— Да, конечно, ага, — фыркнул я.
— ...просто вы с Ромулом потешались над одним только предположением о том, будто бы я имел связь с куклой.
Стало тихо. Вивьен, насвистывая, бродила по студии, не вникая в разговор. Мы с Ромой переглянулись и посмотрели на Иствуда, который отрешённо теребил струны, выдавая вполне приличные партии.
— Нет, я, конечно, понимаю, — сказал он, почувствовав некое замешательство. — Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Ты — лидер, ты — босс. Когда ты трахаешь кукол — это выражение твоей сложной душевной организации, а когда твой подчинённый как будто бы при жизни занимался чем-то подобным — это надо немедленно высмеивать беспощадно...
— Слышь, ты, аниме! — перебил его Рома. — Про кукол, это я тебя стебал, а он за тебя вписался, еслифчё, когда ты, как ссыкуха, выбежал, понял, да?
— Во-первых, я — не аниме, — процедил Иствуд сквозь зубы. — А во-вторых, даже если так — это ведь очень смешная шутка. Почему не пошутишь над ним сейчас, а? Или ты, как и подобает шакалу, способен тявкать только на тех, на кого показывает начальство? Лев настигает добычу, а ты треплешь падаль?
Рома положил палочки на рабочий барабан.
— Слышь, аниме... — медленно и с угрозой сказал он.
— Я не аниме, сколько тебе можно повторять! — заорал Иствуд. — Я — живой человек!
— П**дишь как дышишь! — не растерялся Рома.
— Мальчики, из-за чего вы ссоритесь? — встряла в разговор Вивьен. — У нас с Мёрдоком не было никакой интимной связи. Он упал на пол и сразу уснул, а когда я попыталась добиться от него ласки, он отогнал меня с криком: «Пошла нахер, дура, у меня репетиция завтра, пацаны придут!».
— А это уже не имеет никакого значения, — сказал я ей.
— Почему? — удивилась Вивьен.
— Потому что учись, если хочешь быть типа как человеком. Конфликт возникает не из-за того, что кто-то сказал или сделал, а из-за отношения в комплексе. Из-за того, как один человек ставит себя перед другим. Вот этот п**дюк, — показал я на Рому, — пытается казаться крутым, но не умеет, потому держится того, у кого самые большие яйца, и выстёбывает остальных. А этот п**дюк, — показал я на Иствуда, — хочет казаться независимым и надменным, но тоже не умеет, поэтому всем своим видом старается показать, как ему плевать на всё, что мы тут делаем, и какие мы тупые в сравнении с ним. И нам крайне повезло, что здесь есть я. Человек, который объективно круче самой крутой скалы во вселенной, и которому на полном серьёзе плевать на всё и вся. Я для них — недостижимый идеал. Скоро они это поймут и успокоятся.
— Ясно, — сказала Вивьен. — Ты очень хорошо объясняешь, Мёрдок, надеюсь, у нас с тобой ещё будет интимная связь.
— Должна, — пожал я плечами. — Вообще, я думал тебя с Ромой скрестить, но ему, наверное, проще вскрыться, чем перед Иствудом так подставиться.
Иствуд, побледнев и деморализовавшись, ожесточённо солировал на басу. Рома куда-то отвернулся.
— За установку! — скомандовал я. — На счёт «три» начинаем работать. Раз, два, раз-раз-раз, три-четыре — погнали!
***
Про кефир я накануне совсем даже не шутил. Спустя три часа репетиции пацаны смотрели на меня, как пионеры, которых привезли на лето в лагерь, одели в зэковскую робу и, вручив кирки и телеги, отправили разрабатывать шахту.
— Херово! — рявкнул я после очередного дубля. — Ромыч! С ритма четыре раза сбился.
— Три!
— Четыре, я сказал! Будешь спорить — заставлю отжиматься! Иствуд! Ты не слышишь, что у тебя строй съехал?
— Я не умею её настраивать! — взвыл ковбой.
— Что ты, сука, сейчас п**данул? — шагнул я к нему.
— Сейчас настрою, говорю!
— Мёрдок, давай тормознём, — взмолился Рома, пока Иствуд лихорадочно крутил колки, пытаясь возбудить в себе навыки настройщика инструментов. — Ну реально, ну ты сам глянь — сил уже нихрена нету.
Запас сил у него и в самом деле был где-то в районе нуля.
— Значит, ты будешь играть без сил, насекомое. То, что мы сейчас делаем — это грёбаная элементарщина. Если завтра я вам скажу, что мы будем играть блэк-метал, вы оба сдохнете в ту же секунду. Поэтому я не желаю слушать жалоб. Иствуд!
— Есть!
— На жопе шерсть! Приготовился! Рома — палки взял. Возьми эти сраные палки, пока я их тебе в задницу не засунул! Три, два, один — белый снег, серый лёд... На растрескавшейся земле...
Ещё два прогона спустя Рома промахнулся по тарелке, палочка вылетела из ослабевшей руки и попала Иствуду в лоб. Иствуд в ответ сел на пол и заплакал. Я же сам с себя охреневал. На половине кувшина пива столько фигачить! И у меня ещё запас сил только до середины просел. Хотя пожрать не мешает, конечно.
— Перерыв, — объявил я и повернулся к Вивьен, которая сидела под окном и терпеливо смотрела и слушала. — Метнись в магаз, возьми пожрать. Вот бабло. — Я вызвал из своих царских запасов десяток монет и протянул ей. В руке оказался полотняный мешочек. Вечно у них всё в мешочках... Подсознательная тоска по яйцам, что ли?
