— Даже не пытайся испортить мне настроение, — отмахнулся Федя. — Этот день... Я чувствую себя Армстронгом!
— Могу дать тебе поиграть на моей трубе, — предложил я. — Сказал бы «на флейте», но это несправедливо по отношению к Луи Армстронгу и к моему инструменту.
Всё-таки мне удалось испортить ему настроение. Федя зыркнул на меня злобно и уточнил:
— Я имел в виду Нила Армстронга!
— Да, патриотизм из тебя — так и хлещет. Ты как там, уже Рождество в декабре начал отмечать? На Новый год забил? А день Благодарения? Индейку жрёшь? Помнишь, как американцы Гитлера победили?
Федя, игнорируя подъ**ки, прошёлся по залу. Видимо, восхищался, что может ходить по залу. Дождавшись, пока я естественным образом заткнусь, он повернулся ко мне, посмотрел снизу вверх.
— Почему ты в доспехах, Мёрдок?
— Защита от пидарасов, Федя.
— Какие тут могут быть пидарасы?
— Пидарасы коварны. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Впрочем, ты не поймёшь.
— Почему это я не пойму? — Федя принялся отжиматься от пола.
— Ты... слишком толерантен, скажем так.
— В... смысле? — пыхтел он, отталкиваясь трясущимися ручонками от пола.
— Ты живёшь в Сан-Франциско, Федя.
— И что? — Федя устал и, сев на жопу, уставился на меня.
— Ну... Это ведь Сан-Франциско.
— Я, наверное, не очень чётко задал вопрос, Мёрдок, поэтому я его повторю: и что?
— Ой, да ладно! Все знают, что такое Сан-Франциско! Там, кстати, ещё за традиционную ориентацию штрафовать не начали? На меня, помню, копы как-то недобро косились.
— Может, потому что ты уже из самолёта вывалился пьяным в хлам и сразу же принялся спрашивать, где купить кокаин? — предположил Федя.
— Ты ничего не понимаешь, это для творчества! — возмутился я.
Будет меня ещё всякое хомячьё критиковать! Не допущу, ни в жизнь.
— Я, между прочим, женюсь, — сообщил Федя и начал приседать. С приседаниями у него дела обстояли лучше.
— На девушке?
— Мёрдок!
— Я просто уточнил. Это ведь Сан-Франциско...
— Ты — раб стереотипов, которые почерпнул из каких-то убогих фильмов и книжек, которые тут никто не смотрит и не читает. Это оскорбительно.
Да-да, конечно. Двадцать первый век, все такие оскорблённые. В роддоме младенец из влагалища вылезает и тут же суёт акушеру повестку в суд за то, что его оскорбили. Впрочем, нахрен, на светские темы опосля потрещим, время будет.
— Ладно, забыли, — махнул я рукой. — Женишься — молодец. Всегда знал, что ты этим кончишь. Жду приглашения. А то сам приду. По дресс-коду только сориентируй, какого цвета плавки надевать.
— Приглашения? — растерялся вдруг братец.
— Ну. Чё ты теряешься? Ставишь посреди зала здоровенную «плазму», там я с гитарой и бутылкой, все на меня смотрят. В уголке ты с невестой робко прячешься. И вебку ещё, чтоб я мог на вас смотреть и умиляться. И акустику п**датую подключите, чтоб мой глас е**шил, как трубы судного дня. Записал?
Федька чего-то загрузился. Аж с лица спал. Наверное, представил, как я обосру ему свадьбу. Да ладно, чё он, в самом деле? Я ж шуткую.
— Так это... — покашлял я в металлический кулак. — Я чего пришёл-то? Дело серьёзное, опасаюсь за свою жизнь.
— Ты чушь несёшь, — очнулся Федя. — Твоей жизни здесь в принципе не может ничего угрожать!
Ага. Значит, про убивающий на**й меч братишка так до сих пор и не в курсе. Хорошо, очень хорошо. Пусть и дальше пребывает в блаженном неведении, ему же проще.
— Ты мне баки не заливай, — постучал я по подлокотнику трона. — Мне нужно как-то ограничить доступ к моему телу одной пидарасины неопределённой гендерности. Просто захерачь какую-нибудь магическую фигню, чтобы это ко мне не приближалось.
— Ладно. От кого там тебя защитить надо?
— Ник — AxiLess.
— А, это которая внешность и пол сменила, — поморщился Федя. — Целое направление исследований из-за неё приостановили. Крайне неустойчивая психика, увы. Но желание индивида...
— А ты в курсе, почему она решила сменить пол? — перебил я.
— Она сказала, что изначально совершила ошибку...
— Она на меня запала. И теперь думает, что раз у неё есть дырка между ног, мы с ней будем жить долго и счастливо. И я хочу услышать твои соображения на тему того, как ты собираешься меня от этого защитить. Мне нужно, типа, судебное ограничение, или как там...
Федя застыл, глядя на меня с широко раскрытым ртом. Потом покачал головой:
— Проклятье, Вань... Мёрдок! За каждым косяком, за каждой проблемой на проекте так или иначе стоишь ты!
— Поклоняйся мне, восхищайся мною, но огради меня от пидарасины!
— Подумаю, что можно сделать, — вздохнул Федя.
Ну и рожа... Ну вот точь-в-точь как у меня. Только одежда дебильная и причёска. То ли дело у меня хаерина — обосраться можно от восхищения.
— Думай быстрее, — буркнул я. — Не могу творить в атмосфере постоянной угрозы пидорства. Это влечёт за собой повышенный расход алкоголя, что, в свою очередь, увеличивает градус опасности.
