Я ехал с ним, но если его возвращение было торжественным, то мое – с привкусом горечи. Нет нужды говорить о том, что я был доверенным рыцарем при дворе Ричарда: куда более высокое положение, чем я надеялся когда-либо обрести в Кайрлинне. Будущее тоже выглядело блестящим. Благодаря выкупу за пленников я разбогател – особенно много серебра дали за де Брюлона. Рис состоял при мне, будучи оруженосцем. Овейн погиб, да упокоит Господь его душу, но мои добрые приятели Филип и де Дрюн были живы.
Тем не менее минуло десять лет с той поры, как меня отправили заложником в Стригуил. Отец, мать и братья обратились в кости, гнившие под покровом зеленой травы, могилы их затерялись. Убийца моих родителей был мертв, это верно, но его брат Роберт по-прежнему отравлял мне жизнь, будучи близким советником Ричарда. Я утешался обещанием герцога возвратить мне Кайрлинн, когда придет время. Когда мы вернемся из Крестового похода.
Преследуемый воспоминанием о двух ни в чем не повинных людях, повешенных за убийство старшего Фиц-Алдельма и его оруженосца, я с облегчением покинул Саутгемптон. Но это была не единственная причина. Вечером накануне отъезда я заметил, что Роберт Фиц-Алдельм ведет оживленную беседу с неизвестным мне солдатом. Перехватив мой взгляд, мой враг улыбнулся, а солдат зашептал ему что-то на ухо. О чем шла речь, я не догадывался, но это меня встревожило. Больше я, к счастью, не встречал того воина, а поскольку Фиц-Алдельм не делал попыток заговорить со мной, я сказал себе, что беспокоиться не о чем.
Путь наш лежал на север, в Винчестер. По дороге Рис приободрился, да и я тоже. Мы ехали в королевский дворец, где Ричарду предстояло увидеться с его матерью, королевой Алиенорой. Меня окрыляла надежда на встречу с Беатрисой. Затем нам предстояло отправиться в Глостер на свадьбу Джона, а оттуда – в Лондон, на коронацию Ричарда. Уильям Маршал должен был присутствовать на обеих церемониях вместе со своей молодой невестой, Изабеллой де Клер. Это известие породило во мне странное ощущение.
Во время пребывания в Стригуиле я не питал к Изабелле никаких романтических чувств: она была ребенком, а я – взрослым юношей. Однако между нами возникла настоящая дружба. Мне не нравилось, что Изабеллу отдали Маршалу, годившемуся ей в отцы. Я дурак, сказал я себе: Ричарду даже в голову не придет считать меня парой для нее, а у меня есть Беатриса, чтобы волочиться, и Алиенора, чтобы вздыхать о ней. После этого я обратился мыслями к увеселениям по случаю коронации.
– Они продлятся не один день, – сказал я Рису. – Вина будет больше, чем можно выпить, притом хорошего. Как только головы у нас перестанут гудеть, начнутся настоящие приготовления к Крестовому походу.
Парень пробормотал что-то на валлийском.
– Ожидание почти закончилось, – добавил я.
– Я не успокоюсь, пока вдали не покажется берег Утремера, сэр, – ответил он.
– Правда в том, что это будет еще не скоро, – согласился я, во многом разделяя его чувства.
За время постоянных междоусобиц в Аквитании и бесконечной розни в семье Ричарда я смертельно устал. Сегодняшний друг завтра мог превратиться во врага, и наоборот. В Утремере у нас хотя бы будет общий противник, сарацины. Я бросил на Риса лукавый взгляд.
– Раз ты так торопишься на корабль, то потеряешь не так много, если пропустишь коронацию?
На лице Риса отразилось возмущение.
– Я семь последних лет сражался за герцога, сэр. И хочу видеть, как на его голову возложат корону.
– Это была шутка, Рис, – успокоил я его, подмигнув.
Он снова что-то буркнул, но по его губам пробежала улыбка.
Добравшись до королевского дворца в Винчестере, Ричард соскочил с коня, стройного буланого жеребца. Филип проворно спрыгнул со своей лошади, чтобы подхватить брошенные герцогом поводья.
– Ты со мной, Джон! – крикнул Ричард. – Вы, Роберт и Руфус, тоже.
Обрадованный оказанной мне честью и негодуя на Фиц-Алдельма – как, по всей видимости, и он на меня, – я препоручил Поммерса заботам Риса и поспешил за Ричардом и Джоном, уже проделавшим полпути по коридору вслед за дородным, запыхавшимся майордомом. Наши башмаки почти не стучали по каменным плитам пола, пока мы шли к покоям королевы. То была одна из золотых клеток, в которых Генрих держал супругу, но, когда король скончался и пришло письмо от Ричарда, ее выпустили.
– Здесь, сир, – сказал майордом, собираясь постучать.
Отстранив его, Ричард стукнул один раз и открыл дверь.
– Мама?
– Иисус сладчайший! – послышался мелодичный голос. – Ричард?
– Мама! – восторженно воскликнул он и шагнул через порог.
Джон юркнул за ним.
– Он не один, матушка. Я тоже здесь.
– Джон, мой дорогой. – Тепла в голосе стало меньше.
– После вас, сэр, – обратился я к Фиц-Алдельму с преувеличенной любезностью.
– Нам нужно поговорить, – сказал он сумрачно и вошел в комнату.
Встревожившись, но, будучи не в силах возразить, я последовал за ним. И как только оказался в просторной, светлой комнате, сразу забыл о своих заботах.