— Что купить? — подскочила готовая к труду и обороне Вивьен.
— На свой вкус и цвет, — сказал я. — Ну и закуски какой-нибудь, само собой.
Вивьен ускакала. Рома выпал из-за барабанов на пол и начал издавать там какие-то грустные звуки. Иствуд спрятал басуху в инвентарь от греха подальше и сел на пол, укрыв лицо в дрожащих ладонях.
— Ничё, пацаны! — бодро сказал я и отобрал у Ромы палочки. — Ща пожрём, и всё получится.
— Ты хочешь сказать, мы на сегодня ещё не закончили? — прошептал Иствуд.
— Дурак, что ли? — уставился я на него. — Мы на сегодня ещё даже не начали.
— Мёрдок, ты безумец.
— Знаю. Значит, стратегия такая. Музыка — это не блажь. Музыка — это работа, которая делает из вас инвалидов. Вы возненавидите её, но всё равно будете вынуждены выполнять. И уже потом, спустя время, возлюбите её снова, но уже — безумной и извращённой любовью. Только так можно выковать из безвольного утырка — настоящего музыканта.
Я сел за установку.
— Юнга! На меня смотреть. Во все глаза смотреть. Я — нихера не умею играть на ударных. Мой инструмент — гитара. Но я фанатично торчу от музыки. Знаешь, чего тебе не хватает?
Рома перекатился на спину и мученически посмотрел на меня.
— Тебе не хватает лёгкости. Не легкомыслия, а лёгкости, Ром. Ты зажат. Я пока не знаю, что тебе нужно, чтобы расслабиться, поэтому ты будешь играть снова и снова, опять и опять, и так до тех пор, пока мы не подберём ключ...
— Кто ты такой, мать твою, и куда дел Мёрдока? — спросил Иствуд.
Я в ответ начал стучать. Просто колотил, как бог на душу положит, мысленно напевая «Звезду по имени солнце», и то, что я слышал, нравилось мне больше, чем то, что выдавал Рома. А когда я бросил взгляд на него, то убедился, что и он придерживается такого же мнения.
Разблокирована ветка навыков: Барабанщик
Да иди ты! Задница, блин, весь настрой сбила! Я остановился и положил на рабочий барабан обе палочки.
— Это музыка, парни, — сказал я. — Не плохая и не хорошая. Пропустите её через себя. Позвольте себе раствориться в ней. Я спецом выбрал очень простую песню. Её легко разучить. А потом надо просто приучить себя от неё тащиться. Как некоторые упоротые дегенераты тащатся от бега.
— О, это — ваще поехавшие! — воскликнул Рома.
— Невменяемые люди, — подхватил Иствуд.
— Ну вот, — усмехнулся я. — Видите? У нас появилась объединяющая энергия!
TRACK_46
Вскоре подвалила Вивьен, принесла один кувшин пива и несколько свёртков с бутербродами.
— А что, инвентарём тебя боженька обидел? — спросил я.
— Разумеется, — сказала она. — Я ведь просто информационная функция. Изначально.
Н-да, недосмотр. А ведь мог бы и сообразить, что так дело повернётся. Господи, вот нахрена я себе ещё и это на шею навесил? Поистине, у меня психология такая: когда жизнь начинает усложняться, надо взвалить на себя ещё мешков десять добротного цемента и — вперёд, с песнями. Может, надо не бухать, а к психологу сходить? Интересно, есть здесь психологи?..
— Ясно, — сказал я и разгрузил Вивьен. — В кабаке, что ли, брала?
— Конечно, я больше ничего не знаю. Этот мир весьма причудлив — после офисного симулятора.
— Деньги остались?
— Ни за что!
Материться я не стал. Я ведь и сам понятия не имел, где тут брать жратву, и есть ли адекватные магазины, где еда стоит столько, сколько стоит, а не столько, сколько готов выкинуть подвыпивший дебил.
Стола у меня не было, поэтому расположились тупо на полу. Несколько минут все молча ели. Пацаны восстанавливали силы и здоровье, им было не до болтовни. Вивьен же опять была отчего-то хмурая.
— Ты чего такая напряжённая? — толкнул я её в плечо.
Мы сидели рядом, пацаны — лежали напротив, вкушая пищу, как древние греки. Ну, из тех греков, которым с утра до вечера делать нехер было, а не те, которые на них горбатились.
— Меня не покидает чувство, которое ты назвал вдохновением, — открыла душу Вивьен. — Почему у тебя нет стола, Мёрдок? Мы едим на полу... У меня такое ощущение, как будто я качусь куда-то вниз.
— Мож, фундамент криво положили? — сказал Рома и сам же уныло заржал над своей остро́той с набитым ртом.
Иствуд смолчал. Кажется, вообще не услышал. Вот и прекрасно. Ещё пара-тройка таких репетиций, и они вообще забудут, как это — друг друга выстёбывать. Совместно переживаемый п**дец — сближает.
— Ясно, — сказал я. — Ты по-женски ищешь уюта и стабильности. Тебе нужен дом, из которого ты могла бы убегать бухать, и куда возвращаться. И чтобы когда ты просыпаешься, тебя ждал завтрак. Типа такого?
— Очень похоже, Мёрдок! — обрадовалась Вивьен. — Как ты это понял?
— Да понять-то не проблема. Не первый день живу... Вопрос в другом — нахрена это в тебя положили. А если не положили — то откуда взялось?
— Завелось, — буркнул Иствуд.
— Точняк, от сырости, — ржанул Рома.
— Так угараете, будто уже готовы к ночной репетиции, — осадил я их.