— Ещё что-нибудь? — Федя встал и привычным жестом отряхнул брюки.
— Пацан у меня пропал. Коля. Ну, этот — Rchn. Скоро уж сутки будет, как провалился сквозь землю. Никогда такого не было. Беспокоюсь за него.
— Ну... Когда я смотрел в последний раз, его умственное развитие уже примерно соответствовало уровню шестилетнего...
— Я знаю, что ты ему завидуешь, но пацан пропал, и это не шутки.
— Я к тому, что он очень быстро развивается и осваивается в мире. В мире, который не в состоянии ему навредить. Если его убьют на каком-нибудь квесте — он просто реснется, и всё.
— То есть, обнаружить его местоположение вы не в состоянии?
— В состоянии. Ладно, я тебя понял. Дам знать, как что-то будет известно по обоим пунктам.
— Х*юнктам.
— Очень по-взрослому, Мёрдок. Тридцать лет, горжусь тобой, братик. Кстати, появление в игре динамического возраста — вопрос уже пары дней. Будешь продолжать в том же духе — скоро Система перестанет тебе наливать алкогольные напитки.
— Можно подумать, она мне сейчас наливает, — фыркнул я. — Всё приходится самому делать. Бардак...
— А я ведь серьёзно. Если человек развивается — у него увеличивается возраст, а если деградирует — он может уменьшиться...
— А хера мне тут ещё делать, как не деградировать?! — взорвался я. — Вы, б**дь, хоть бы «автор тудей» какой подключили к вашему проекту! На весь город ни одной нормальной книжки! Один извращенец Вейдер, который пишет нудную документалистику о том, как все е**тся или прокачиваются. Мне такого говна в повседневке хватает!
Вот сейчас, судя по роже, что-то у брата внутри реально щёлкнуло и замкнулось.
— А ведь это действительно проблема, — пробормотал он. — Занятно... Никто больше не поднимал этого вопроса. Я поставлю его на совещании!
— Ты про первые два вопроса помни, они — главные. Книжки — это, конечно, хорошо. Но без них жить можно. А вот когда Коляна потерял, или когда пидарасы атакуют — это уже вообще караул просто.
Федя кивал, но рожа у него уже была рассеянная, он уже чего-то там себе думал о грядущем совещании.
— Слышь, Федь, вопрос такой, — сказал я, поёрзав на троне. — А как там матушка?
— Что? — дёрнулся он.
— Ну, мама? Жива? Здорова? Немолодая уж...
— Она в порядке. И... она здесь. Я привёз её во Фриско. На твои... Ну, в общем, когда ты...
Опа. Меня, значит, решили похоронить в Сан-Франциско? На чужбине? Вот так номер... Нет, мне, конечно, насрать и даже больше. Я, вообще, про другое хотел.
— Она мне ни разу не написала, — сказал я. — Не знаешь, почему?
Не то чтобы я был таким уж примерным сыном... Врагу бы такого сына не пожелал, если честно. Но блин, материнское сердце — оно ж должно всё прощать, не? Особенно когда сын помер. Смерть, по идее, все проступки прижизненные на ноль умножает.
— Ну... ей, знаешь, тяжело принять то, что ты продолжаешь жить здесь, — бормотал Федя, глядя в пол. — Это не значит, что она никогда не напишет. Просто ей нужно время.
— Год прошёл.
— Знаю. Чего ты от меня-то хочешь, Мёрдок?
Я резко выпрямился. И правда. Чего я до этого ущербного доковырялся?
— Чего я от тебя хочу — уже сказал, — отчеканил я. — Не смею задерживать. Свали отсюда в страхе и исполняй мою волю.
С этими словами я сам встал с трона и, громыхая доспехами, поспешил свалить. Но не в страхе, а совсем даже наоборот. Я только пидарасов боюсь немного, а больше мне ничто не страшно.
TRACK_15
Из дворца я вышел — никакущий. Нажраться хотелось так, что аж желудок подвело, чего в виртуальности этой в принципе никогда не бывало. И с чего бы так накрыло-то, а?
Ну, мама не пишет, подумаешь... Разве нельзя её понять? Вот я, например, если бы — тьфу-тьфу! — мама умерла, разве стал бы ей в какую-то игрушку письма писать? Ну честно? Я! Да я бы, если б так всё повернулось, приехал бы к брату типа в гости, выпил с ним на двоих бутылку, потом взял бы её за горлышко, разбил ему об репу, а «розочку» воткнул в живот. Потому что нехер матерей в виртуальных педовнях запирать, не по Христу это! Смерть должна быть смертью. Не можешь победить смерть — уйди нах*й с дороги, а не вот это вот всё.
«Здравствуй, моя типа-мама. Пишет тебе твой типа-сынок. Как живётся цифровой копии твоего сознания в нарисованном мире? У вас там есть свинка Пепа? А Губку Боба ты уже встречала?». Тьфу, блин! Нет, понимаю маму, что не пишет. Дурь ведь какая-то.
Но другим-то ведь пишут...
Отставить, Мёрдок! Отставить! Просто у тебя, в отличие от других, адекватная мать. Редкость. Драгоценность. Гордись!
Что меня ещё парит? А, эта женитьба брата. Ну да и хер бы с ним, пусть женится, дело нехитрое. Небось, свадьбу забабахает такую, что день Победы отдыхает. С американским президентом среди гостей. Мне не насрать разве? Меня ж не приглашают — и слава богу. А пригласят — ну, что я, на свадьбах никогда не бухал, что ли?
Ну вот, всё по полкам разложил, всё ровно. А на душе-то — как насрано.