И все эти бесчисленные разы были со мной одновременно. Да и с ней — тоже, как мне показалось.
По ощущениям, прошло чуть больше минуты, когда я почувствовал, что — всё. Внутренне ужаснулся, что опозорю честь мундира, но тут же Инга громко застонала и выгнулась дугой, запрокинув голову, и по её телу пробежала характерная судорога.
Я позволил себе расслабиться и выдохнул сквозь плотно сжатые зубы.
— Соскучилась… — прошептала Инга, лёжа на столе. — Почти сутки не делала тебе больно.
— А? — моргнул я.
Она резко, стремительно села. Сверкнула и свистнула сталь. Удар — и я захлёбываюсь кровью. Боль пришла позже. А осознание того, что мне перерезали глотку — вообще в последнюю очередь.
Одной рукой я схватился за рану, другой подтянул штаны.
Трахаться — это хорошо. Подыхать — тоже хорошо. Но тут есть тонкость: трахаться без штанов — почётно, подыхать без штанов — позорище.
Поэтому, кстати, не самый умный ход — совмещать одно с другим.
— Бедный Мёрдок, — хихикнула голая тварь и, легко толкнув меня в плечо, уронила на пол. — Как же тебе, наверное, больно!
Её лицо неуловимо изменилось, изменился разрез глаз, и я с ужасом понял, что на меня смотрит Танигава.
Так, собраться!
Арбалет, прицел…
Танигава шарахнулась в сторону, и болт вонзился в потолочную балку.
С демоническим хохотом Танигава выбежала прочь, оставив меня на полу харкать кровью.
— Господин управляющий? — Официантка наклонилась надо мной. — Могу я быть вам чем-нибудь полезна?
— Ист… вуд, — прохрипел я и указал арбалетом вверх. — Зови!
— Сию минуту, господин управляющий! — Официантка пошла вверх по лестнице.
Не побежала. Не видела смысла. Спасение жизни хозяина в её алгоритмы не входило от слова совсем. А я не нашёл сил добавить к своему невнятному приказу: «Бегом!» Вы когда-нибудь пробовали разговаривать с перерезанной глоткой? Попробуйте.
— Господи, Мёрдок, что с тобой? — В кабак вбежала Сандра.
Она села надо мной, бледная, взволнованная, коснулась рукой щеки.
— Боже… — простонала Сандра. — Опять она?
Я кивнул.
— Эта дрянь? Сучка, которая легко принимает любой облик, дурит тебя, как мальчишку?
Что за?..
Кинжал вонзился мне в живот.
Я взвыл.
Нахер арбалет, где там у меня меч Священной Войны? Ага, вот он!
Но Сандра вскочила и ногой в сапоге прижала мою руку с мечом к полу.
— Тс-с-с, малыш, — проворковала она. — Мамочка работает, не отвлекай её по мелочам.
Конечно, это была не Сандра.
Грёбаная Танигава выскочила за дверь, сменила облик и вернулась.
— Я буду резать тебя снова и снова, — прошипела она. — Опять и опять, пока ты не сойдёшь с ума, грязный ублюдок. И ты ничего не сможешь поделать. Ты никогда не будешь знать, как близко я успела подобраться к тебе.
Она резко нагнулась, метя кинжалом мне в глаз, но тут её светлая полоса закончилась.
Грохнул выстрел. Из виска твари выплеснулся фонтанчик крови, она завизжала и отлетела к стене. Там, впрочем, подыхать не стала, тут же вскочила на четвереньки и налитыми кровью глазами уставилась вверх, туда, где на лестнице стоял Иствуд.
— Я в тему? — спросил ковбой. — Или это просто ваши обычные любовные игрища? Извини, Мёрдок, никак не могу научиться различать.
«Убей её!» — произнёс я одними губами, потому что связки пришли в абсолютную негодность.
Однако Иствуд меня понял. Выстрелы загрохотали один за другим. Пули, все до единой, вошли в тело Танигавы, которая сейчас вообще была ни на что не похожа. В ней смешались черты Танигавы, старушки с цветами, Сандры и Инги. Похоже, она, как Т1000 в домне, закоротилась напрочь.
Но, в отличие от Т1000, Танигава могла свалить, что и сделала. Выбежала за дверь на карачках.
— Господи, это уже не смешно, — заявил Иствуд, одновременно спускаясь и перезаряжая револьвер. — Боюсь, если я сейчас, среди ночи, отправлюсь искать жреца, меня скорее самого пристрелят.
Он закрыл дверь в кабак. На засов закрыл — молодец, ковбой, шарит. Потом подошёл ко мне, присел рядом. Осмотрел ранения.
— Кого-то позвать? — спросил он.
Я покачал головой. Кого тут позовёшь? Зачем? Чтобы надо мной ещё стояли и кудахтали? Без того херово.
Иствуд кивнул, что понял, и мушкой револьвера почесал себе лоб.
— Мёрдок, надо что-то делать, — заявил он. — Так это продолжаться не может.
Я промолчал. Ясно, что надо. Много чего надо делать. И желательно — всё это сразу. Однако для начала хорошо бы заживить раны.
TRACK_34
Ночка выдалась — сказочная.
Где-то до пяти утра я молился богу смерти. Потом до меня дошло, что у него выходной, и я переадресовал молитвы богу ненависти и мщения.
Да твою-то ж мать! Какого хера меня режет какая-то прошмандовка без моего разрешения?! Найду. Поймаю. Поставлю раком. Показательно выдеру. А потом разобью её гнилую репу бас-гитарой. Есть у меня такая, специально предназначенная.
