— Того самого, пидорского? — уточнил я. — Жаренного на жире других пидарасов?
— Он близок, как никогда, — кивнул Мэйтата. — Здесь я ничего не могу с ним сделать. А ты в страшной беде.
— Э, э, Мэйтата, тормози. — Я похлопал его по плечу. — Я не в беде, я — в жопе. В ровно такой же, как и ты. Ну посмотри вокруг. Это, что ли, предел наших жизненных мечтаний? Это — наш потолок? Сидеть в нарисованном кабаке, пить нарисованное пиво и дрочить друг перед другом нарисованные х*и? Кстати, я не говорил — это был мой кабак?
— И ты всё проссал, — утвердительно кивнул Мэйтата. — Такова линия твоей жизни.
— Не проссал, а продал.
— И где же деньги?
— Тебе скажи!
— Так и скажи, что деньги ты проссал.
— Но-но, ёпта! Я дом купил, мы там репетируем.
— Ты мог жить в этом кабаке и в нём же репетировать, плюс — получать доход. Но ты всё проссал. Во имя чего такого великого?
Я вспомнил про Риккенбакер, на котором мне до сих пор играть не по масти, и отвёл взгляд.
— За какую-то нарисованную ху*ту? — Мэйтата сплюнул в сторону.
— Вот ты осуждаешь, а деньги, между прочим, тоже нарисованные. И потом, у меня обстоятельства возникли. На меня ж пацана повесили.
Я коротко врубил Мэйтату в ситуацию с Коляном.
— Сам посуди. Нельзя ж ребёнка в кабаке растить. Тут всякий пьяный сброд, шумно...
— А у тебя дома — тишина и интеллигенты?
— А вот — да, интеллигенты! — гордо сказал я, вспомнив, что ко мне на этой неделе заходили писатель Вейдер и художник Дерек. — А насчёт пидорского духа — это ты, Мэйтата, не переживай. Я его знаю и контролирую, он ко мне не прикоснётся.
— Н-да? — с сомнением посмотрел на меня Мэйтата.
— Пф! — дёрнул я плечом. — Сейчас просто надо так, понимаешь, чтобы толпу собрать... О, а вот и мой добрый друг Донни идёт.
Дон шагал к кабаку какой-то повеселевший. Увидев меня, правда, погрустнел. Увидев Мэйтату — вовсе сдулся.
— Добрый день. — Он протянул Мэйтате руку. — Это, кажется, вас сожгли в моём кабаке...
— О, Мёрдок, ты представь — меня тут уже узнают! — хохотнул Мэйтата, панибратски тряся руку Дона. — П**дец, я знаменитость, скоро популярнее тебя стану. Х*ли ты напрягся, здоровяк? Не ссыкоти, кто ссыт — тот гибнет, ёпта! Солдат ребёнка не обидит, в суд подавать не стану.
Дон перевёл офигевший взгляд с Мэйтаты на меня.
— Это Мэйтата, — представил я. — Жрец. Охеренный. Лучший во вселенной.
— Отлично. — Дон высвободил руку. — Я договорился с Арчибальдом. Сегодня в девять вечера все встречаемся у входа в Яму.
И Дон поспешил скрыться за дверью кабака. Я с грустью смотрел ему вслед.
— Чего ты так смотришь, как будто он тебя бросил беременным? — проворчал Мэйтата.
— Он даже не сказал мне, чтоб я не бухал... — тихо откликнулся я.
— Ну и что? Всё, п**дец, будешь сидеть в своей комнатке с розовыми обоями, обнимать плюшевого мишку и плакать?
— Нет, конечно. Бухать буду, это же очевидно. — Я достал из инвентаря бутылку. — Во сколько он сказал? В девять? Да это ж нескоро!
TRACK_40
День прошёл насыщенно. Наверное. Сам-то я его только краем уха помню. То, что заходили ко мне домой — точно помню. Потом помню ратушу, и какая-то непись бухтит:
— Берёте ли вы, Мёрдок, в свои законные жёны Вивьен Дэй?