Ричард и Джон опустились на колени перед Алиенорой, красивой и стройной, несмотря на преклонный возраст. С волосами, убранными под золотую сеточку, в темно-малиновом платье, с дорогой брошью на груди, она выглядела как истинная королева.
– Встаньте, – со смехом сказала Алиенора. – Не могу же я допустить, чтобы вы, будущий король и повелитель Ирландии, стояли передо мной на коленях.
– Я всегда буду оказывать тебе такое уважение, мама, – сказал Ричард, целуя ее правую руку.
– И я, – угодливо добавил Джон.
Алиенора бросила на Ричарда взгляд, полный обожания.
– Встаньте, сир, прошу, – сказала она, потом, повернувшись к Джону, подняла и его. – Рада видеть вас обоих в добром здравии.
– А я – тебя, – произнес Ричард.
Ее улыбка была лучезарной.
– И теперь ты король. Наконец-то.
Радость отразилась на лице Ричарда.
– Наконец-то, мама.
Лицо у Джона стало таким, словно ему в рот попал кусок протухшего мяса.
– Как прошло плавание из Нормандии? – спросила Алиенора, заметив это.
– Сносно, мама, – сказал Джон.
Ричард подмигнул.
– Мой братец провел большую часть времени, уткнувшись носом в ведро.
– Не моя вина, что меня тошнит в море, – возразил Джон.
– Пора бы уже привыкнуть, – фыркнул Ричард. – Тебе скоро плыть назад.
Джон надулся.
Мне доводилось слышать о планах герцога насчет Джона и незаконнорожденного брата, Жоффруа. Обоим запрещалось появляться в Англии, пока мы совершаем Крестовый поход, – чтобы предотвратить попытки захватить трон.
– Мир, – сказала Алиенора.
Братья подчинились, и я улыбнулся про себя. Двое взрослых мужчин успокоились, стоило ей произнести всего одно слово.
– У меня было много дел, мама, но у тебя еще больше, – сказал Ричард. – Я благодарен тебе.
– Проведя столько лет в заточении, я знаю, как прекрасно вновь оказаться на свободе, – проговорила королева. – Я с радостью отдала приказ опустошить тюрьмы. Кроме того, это милосердное деяние поможет душе Генриха на небесах. Ваш господин отец погребен?
– Да. В Фонтевро, как он распорядился, – безразлично ответил Ричард.
Лицо государыни омрачилось.
– До сих пор не могу поверить, что его нет.
Она все еще питает к нему чувства, с удивлением подумал я. Возможно, это лишь крупицы былой любви, но они есть. Ричард снова взял ее за руку.
– Теперь ты свободна. И снова королева!
– До твоей женитьбы.
– Даже тогда тебя будут любить и почитать, мама.
Глаза ее потеплели.
– Ты взял с собой Джона, а следовательно, внял моему совету.
– Внял, после долгих размышлений. Ему отойдут графства Сомерсет, Дорсет, Девон и Корнуолл, а также Ноттингем и Дерби. Эти владения обеспечат ему ежегодную ренту в четыре тысячи фунтов – вполне достаточно для принца крови.
– Это хорошо, – сказала Алиенора.
– Я благодарен, сир, – заявил Джон.
Ричард сурово посмотрел на него.
– Щедрое вознаграждение за вероломство.
Щеки у Джона покраснели, взгляд потупился.
– Кровь есть кровь, – сказала Алиенора. – Нельзя бросать своих.
Поступки герцога казались мне не очень понятными. Он как никто другой ценил преданность и верность. Ричард щедро вознаградил баронов и рыцарей Генриха, оставшихся с ним до конца: лучшим примером был Маршал. Тех, кто не проявил должной верности, он лишил должностей или подверг штрафу, а кое-кого покарал обоими способами. Вороватого сенешаля Анжу даже заковали по рукам и ногам и бросили в темницу. А трусливый Джон, бросивший умирающего отца, как только стало ясно, что его дело проиграно, не понес никакого наказания. Совсем напротив: ему пожаловали изрядный кусок Англии, способный обеспечить огромный годовой доход. Как сказал мне де Дрюн, он отошел Джону в утешение за то, что его не провозгласили наследником. Этой чести удостоился Артур, сын Джефри, покойного брата Ричарда и Джона. Расчетливый шаг – двухлетний ребенок вряд ли станет угрожать престолу, пока Ричард совершает Крестовый поход. Джон, уже взрослый, являл собой совершенно иную, более опасную кандидатуру.
– Давай забудем прошлое, – обратился Ричард к Джону. – Ты – единственный брат, который остался у меня, и я хочу, чтобы мы были друзьями.
– И я желаю этого всем сердцем, – искренним тоном заверил Джон.
Под одобрительным взглядом Алиеноры два брата обменялись поцелуем мира.
Я не поверил ни единому из слов, слетевших с мясистых губ Джона, но, украдкой поглядев на Фиц-Алдельма, убедился, что мой враг доволен этой новой дружбой. Расстроенный этим обстоятельством, я принялся размышлять. Занятые после смерти Генриха своими обязанностями, мы редко виделись с Фиц-Алдельмом. Но, порывшись в памяти, я отметил, что не раз заставал его беседующим с Джоном. Вспомнилось и их вероятное свидание в Бонмулене в прошлом ноябре. Господь распятый, подумалось мне. Эти двое в сговоре. Меня беспокоило, что у меня нет ни малейшего представления о цели этого сговора.