На противоположном конце узкого, изгибающегося под острым углом ущелья, у северного выезда из долины, его брат и отец все еще ждали, не подозревая о катастрофе, которая только что произошла, и готовили лучников, чтобы выпустить оперенную смерть в ничего не подозревающих людей. Идар, с тоской в сердце, уже собирался проскользнуть через затененное пространство и рассказать им о дозорных, но тут зазвучал женский голос с восточных склонов Эмин ха’Назара – долины эха, где остановились эти вонючки, эти всадники с собачьими мордами.
На этой стороне ущелья, над долиной, высокий голос был ясно слышен. Идар знал эсперанский язык не слишком хорошо, но в достаточной степени, и он внезапно остановился. Изумляясь – и даже забавляясь, несмотря на постигшую их катастрофу, – он решил подождать развития событий.
Джадиты собирались повернуть назад. Это было понятно каждому, кто хоть в чем-то разбирался. Если они заметили засаду, то должны были сделать все очевидные выводы. Они свиньи и неверные, но умеют воевать. Они должны вернуться назад из Эмин ха’Назара и ехать более длинным, кружным путем на запад.
И не существовало другого места для ловушки между этим ущельем и землями тагры, которое позволило бы восьмидесяти плохо вооруженным людям – сборищу лучников и головорезов, нескольким всадникам, ему самому, его брату и их печально известному отцу – надеяться одолеть такое количество солдат. Ради золота стоило пойти на большой риск и ради славы тоже, но, по мнению Идара, ни то, ни другое не стоило неминуемой гибели. Он презирал джадитов, но был не настолько глуп, чтобы недооценивать их способности в бою. А его отец построил свою долгую карьеру на том, что всегда ввязывался в бой только на местности, которую выбирал сам.
Значит, все кончено, упущен этот редкий шанс, появившийся так далеко на севере, в самом конце года. Ну да так уже бывало: это игра. Они подождут, пока джадиты уберутся из долины и отправятся на запад. Затем они сами двинутся на юг и начнут долгое путешествие домой. Если бы зимние дожди и распутица не были так близки, они могли бы не спешить и найти некоторое утешение в набегах на земли Рагозы на обратном пути.
«Но утешение, – мрачно подумал Идар, – нам не светит, пока мы не доберемся до собственных каменных стен». Ему хотелось выпить прямо сейчас, но отец это запрещал. Не из-за религии, конечно, а как командир во время рейда. Так он правил уже сорок лет. Идар восстал бы против притеснений старика, если бы не две вещи: он любил его и боялся больше, чем кого-либо из живущих.
– Смотри! – прошептал один из лучников рядом с ним. – Во имя Ашара, смотри!
Идар посмотрел. И у него перехватило дыхание. Они приближались. Бог лишил джадитов разума или, возможно, это сделал женский голос. Кто знает, что заставляет людей совершать подобные поступки? Идар знал только, что он, его брат и отец и их люди скоро вступят в такое сражение, какого не знали уже много лет. Их засада раскрыта, а всадники все равно едут сюда.
Джадиты приближались к ущелью, сотня всадников и шесть мулов в середине. Они двигались слишком быстро. Они ослепнут, Идар это знал, как только попадут в тень, туда, где крутые склоны закрывают солнце. Они совершают ужасную ошибку. Пора заставить их заплатить за нее.
Его стрела полетела первой. Он выпустил вторую и третью, потом пустился бежать, скользя вниз по склону туда, где джадиты и их кони проваливались в вырытые заранее ямы, налетали друг на друга, перепутавшись руками, ногами и копытами, с воплями падали на острые копья, вбитые в холодную землю.
Как ни быстро бежал Идар, он видел, что отец его опередил.
Предложение Родриго сначала возмутило Джеану, потом рассмешило и, наконец, пробудило в ней изобретательность. В середине этого действа она внезапно обнаружила, что изливать в громких криках, разносящихся по всей долине внизу, жгучее, неприкрытое желание – занятие весьма возбуждающее.
