«Неправильно для женщины любить двух мужчин?» – спросила она прошлым летом, в темноте, у реки.
Не отрывая глаз от равнины внизу, Миранда скрестила на груди руки, словно что-то крепко прижимала к себе. Джеана видела у Родриго точно такой же жест, год назад, в залитой луной Орвилье. Интересно, думала она, если у них с Аммаром будет достаточно времени, у них тоже появятся общие жесты, как этот? И появится ли у них ребенок, которого можно любить так же сильно, как стоящая рядом с ней женщина и мужчина внизу любят своих сыновей?
«Времени никогда не будет достаточно», – сказала она тогда Аммару.
Глядя в сторону солнца, она увидела, как Родриго сделал обманное движение, а затем с силой опустил меч слева, и как Аммар парировал удар своим мечом движением, безупречным, как шелка Хусари, как строка стихотворения, как доброе вино на исходе дня. Он плавно перевел парирующий удар в разящий, идущий понизу, и Родриго, быстрый, как сон охотничьего кота, опустил свой щит и отразил его.
Оба воина сделали шаг назад. Они стояли и смотрели друг на друга из-под шлемов, не двигаясь. Началось. Джеана закрыла глаза.
Войска тяжело загудели: то был жаждущий, настойчивый, подстегивающий звук.
Снова открыв глаза, Джеана увидела, что Хусари подошел и стоит рядом. Он плакал, не таясь и не притворяясь.
Она взглянула на него, потом молча отвела глаза. Она боялась заговорить. Она себе обещала. Поклялась, что не будет плакать. Пока все не закончится. Пока время не убежит от них, как те кони на равнине.
Они ни в чем не уступали друг другу. Оба они всегда это знали. В каком-то смысле то крайнее напряжение сил, которое сейчас требовалось, чтобы выжить, было благом: оно не пускало в душу печаль, которая лишала сил.
У него были причины остаться в живых. На вершине холма к востоку ждала женщина. Там была любовь. Он с трудом отразил низкий удар и одновременно сделал выпад вперед – очень трудный, – и этот выпад был элегантно отбит. Он еще никогда не встречал такого искусного мастера меча. Не встречал равного себе. Можно ли назвать это танцем? Следует ли им заключить друг друга в объятия? А разве они уже этого не сделали?
Здесь нужно передать руководство телу, которое действует быстрее мысли. Движения, которые невозможно даже вообразить, расплывчатое мелькание встретившихся клинков. Разум парил где-то сверху, вне досягаемости, кроме тех случаев, когда он что-то замечал. Слабость, неуверенность.
Никакой неуверенности здесь, в красном свете заката. Он и не ожидал ее встретить.
На вершине холма стояла любовь.
Давным-давно, на службе у Рагозы, они выманили старого разбойника ибн Хассана и вынудили его устроить засаду на отряд, везущий дань, а потом ее отобрали. Однажды ночью у походного костра Джеана спела им песню киндатов:
– Кто знает любовь?
Кто скажет, что знает любовь?
Что есть любовь, скажи мне!
– Я знаю любовь, —
Говорит мне малышка одна, —
Любовь подобна высокому дубу.
– Почему же любовь подобна высокому дубу?
Скажи мне, малышка, ответь!
– Любовь – это дерево то,
Что желанное дарит укрытье
От солнца и бурь.
Он внезапно споткнулся, шагнув назад под натиском атаки; выругался, когда почувствовал, что падает. Он слишком невнимателен, позволил себе отвлечься. Он же видел этот камень и думал о том, как его использовать.
Отчаянно извернувшись, он выпустил щит – за спиной, ремнем вверх – и освободившейся левой рукой остановил падение, упершись ладонью в траву и одновременно подняв меч, чтобы блокировать нисходящий удар противника и отбить его.
Под тяжестью этого удара он позволил себе перекатиться в нужное место, поднял свой щит и снова вскочил на ноги, не прерывая плавного движения. Как раз вовремя, чтобы отразить второй быстрый выпад. Потом упал на одно колено и нанес рубящий косой удар, молниеносный, за гранью своих возможностей. Ему почти удалось прорвать оборону, он чуть было не вонзил меч в противника. Но не вонзил. Их силы были равны. Они оба всегда это знали. С первой встречи в Рагозе. В саду с укрощенным потоком.
– Кто знает любовь?
Кто скажет, что знает любовь?
Что есть любовь, скажи мне!
– Я знаю любовь, —
Говорит мне малышка одна, —
Любовь подобна цветку.
– Почему же любовь подобна цветку?
Скажи мне, малышка, ответь!
– Любовь – тот цветок,
Что отдаст свою сладость до капли
Перед тем, как погибнет.
Ему пришла в голову мысль, что было бы хорошо положить оружие на потемневшую траву. Уйти прочь от этого места, от того, что их вынудили делать, мимо руин, вдоль реки, в далекий лес. Найти лесной пруд, омыть раны и выпить прохладной воды, а потом сесть под деревьями, в защищенном от ветра месте, и помолчать, глядя на опускающуюся ночь.
Не в этой жизни.
Тут он придумал, как можно использовать щит.
