Львовская гастроль Джимми Хендрикса — страница 47 из 64

— А почему с ружьем? — Юрко пытливо уставился прямо в глаза Алику.

На этот вопрос хиппи ответить не мог. Он попытался найти объяснение, но мысли ничего убедительного не подсказывали, и он после паузы пожал плечами.

— Ты меня удивляешь! — Юрко лицом посерьезнел и выразил что-то вроде разочарования. — Я, конечно, понимаю, что все мы тут садомазохисты, но ты упрямо держишь первое место! Дружить с гэбистом, который не давал вам спокойно жить и молиться своему богу — наркотикам, сексу и рок-н-ролу!

Алик скривил губы.

— Во-первых, он не мешал, а иногда даже помогал. Во-вторых, я никогда сексу и наркотикам не молился! В третьих, он сейчас совершенно одинокий, а от одиночества любой может с ума сойти!

— Ценю твой гуманизм, — выдохнул Винничук. — Я ведь тоже из гуманных побуждений всё это тебе говорю. Он плохо закончит! Не может хорошо закончить человек, который на желтом мотороллере с ружьем за плечом разъезжает по Львову и следит за прохожими. Если ружье висит за плечом, то рано или поздно оно выстрелит.

— На стене, — поправил Алик своего товарища. — Если ружье висит на стене! Я знаю эти слова, я же в театре работаю.

— Я не про театр, я про жизнь! — отмахнулся рукой Винничук. — Но я тебе обещаю: если я его еще раз ночью с ружьем в городе увижу, я сам сообщу и ментам, и психиатрам!

Наступила пауза, во время которой мысли в голове Алика вдруг ожили и заметушились, как муравьи в муравейнике. Что-то его в этом разговоре удивило и насторожило, и это что-то не было связано с Рябцевым. Но что? Мысли прыгали, хватали друг друга за хвост, смешивались. И всё это на фоне выпитого домашнего вина. «Вино в Винниках у Винничука!» — вдруг смешливо подсказала ему одна мысль, и он обрадовался внезапно возникшей скороговорке, в которой не было ни одной буквы «р»! И пожалел, что в слове «вино» только одна буква «н». Будь там две эти буквы, скороговорка была бы вообще идеальной!

А Винничук сидел молча рядом за столом, смотрел на свой недопитый стакан и многозначительно молчал.

И молчал он достаточно долго для того, чтобы Алик понял, что его смутило. И из этого понимания сразу родился у Алика вопрос.

— Юра, а ты что там делал? Ночью? В городе?

Винничук вздрогнул, медленно перевел взгляд с вина на приятеля.

— Ну, ходил… гулял, — сказал он, но голос его потерял твердость и самоуверенность.

— Гулял?! — повторил озадаченный Алик. — Ну, так, наверное, и Рябцев тоже гулял, точнее, катался по городу. Ночью ведь машин почти нет, а он любит на мотороллере ездить…

— А ружье за спиной?

— Ночь — темное время суток. Мало ли кто может попасться на пути, — Алик перешел на полушепот, при этом более пристально посмотрел в глаза писателя. — Ты же сказал, что он за тобой следил?!

Винничук кивнул.

— Значит, ты что-то делал. — Алик вдруг понял, что он анализирует ситуацию вслух почти с такими же интонациями, с какими недавно Рябцев анализировал происходящее в городе. — Если бы ты стоял и ничего не делал, он бы, наверное, проехал мимо… А что ты делал?

Винничук замер от неожиданности вопроса, потом хмыкнул, поднялся резко из-за стола и вышел. Озадаченный Алик проводил его взглядом, и смотрел на закрывшуюся за хозяином дверь, за которой был холл дома и коридорчик, ведущий в кухню.

«Да, — подумал он. — Странные люди, эти писатели! Черт его знает, что у них на уме?!»

Но на уме у Винничука, как оказалось, ничего странного не было. Он появился в комнате через минуту, неся в одной руке запотевшую бутылку водки, а в другой — чашку, из которой торчали маленькие соленые огурчики. Правда, лицо его было слишком серьезным для этой ноши и выражало то ли сомнение, то ли мысли, которыми человек не был полностью удовлетворен.

Он поставил бутылку на стол рядом с недопитой бутылкой вина, сдвинул винные бокалы в центр, достал из шкафчика рюмочки, наполнил их. Одну подсунул поближе к гостю и только после этого опустился на свое место.

— Я тебе расскажу, — заговорил он несколько замедленно, словно одновременно дослушивал какие-то собственные мысли. — Но для того, чтобы ты лучше меня понял, нам надо выпить по три-четыре рюмки. Это чтобы мы были на одной волне, так сказать…

Юрко оглянулся вокруг, пробежался взглядом по просторной комнате, словно что-то искал. Но, так ни на чем и не задержав свой взгляд, возвратил его на Алика.

Алик взял рюмку, посмотрел на товарища несколько озадаченно, не зная, что последует дальше.

— За взаимопонимание. — Винничук тоже поднял рюмку, поднес ко рту и на какое-то мгновение замер, потом неуверенным жестом протянул руку с рюмкой к Алику. Рюмки одна о другую звякнули и вернулись на стол уже пустыми.

Алик взял огурчик, откусил, смачно хрустнув. Хозяин тоже потянулся за огурчиком.

Наступила тишина, которую явно ни один из них не хотел нарушить первым. Юрко снова наполнил рюмки.

