь, – сказал Жоффруа. Мужчина, только-только достигший среднего возраста, с волнистыми волосами и приятной внешностью, как у сводных братьев, он давно сделался канцлером Генриха. – Нам предстоит собрать новую армию, и это надо делать в Нормандии, а не в Шиноне.
– Скачи туда, Жофф, и поднимай всех, кто остался верен.
Король сглотнул и рыгнул.
Встревожившись, Маршал подозвал лекаря, и тот убедил короля выпить немного имбирного отвара.
Генрих, похоже, почувствовал себя лучше, и Маршал предпринял новую попытку:
– Вы говорили о Шиноне, государь?
– Да. Ты поедешь со мной. Отбери пять человек, которые будут сопровождать нас.
– Разумеется, государь. – Уильям перехватил взгляд Жоффруа и понял, что в них, как в зеркале, отражается его собственная озабоченность. – Вы уверены, сир, что нам следует туда ехать?
– Я пока еще король, – отрезал Генрих. – Или нет?
– Конечно, государь, – ответил Маршал, чувствуя, как долг свинцовой чушкой давит ему на плечи.
– Тогда выполняй.
– Вам нездоровится, сир. Давайте хотя бы заедем в Френе, где вы сможете отдохнуть.
– Ну ладно, – сказал Генрих, махнув рукой в знак согласия.
По пути Жоффруа пытался отговорить отца, но Генрих стоял на своем. Ту ночь они провели в Френе, и Маршал снова заикнулся о том, что лучше ехать в Алансон. Король разъярился, и ему стало плохо. Более или менее придя в себя, он велел Маршалу и Жоффруа не касаться больше этого вопроса. Он принял твердое решение.
На следующее утро, пока основной отряд готовился ехать на север, Маршал и Генрих направились на юг с пятью рыцарями, одним из которых был Морис де Краон, многолетний доверенный помощник короля. Они выбирали неизъезженные пути и проселочные дороги, надеясь избежать встречи с войсками, верными герцогу или Филиппу. Им это удалось, но путешествие, долгое и опасное, заняло полмесяца. Будь король не так хвор, они управились бы гораздо быстрее, но Генрих слабел с каждым днем. Его постоянно рвало, стоило хоть что-нибудь выпить, боль не утихала, он исхудал так, что стал похож на тень прежнего себя. Слишком слабый, чтобы сидеть на коне, он ехал в крытом возке, как купец или фермер. Не раз Маршалу казалось, что государь умрет раньше, чем они достигнут Шинона, но король не утратил ни капли былого упрямства и каким-то образом пережил все.
Когда вдали показался могучий замок, Генрих улыбнулся – впервые за много дней.
– Шинон, – сказал он. – Я дома.
Маршалу не раз доводилось бывать в Шиноне, но крепость неизменно поражала его. Построенная на длинном известняковом утесе, выступающим над рекой Вьенна, она с трех сторон была окружена естественными преградами, а с четвертой – глубоким рвом. Выстроенный два с лишним века назад, Шинон принадлежал Генриху почти с самого начала его правления, когда он отнял крепость у мятежного брата. Тридцать с лишним лет король вел там грандиозную стройку, и замок превратился в неприступную твердыню с роскошными покоями для монаршей семьи и казармами для многочисленного гарнизона.
– Наконец-то вас можно будет устроить удобно, государь.
Маршал не знал, что еще сказать. Поступали только плохие новости. Со времени их бегства из Ле-Мана войска Ричарда и Филиппа наводнили всю округу. Ходили слухи, что Тур, оставшийся верным королю, вот-вот подвергнется нападению. Когда он падет, государство Генриха окажется открытым со всех сторон и уязвимым. Через короткое время придет ультиматум, подумал Уильям, а может, и сам герцог во главе своей армии. Королю останется лишь принять условия сына. А что будет с ним самим, с тревогой думал Маршал, известно одн