— Медс, Медс, не гони, слышь! — пихал меня куда-то Рома. — Это, блин, типа, остановите всю эту херню! Я, короче, возражаю! Они не жениться пришли, её просто надо в группу прописать!
— Слышь, недоносок. — Это Мэйтата. — Свали в страхе. Если мой друг хочет жениться — он будет жениться.
— Слышь, ты сам свали на дерево, с которого спустился!
— Что ты сказал, пидарасина?
— Как ты меня назвал, баклажан обоссанный?!
— Прошу, господа, вы мешаете церемонии...
Потом я снова отключаюсь. Кажется, фонтан. Кажется, Доротея орёт. Прилавок перевёрнут, булки катятся, подпрыгивая, по земле. Вслед за ними катится охранник Франсуа, очень этим удивлённый, потому что всякого рода вышибал и прочих мордоворотов в этой игре кодили таким образом, чтобы дать им п**ды было невозможно от слова совсем. Ну что ж, сюрприз!
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! — орал я, размахивая бутылкой. — Преодолеть пространство и простор! А ты, шалава, больше чтоб ко мне вообще не подходила, ясно тебе? У меня группа. У меня сын! Первым делом, первым делом — самолёты!
Доротея исчезла. Исчезло всё. Наступила тьма. А очнулся я у себя в комнате, завёрнутый в одеяло. Я сидел в углу, трясся, как чмо под переменным током, и горячая деревянная чаша с чем-то, исходящим паром, тоже тряслась.
— Спасибо тебе, Господи, что не оставил раба твоего... — прошептал я трясущимися губами и потянулся ими к чаше.
— Куда, на**й?! — ворвался в мою реальность Мэйтата.
Схватил за волосы, отдёрнул меня от чаши. Я даже заорал.
— Больно, сучара!
— Больно — не смертельно. Х*ли ты делаешь, Мёрдок? Это не пьют. Это вдыхать надо, пока парит. Снимает опьянение и «алкашку» ужимает.
Я сделал несколько глубоких вдохов над этим импровизированным ингалятором. Понял, зачем одеяло на голове. Это не чтоб я не мёрз, а чтоб кумар от чашки попусту не расходовался.
Чашка пахла невкусно, но терпимо. В детстве я отдыхал в каком-то профилактории, и нас там периодически водили дышать чем-то типа эвкалипта. Но однажды то ли эвкалипт кончился, то ли эксперимент решили поставить, а может — и что скорее всего — спьяну кто-то накосячил, и в аппарат заложили что-то другое. На все недоуменные вопросы и попытки сблевануть персонал огрызался в духе «идите на**й»! Ну, мы и сдышали, что давали. Наше поколение, вообще, покладистое. Что дают — тем и дышим. То и пьём. То и колем. То и нюхаем. Потом привыкаем.
В общем, чашка пахла похоже на ту срань, которой я дышал в детстве.
— Говорят, — сказал я, заново привыкая к звукам своего голоса, — что способность вообразить запах есть у минимально ничтожного процента человеческих людей.
— Есть такое, — отозвался Мэйтата откуда-то извне. — Но это нихера не делает тебя особенным, Мёрдок.
— Ошибаешься, делает. Правда, никакого профита не даёт. Но если больше дрочить не на что — можно подрочить на свою исключительность.
Мне быстро и непоправимо легчало, в голове прояснялось. Я робко выглянул из одеяла и нехорошо выругался.
Комната, мягко скажем, изменилась. На полу появился цветастый ковёр, от которого рябило в глазах и начинался приход сродни кислотному. По углам стояли африканские статуэтки. С люстры свисали пучки трав, окно они вообще практически закрывали. Среди всего этого с деловым видом ходил голый Мэйтата и продолжал рассовывать по углам всякое говно, вешал на стены «ловцов снов» и тому подобное.
