— Это она меня счастьем называет, — пожаловался я. — Что в башке у бабы, а? Вот как с такой можно какие-то отношения строить, если она уже на старте — невменько полнейшее?
— Ты идиот, Мёрдок! — прошипел Федька, понюхав свою пустую кружку. — Ты — мудак и идиот. Тебя искренне любят, совершенно бескорыстно. Люди готовы за тебя жизнь отдать! А ты только и делаешь, что шлёшь всех нахер и называешь идиотами.
— Пидарасами ещё.
— Если бы ты хоть чуть-чуть сместил себе точку сборки, ты мог бы стать абсолютно счастливым! А я...
И он вдруг позорно, как сучка, зарыдал. Аж, кажется, все посетители перестали трепаться и уставились в нашу сторону. Надеюсь, хоть на ники смотрят, а не только на рожи. А то пойдут слухи, будто Мёрдок в кабаке перед братом плакал. От такого не отмоешься. Только суицид...
— Я себе такой кармический узел завязал, что п**дец! — выл Федька. — Меня убила моя возлюбленная! Что может быть хуже вообще?! Сколько я ещё буду искупать тут свои грехи? Может быть, вечность?!
— Какие грехи? — хлопал я глазами. — Какое «искупать»? Ты с полглотка ужрался, что ли? Это ж виртуал, ёптыть. Да через месяц все про тебя забудут. Хочешь — свали в другой город, где тебя вообще никто не знает. Смени пол, имя, найди Даймонда и е**сь с ним долго и счастливо.
— Ты не понимаешь... — Федька уставился на меня такими красными глазами, что я внезапно скумекал: он весь день тут явно не пепси-колу пил, и полглотка ерша были лишь вишенкой на торте. — Когда я оцифровал тебя — я уснул прямо в палате, и мне явился Бог.
— Ну, п**дец... — Я поспешил глотнуть из кружки. Когда за теологию речь заходит — это уже всё, туши свет. А я до сих пор не в кондиции.
— Он был невероятно благим и сияющим, — лепетал Федька, еле ворочая языком. — Он... Он был...
— Чёрным?
— Ч... что?
— Ну, он чёрный? Или баба?
— Он белый мужчина!
— Без шансов, Федь. В Штатах такого не снимут. Оскорбление е**нической силы. Давай Бог — это негритянка-трасгендер.
— Это был нормальный мужик с очень усталыми глазами, в очках с роговой оправой, с короткой бородой и усами, и от него пахло сиренью! — прорычал Федька.
— А почему сиренью?
— Не знаю, почему сиренью! Когда он появился — запели невидимые птицы, и я услышал журчание ручьёв... Я упал перед ним на колени и заплакал. Я думал, он будет меня карать... Но он поднял меня, обнял и...
— Дальше не надо, — попросил я.
— ...и сказал: «Спасибо».
— Хренасе, номер. Это за что он тебе спасибо сказал?
— Я сам не понял. И спросил. Он сказал: «Ты сделал то, что заменит людям загробную жизнь, заменит Ад, Чистилище и Рай. Я так устал поддерживать всё это, так устал работать. Но теперь я смогу отдохнуть».
Хлюпнув носом, Федька сказал:
— Я начал проходить свой ад. Мой ад — это отсутствие радости жизни. Я так ждал этого всего! И что теперь? Мне тоскливо в квестах, меня напрягает система. Я воображал, как буду прокачивать навыки, как стану со временем одним из самых крутых игроков... А в итоге что? Я сижу в этом грёбаном вонючем кабаке, пью в одиночестве, и мне кажется, что меня на**али!
Я допил кружку, с грустью посмотрел внутрь. И почему всё хорошее так быстро заканчивается?
— Это не ад, Федя. Это называется «взросление». Когда вдруг понимаешь, что жизнь — это ни**я не поигрушечки, а куча говна. И развлекаться тут надо учиться совсем другими способами.
— Это какими? — зарычал Федька. — Только слово скажи про алкоголь! Меня уже тошнит от этой дряни.
Ещё бы не тошнило. Меру-то знать надо. Ух ты ж, бля, да у него «алкашка» почти полная. Ну, брательник, ну, силён. Так колдырить, что за один день чуть в алкаши не скатился!
— Пошли, — встал я.
— Куда?
— Проветришься. Да заодно покажу тебе, как взрослые люди развлекаются. Давай, пошли! Х*ли ты, при жизни штаны не напротирался?
TRACK_36
Краешком сознания я ещё помнил о сене для Лимузина, а потому порадовался, что идём мы хотя бы приблизительно в направлении рынка.
Чтобы вознаградить себя за гениальность, я то и дело прикладывался к бутылке с вискариком. Вискарик замечательно ложился на ерша. Видимо, чувствовал в нём родственную душу.
— Куда мы идём? — допытывался Федька. — Если ты про какой-то квест, то я их все знаю.
— Е**л я квесты.
— Тогда что? Я здесь, по правде сказать, всё знаю...
— Не-е-ет, Федь. Не всё. Эта штука недавно появилась. Только сразу предупреждаю: срать и ссать на неё нельзя, штрафы велики. Может, даже посадят.
— Я не разблокировал этих навыков.
— Ну и дурак.
Выглотав бутылку до половины, я сыто икнул и сказал:
— На**ал тебя Бог. Или просто х**та приснилась.
— Отъ**ись от моей веры, сатана.