Было бы гораздо лучше, если бы она могла ненавидеть человека, который пытался убить Родриго. Но именно этот человек предупредил их и тем самым спас жизнь Диего. Он не обязан был этого делать. Он был ашаритом. А теперь командовал их армией, стал каидом.
Но она никогда, никогда не слышала, чтобы Родриго говорил о ком-то другом – даже о Раймундо, который уже давно умер, – так, как он говорил об Аммаре ибн Хайране во время недавней долгой, полной ожидания зимы. О том, как этот человек сидит на коне, как владеет мечом, луком, как разрабатывает стратегию, шутит, рассказывает об истории, географии, свойствах хорошего вина. Даже о том, как он пишет стихи.
– Стихи? – переспросила тогда Миранда голосом, полным самого едкого сарказма.
Родриго нравилась поэзия, он тонко чувствовал ее. Она – нет, и он это знал. Он подшучивал над ней, читая отрывки любовных стихов в постели. Она накрывала голову подушкой.
– Ты влюблен в этого человека? – спросила она однажды мужа этой зимой в Фезане. По правде сказать, она ревновала, и довольно сильно.
– Наверное, в каком-то смысле, – через секунду ответил Родриго. – Правда, странно?
«В действительности это было не так уж странно», – подумала Миранда, стоя на холме возле Силвенеса. Низкое солнце теперь мешало видеть этих двоих. В какие-то моменты ей было сложно различить их. Она думала, что узнает Родриго рядом с любым другим мужчиной на свете, но сейчас он был в доспехах и очень далеко – движущаяся тень на фоне красного света. И двое мужчин сходились, кружили и разворачивались очень близко друг от друга, прежде чем разойтись. Легко было перепутать их во время этих движений, ведущих к смерти.
Она не готова потерять его. Остаться одной.
Это ветер – причина слез у нее на глазах. Она смахнула их тыльной стороной ладони, искоса взглянула на другую женщину. Джеана бет Исхак стояла с сухими глазами и бледным лицом, не отрывая взгляда от происходящего внизу. Миранда вдруг подумала: «Мы прожили вместе много лет. Я знаю, что мне предстоит потерять. А у нее даже не было времени накопить воспоминания, чтобы защититься ими от тьмы».
Какую потерю пережить труднее? Есть ли мера для подобных вещей? Имеет ли это значение?
– О любимый, – вслух прошептала она. А потом добавила про себя, как молитву: «Не покидай меня сейчас».
В это мгновение она увидела, что один из них бросил свой щит.
Она никогда бы не подумала, что в таком ужасе может быть красота, но ей следовало это знать, помня о том, на что они способны. Оба.
Она уже видела их в бою – во время той схватки в Рагозе, у Эмин ха’Назара, в квартале киндатов Фезаны. Ей следовало ожидать этого.
В большинстве случаев, прищурившись от солнца, Джеана могла их различить. Но не всегда, потому что они сливались, сходились и расходились. Теперь они действительно превратились в силуэты, не более того, на фоне уходящего красного светового диска.
Она внезапно вспомнила, словно кто-то послал ей эту мысль, холодную ночь во время похода на восток по заданию Мазура и эмира Бадира. Она услышала, как солдаты поют у походного костра под гитару Мартина. Она тогда вышла из своей палатки, полусонная, закутавшись в плащ. Они освободили ей место у костра. В конце концов она спела им песенку, которую в детстве пела ей мать, как раньше мать Элианы пела ей самой. Это была такая старая песня.
Оба мужчины смотрели на нее в ту ночь из-за костра, вспомнила Джеана. Странное воспоминание для этого мгновения, но оно пришло. Она вспомнила ту ночь, костер, песню.
Любовь – тот цветок,
Что отдаст свою сладость до капли
Перед тем, как погибнет.
Солнце, красное, словно пламя, опустилось за полосу туч на западе, подсветило их, повисло на краю мира. На его фоне оба мужчины превратились в тени. Они кружились, сходились, снова кружились. Ей теперь не удавалось их различить, их движения были почти одинаковыми.
Один из них бросил щит.
Швырнул его, как метательный диск, с левой руки, прямо в колени противника. Тот прыгнул, пытаясь увернуться, и ему это почти удалось, но все же щит задел его, и он неловко упал. Джеана затаила дыхание. Первый бросился вперед, и они снова переплелись.
– Родриго, – внезапно произнесла Миранда.
Человек без щита возвышался над противником, который уже поднялся на колени. Стоящий на земле блокировал опускающийся меч, и его отбросило назад. Он перекатился в сторону по траве, но для этого ему пришлось бросить собственный щит. Они снова схватились, теперь уже лишившись защиты, их клинки наносили и отражали удары. Они стали почти одним телом. Мифическим созданием, каким-то забытым, сказочным зверем древности. Снова разошлись, стали двумя фигурами на фоне солнечного диска.
Джеана подняла руки и прижала ладони ко рту. Один из двоих снова бросился на противника. Теперь уже половина солнца скрылась за краем мира. Она видела щиты, лежащие там, где упали.
Кто-то нанес сверху вниз сокрушительный удар, который был отбит. Высвободил меч, сделал ложный выпад и нанес рубящий удар наискось.