К семи утра мои раны зажили. Оставалось поправить здоровье. Я прохрипел заказ официантке, и она накрыла столик.
— Не этот столик, дура, — сказал я, сам себя с трудом понимая. — На этом я Ингу трахал.
Девочка послушно накрыла другой столик. Мы с Иствудом уселись и принялись завтракать, лакируя это дело пивасиком.
— А кто такая Инга? — спросил ковбой. — Мне, разумеется, не интересно, просто спрашиваю.
Иствуд мужественно просидел со мной всю ночь. Типа, охранял, что ли. Помочь толком ничем не мог, так, отвлекал немного, нёс всякую херню.
— Неважно, — буркнул я. — Танигава в неё превратилась.
Сказал — и задумался. Завис, можно сказать.
Так, ладно, допустим, старушка могла быть в каталоге Танигавы. Сандру она видела. Но откуда, чёрт её задери, она вытащила облик Инги, чтобы его принять?!
Причём, не просто вытащила. Она знала, что я поведу себя с Ингой именно так. Откуда?!
Ладно, пусть все мои мысли — это тоже системные логи, их где-то можно прочитать. И, предположим, Танигава имеет ко всему этому доступ… Нет, блин, это уже херня какая-то. Это даже не режим «Бог», как мне его описывали, это режим «П**дец» называется. И это было бы уже ЧП на весь проект, все бы на ушах стояли.
— Пойдём в лавку алхимика, — предложил Иствуд.
— Нах?
— Спросим противоядие от клинка ассассина. Вроде, я слыхал, что-то такое есть. По крайней мере, сможешь быстрее заживлять раны.
— Я вообще больше не собираюсь получать эти раны, Иствуд. Я найду эту тварь и прибью её.
— И я тебе помогу. Но всё-таки мне будет спокойнее, если у тебя в инвентаре будут лежать правильные зелья. И тебе, я уверен, тоже будет спокойнее. А ещё тебе нужно прокачать сопротивляемость ядам. Купим какой-нибудь отравы, будешь принимать по чуть-чуть каждый день. Здоровье будет немного падать, но сопротивляемость будет прокачиваться.
— Ещё я яда не пил! — возмутился я, поднимая кружку.
Впрочем, логика в словах Иствуда была. Слыхал я ещё в реале, что таким макаром можно иммунитет к некоторым ядам развить. А если в реале можно — то тут-то сам бог велел.
— Ладно! — грохнул я кружкой об стол и вытер рот рукавом. — Давай, пошли к алхимику, пока рано. А то скоро все проснутся, работать надо будет.
И мы выбрались из кабака, оставив открытие на неписей. Они с этим прекрасно справлялись, для того и написаны. В реале бы так просто можно было, эх…
— Ты удивительный человек, Мёрдок, — заметил Иствуд по пути.
Лошадь мы брать не стали, я вполне мог ковылять так, и даже весьма бодро. Иствуд лошадь держал больше для понтов, а рано утром — какие понты? Не видит же никто.
— Само собой, я рок-звезда, — подтвердил я.
— Я не об этом. Когда ты опасался Экси, то шёл к дворцу в тяжёлой броне, хотя Экси тебя всего лишь любила. А сейчас, когда тебя пытается зарезать безумная непись, ты шагаешь так, словно тебя с каждой крыши прикрывает снайпер.
— Ну, ты сравнил! — удивился я. — Смерть и пидорство! Разные вещи, ковбой.
— Ладно, — вздохнул Иствуд. — Слушай, я вот чего подумал. Пиар-менеджмент — это, конечно, совершенно не моё, но ты как-то обмолвился, что хочешь слышать голоса участников группы…
Я вспомнил, как я «обмолвился», и мысленно хихикнул. Это когда Иствуд рыдал в камине, а Рома ссался в углу. Ну да, «обмолвился», есть грешок.
— Я думаю, нам нужно распустить слухи о покушении, — сказал Иствуд. — По идее, это должно добавить тебе популярности. Ты — народный герой, и когда у тебя проблемы…
— Не, Иствуд, — перебил я и для пущей выразительности покачал головой. — Это так не работает.
— Разве?
— Угу. Ещё в двадцатом веке — очень да, в начале двухтысячных — вполне возможно. А сейчас всё иначе. Пидарас любит, когда герой крутой и п**дит всех одним движением пениса, не испытывая никаких затруднений. А если героя режут ножом — у пидараса опадает писька, он теряется, недоумевает, как следствие — ссытся, а будучи обоссанным на таком морозе — расстраивается и визжит, что герой неправильный. Пидарасы — они всё красивое и безупречное любят, твёрдое и непреклонное, как хер, проникающий в их задницы. Покажешь им хоть тень слабины — и они ссутся на морозе. Проверено.
— Гхм… — озадачился Иствуд. — Возможно, но… Ведь не все же пидарасы.
— Не все? — Я остановился и в задумчивости посмотрел на Иствуда, который под моим взглядом совсем смешался.
— В-в-вроде бы нет, — пробормотал Иствуд, но на всякий случай положил руку на кобуру. — Впрочем, соглашусь. Озадачивать себя какими-то проблемами народ не любит.
— Ну вот, а я о чём. Пидарасы-с.
В лавке алхимика я затарился капитально. Во-первых, набрал кучу зелий лечения. Во-вторых, с восторгом надыбал дорогущее (но рок-звезда может себе позволить) зелье исцеления ран.
— Тема? — спросил я у Иствуда, как у большего, чем я, эксперта по задротству.
Ковбой одобрительно кивнул.
— Дайте десять, — обратился я к алхимику, которому мы, судя по всему, собирались с утра пораньше сделать недельную выручку.