— Ты х*ли тут делал? — рявкнул я враз окрепшим голосом.
— Медитировал, — огрызнулся Мэйтата.
— Нахера? Девки ж есть, госсссподи...
— Не до девок мне нынче, Мёрдок.
— Возраст, — грустно кивнул я.
— Возраст?! Ты охерел, щенок? Да я в своём возрасте тебя на свой конец насажу и пробегу так Марафон де Сабль, после чего остановлюсь и кончу с такой силой, что тебя до Луны добросит!
— Это не надо! — занервничал я, глядя на конец Мэйтаты. — Я так не предпочитаю. Ты во что мою комнату превратил, ё* твою мать?
Тут я уже нашёл силы встать и сбросил одеяло. Чашу поставил на верх шкафа. Шкаф тоже был увешан травами. Покачав головой, я открыл дверцу и начал экипироваться. Если верить интерфейсным часам (нельзя же добухаться до такого, чтоб часы в интерфейсе сбились? Нет ведь?..), то было самое начало девятого, а значит, пора выдвигаться. Вовремя меня Мэйтата откачал. Без него грустно бы всё вышло.
— Слушай, а охеренная у тебя эта штука, — похвалил я. — Прям влёт отпускает. И алкашку так хорошо притушила... Мэйтата, а может, ты в Линтоне навсегда останешься?
— Может, — буркнул Мэйтата. — Что до твоего тупого вопроса — отвечу. Я установил мощнейшую защиту от духа. Не вздумай, Мёрдок, не вздумай, сука ты такая, ничего убирать! Хер знает как, но у меня получилось, сюда этот дух не проберётся, и даже глаз его сюда не проникнет. У себя в комнате ты в безопасности. Я потом ещё дом полностью так же защитить попробую.
— Святой добряк... — вздохнул я и закрыл шкаф. Всё нужное уже было в инвентаре. — Чего ты до этого духа до**ался? Что он тебе сделал?
— Мне-то, может, и ничего. Меня-то, может, просто бандиты застрелили. А вот тебя — он убил.
Я резко повернулся к Мэйтате.
— Ты что, хочешь сказать, что тот хер, который меня ножом в почку ткнул, тоже здесь?!
— Этого не знаю, — отмахнулся Мэйтата. — Может, и нет. Но дух, что направил его руку — здесь. Рядом с тобой, вокруг тебя. И продолжает высасывать из тебя жизнь. Даже смерть твоя его не остановила. Наверное, он не успокоится, пока не уничтожит даже тень от тени тебя. Поздравляю, Мёрдок. Ты нажил себе настоящего врага. Из-за грани!
И Мэйтата торжественно показал вверх пальцем. Не знаю, почему — может, из-за жеста, или из-за мрачного выражения лица Мэйтаты, а может, потому что он применил на меня какой-нибудь дебафф — у меня по коже поползли мурашки, и волоски на яйцах встали дыбом.
TRACK_41
После таких страстей необходимо было заполировать трезвяк, и я по дороге к Яме несколько раз приложился к бутылке. Как следствие, когда мы с Мэйтатой подошли к пункту сбора (вовремя!), оба уже были в хорошей кондиции.
Я кивнул Сандре, проигнорил Экси, пожал руку Иствуду, уважительно попятился от грозно-монументального Дона и уставился на мага, которого тот притаранил. Маг — Арчибальд, кажется, его фамилия, — робко зашкерился за спину Дона и на зрительный контакт не шёл. Вообще, он, кажется, чувствовал себя не в своей тарелке. Молодой совсем. Внешность явно из конструктора, но без бороды. Неканон. Зато посох — вот он. Интересно, они его инвентаризировать-то вообще могут? Мэйтата вот без посоха пока, значит, наверное, могут.
— Это Арчибальд, — представил кореша Дон, заметив мой интерес. — Он будет обеспечивать магическое прикрытие. Арчибальд — это Мёрдок и... Мэйтата.