После четвертой Алик почувствовал неконтролируемое расслабление организма и испугался. Сколько уже раз он себе говорил: нельзя пить водку после вина! И всё равно наступал какой-то момент, не так часто, раз в полгода, когда вино заканчивалось, а водка на дружеском столе еще оставалась, или неожиданно, как в этот раз, водка заменяла вино с какой-то эзотерической, не полностью понятной целью.

— Ну, — протянул гость, глядя на хозяина смягченным водкой взглядом, в котором не было ни капли требовательности, а заметна была лишь мягкая ненавязчивая просьба.

Винничук тяжело вздохнул и налил по пятой.

Взгляд Алика наполнился испугом.

— Ты можешь не пить, — проговорил чуть замедленно хозяин дома. — Но лучше выпей! Я уже почти готов…

Последнюю, пятую, рюмку Алик в один глоток не осилил. Пришлось сделать два.

Винничук же, наоборот, словно бы даже ободрился после пятой. Вздрогнул, вытер ладонью губы.

— Я сейчас роман пишу, — начал он.

В глазах Алика появился страх. Он подумал, что сейчас товарищ будет рассказывать ему содержание своего нового романа, и что специально для этого он его, гостя, и напоил. Чтобы просто не было сил встать и уйти.

— Я не буду рассказывать — о чем, — продолжил Винничук, и у Алика отлегло от сердца, он раслабленно обмяк, чуть ссутулился, уперся локтями в столешницу и подбородок положил, как цветы в вазу, на открытые, соединенные в запястьях ладони. — Но у меня там был один персонаж… один русский моряк из Севастополя, случайно попавший во Львов. Ну, я думал, он в романе закрутит роман с одной замужней галичанкой…

Алик закрыл глаза.

— Э-э, ты не засыпай! Слушай! Иначе зачем мы водки выпили? — Голос Винничука, прозвучавший неожиданно громко и резко, заставил Алика не только открыть глаза, но и поднять голову с «постамента» своих ладоней.

— Короче говоря, стал мне этот севастополец мешать в романе. Да и не был он главным героем, так что я его убрал…

— Как убрал? — не допонял Алик. — Убил, что ли?

Винничук улыбнулся.

— Можно сказать, что и убил, но в данном случае лучше подходит компьютерное слово на английском — я его «deleted», то есть повычеркивал отовсюду. Но когда я про него раньше писал, я его так хорошо себе представлял… Его лицо, руки, манеру разговаривать, походку… То есть я его, словно живого, видел перед собой. И когда уже вычеркнул его, он мне приснился, выматерил меня, показал неприличный жест… Вот такой, — и Винничук поднял правую руку, согнутую в локте, кверху и ударил левым кулаком по внутреннем изгибу локтевого сустава. — И пообещал так отомстить, чтобы я на всю жизнь запомнил.

Алик пожал плечами. В глазах его не без труда выразилось недоумение.

Винничук, заметив это, наполнил рюмку Алика водкой, но Алик отрицательно мотнул головой.

— Ты же сказал, что роман пересказывать не будешь! — устало и сонно проговорил гость.

— Это не роман, — Винничук посмотрел на товарища со снисходительным неудовольствием во взгляде. — Тебе просто трудно понять! Тебя, видно, из грубой глины слепили!..

— Какой глины?

— Да дослушай ты до конца! — нетерпеливо, почти сквозь зубы прошипел хозяин дома.

— Ладно, — Алик кивнул.

— И вот после этого сна оказался я как-то ночью на Пекарской, возвращаясь из гостей, и увидел его — в бушлате, из-под которого тельняшка выглядывала, в черных штанах! — Глаза Винничука загорелись. — А он увидел меня и двинулся на меня, как танк, со сжатыми кулаками. От него исходила такая агрессия, что я первый раз в жизни так испугался! Я развернулся и быстро, почти бегом, ушел!.. Ты же книжки не читаешь, тебе трудно понять…

— Я твои книжки не читаю, — признался Алик. — А вообще читаю, про музыку.

— Было несколько романов, в которых герои вдруг уходили из книги и, материализовавшись, преследовали автора, мстили ему… И я думаю, он хочет мне отомстить за то, что я его выкинул из книги… Я его ведь даже с галичанкой не успел в романе познакомить. Как бы пообещал и не сделал…

— Ну и зачем ты мне всё это рассказал? — Алик пожал плечами и широко зевнул. — Чтобы я в сказки поверил?

Юрко тоже зевнул, потер пальцами виски, оглянулся на настенные часы, показывавшие почти полночь.

— Я тебе объяснял, что я делал ночью во Львове, когда твой придурок за мной слежку устроил, — терпеливо пояснил Винничук. — Я этого моряка искал, чтобы поговорить. Чтобы он оставил меня в покое…

— А-а, — закивал Алик и посмотрел на хозяина квартиры осторожным взглядом, как на опасного сумасшедшего.

— Там, в этом районе, много бомжей, а бомжи его тоже видели и в лицо знают. Он ведь тоже «Без Определенного Места Жительства». Я как раз к ним ходил, расспрашивал, когда и где они его в последний раз видели…

— Я у тебя переночую, хорошо? — Алик, уже потерявший последний интерес к болтовне Винничука, оглянулся по сторонам и остановил взгляд на диване с сине-зеленой гобеленовой обивкой.

— Да конечно, куда ты сейчас пойдешь! — согласился хозяин дома.

Алик поднялся со стула, подошел к дивану и, не раздеваясь, улегся на него лицом к потолку.

Винничук вышел, вернулся с пледом в руке. Алик уже спал. Хозяин дома накрыл товарища легким пледом и, выключив свет, осторожно, стараясь не шуметь, закрыл за собой дверь комнаты.