— Не отъ**усь, не дождёшься. У меня аргументы есть. Загробная жизнь уже хер знает сколько тысячелетий существует. Туда народу набилось — что п**дец. С чего бы Боженька на покой собрался, а? Ну, пусть даже теперь всех в эту педовню направят. Ну и что? А старые-то куда денутся? Так там и останутся, где прописано. Так что х*й там, не погаснут костры в преисподней, не передохнут птички в райских садах. Пришли.
— Куда пришли? Что это?! Это... похоже на ничто. В смысле, ни на что не похоже. Что это за посёлок?
— Посёлок? — уставился я на брата. — Херасе, да у тебя в глазах двоится раз, примерно, вдесятеро? Даже я не помню, чтоб так сильно ужирался, а я ветеран. Эх, молодость-молодость...
Я достал из инвентаря стул, который в своё время сп**дил из дома у Сандры, уселся на него и, закинув ногу на ногу, сцепил руки на затылке.
Расслабился, улыбнулся.
Федька в недоумениях покачивался рядом.
— Что это? — бормотал он. — Что это за бункер?
Я в первый раз осторожно ржанул и предложил:
— Угадай.
Строение, стоящее перед нами, и вправду напоминало не то вход в бункер, не то советский гараж. Серая бетонная коробка с унылыми пустыми окнами. Дизайн мог бы нарисовать пятилетка без зачатков воображения, но зато с хорошей линейкой.
Двери были закрыты. Такие же серые и безликие, как само здание.
Никого не было вокруг. Ни одной живой души. Кроме нас с Федькой.
— Ничего не понимаю, — проворчал он. — Что в этом смешного? Это ты построил?
— Обижаешь, я б такой х**нёй даже за деньги страдать не стал.
— Так может, объяснишь?
— Ну подойди поближе, прочитаешь название.
Федька сделал пару шагов по направлению к стрёмному серому сараю и остановился, будто ему доской по морде у**али.
— Что-о-о? — крикнул он.
Тут я уже заржал в голосину. Потому что знал, что прочитал Федька в своём интерфейсе. А именно: «Единый Храм. Религиозное сооружение». И всякие там характеристики.
— Это что — глюк? — орал Федька. — Этот проект разрабатывали год! Год! На него пригнали лучших архитекторов! Какая-то ошибка, надо сообщить куратору. Наверняка просто текстуры не прогрузились.
— Расслабь анус, Федя, — посоветовал я. — Всё прогрузилось. Видишь ли, твои коллеги мудро рассудили, что в виртуале на**й не нужно поддерживать всякую религиозную рознь, а то и до мордобоя недалеко. Решили сделать одну молельню на всех.
— Это мне известно!
— Ну, вот. Но молельня не должна была никого оскорблять. Ни иудеев, ни католиков, ни православных, ни мусульман. Ну и — вот.
Я опять заржал на грустную серую коробку, которая, при всём своём у**анстве, не могла, как ни старалась, никого оскорбить. Ей было тупо нечем.
У Федьки опустились руки.
— Это безумие, — пробормотал он. — Там... Такое чувство, что если зайти внутрь — увидишь кучу говна и сдохшего от передоза бомжа.
— Не, ты чё, Федь. С этим строго. Говорю ж, насрёшь — штраф п**дец просто. Хуже, чем если покемонов ловить.
Судя по тому, как штормило Федьку, он был близок к тому, чтобы начать ловить покемонов. Попытался что-то сказать — не сумел, закашлялся.
— Вот так взрослые люди и развлекаются, — подытожил я. — Смотрят, как дебильё творит х**ню, и ржут. Это ж такое дело — бесконечно смотреть можно. Как горит огонь, как течёт вода, и как долбо*бы творят х**ню...
Я осекся, потому что в этот момент двери храма открылись, и наружу вышли двое.
Да ну нахрен! Туда что, реально кто-то ходит? Может, парни денег накопили и решились-таки насрать?
Они шли мимо нас и о чём-то беседовали. У одного — усы, короткая борода и длинные волосы ниже плеч. Джинсовка расстёгнута, под ней — психоделическая майка. Джинсы, кеды... Где он шмот-то такой тут взял?!
Второй был помоложе, одет во всё чёрное, волосы кудрявые, рожа азиатского типа. Они о чём-то разговаривали, и когда подошли ближе, я услышал, как тот, что с усами и бородой, густым таким голосом говорит другому:
— Собственно говоря, вот эта вот концепция, вот это вот полное отсутствие всяких, скажем так, привязок, я думаю, это идеально. По большому счёту, людям не навязывается ничего, никакого шаблона, собственно говоря. И когда ты заходишь внутрь — там полное, скажем так, ощущение единения с собой. Ты можешь наполнить это место для себя чем угодно. Это и есть настоящий виртуал, по большому счёту.
А второй отвечал тоже приметным голосом, низким, хрипловатым в особинку:
— Так не идёт же туда никто, Игорь.
— Вить, ну ты подумай сам, — ласково сказал первый. — Не идут — значит, собственно говоря, не ищут бога. Не готовы пока. Не нужно им. А как будут готовы — придут. Не толпой, а поодиночке. Каждый своим путём придёт, вот...
Тут вдруг второй, который Витя, заметил меня. Остановился и уставился так, что у меня сжались яички.
— Мёрдок, — сказал Витя и как будто подвис.
— Витя, — сказал я.
Он смотрел на меня или не смотрел. Его словно в транс вышибло. Руки в карманах, неподвижный, только ветер шевелит чёрные волосы.
— Пошли! — толкнул его Игорь. — Успокойся, мы же обсуждали этот момент. Твоё наследие, по большому счёту, не может оставаться неизменным. Искусству свойственно постоянно повторяться и, по сути, переосмысляться. Ты мне поверь, я, собственно, целый проект на этом построил.