Двое мужчин рядом с ней едва не бились в судорогах молчаливого восторга, пока она – в качестве королевы Фруэлы из Халоньи – выдавала все более цветистые вариации на тему своей безудержной физической страсти к золотоволосому графу, который явился за данью в Фибас. Ей пришлось признать, что отчасти именно их беспомощный хохот и безграничное восхищение ее игрой пробуждали в ней все более буйный полет фантазии.
Они находились на восточном склоне высоких гор, окружавших чашу долины Эмин ха’Назар, широко известной под названием Долины Множества Голосов. Известной всем, кроме джадитов, которые вступили в нее этим утром. Даже Родриго до нынешнего дня не слышал об этом месте, но ибн Хайран не только знал о нем, он предвидел, что здесь может быть устроена ловушка для золота Фибаса.
Долина Эмин ха’Назар была знаменита не только своим эхом. Среди призрачных голосов, которые, по слухам, разносились по ней ночами, были голоса людей, убитых здесь в битвах за многие сотни лет.
В первом из таких столкновений тоже участвовали джадиты, во время большой волны первого вторжения Халифата, когда граница между Ашаром и Джадом отодвинулась так далеко на север, как никогда раньше. Фактически туда, где она находилась до сих пор – чуть южнее реки Дюрик и гор, скрывающих Халонью.
Та давняя, жестокая война – бесконечный парадокс бытия! – положила начало многовековому расцвету Аль-Рассана. Блестящие халифы, сменявшие друг друга в растущем дворце Аль-Фонтина в Силвенесе, сами выбирали себе имена в соответствии со своими военными достижениями: Завоеватель, Разрушитель, Меч Звезднорожденных, Бич Неверных.
В этих прозвищах не было высокомерия, халифы действительно были такими. Эти властители и их войска – после первого отчаянного, поразительно успешного прорыва на север через пролив из Маджрити более трехсот лет назад – с помощью меча и резца создали на полуострове великое государство. Они оттеснили жителей Эспераньи на самый дальний север и дважды в год совершали на них набеги в поисках золота, зерна и рабов, а также ради чистого удовольствия и славы, во имя пресветлого Ашара.
Это время называли Золотым веком.
Джеана полагала, что по тем меркам он и был золотым. Киндатам, вынужденным проявлять осторожность во все времена, расширяющийся мир халифов гарантировал некоторый покой и хрупкую безопасность. Они платили налог, взимавшийся с еретиков, так же как джадиты, проживавшие в Аль-Рассане; им разрешали поклоняться богу и его сестрам лишь за закрытыми дверями; их обязали носить только сине-белую одежду, как предписывали законы Ашара. Им было запрещено ездить на лошадях, вступать в интимные отношения с истинно верующими, строить крыши своих святилищ выше, чем храмы ашаритов в том же городе или поселке… Их со всех сторон ограничили правилами и законами, но жить было можно, а строгость соблюдения законов сильно колебалась в течение минувших столетий.
Золотой век. Который уже миновал. Луны убывали и прибывали. Пал Силвенес; появились мелкие правители, враждовавшие друг с другом. А теперь джадиты снова двигались на юг на великолепных конях, которых они разводили на севере. Вальедо требовал дань от Фезаны. Руэнда претендовала на Салос и небольшие города вдоль побережья, и вот сейчас под ними, в долине, находится первый отряд по сбору дани из Халоньи, которая пожелала участвовать в пиршестве. Он должен доставить золото Фибаса королю Бермудо, в его продуваемый сквозняками замок в Эскалау.
Если сможет.
На высоком склоне над долиной Джеана снова подала голос и крикнула по-эсперански, тоном, в котором, по ее мнению, отражалось неодолимое желание:
– Нино, мой золотой повелитель, тебя зовет Фруэла! Я вся горю от тоски по тебе!
Спрятавшись за кедрами и соснами, они увидели, как молодой командир джадитов снова взглянул вверх. Заколебался, потом нахлобучил шлем.
– Вот и все, – тихо произнес Родриго. Он перестал смеяться. – Думаю, ты это сделала, Джеана.
– Он зовет назад солдат, которых послал сюда, – так же тихо сказал Аммар.
– Что именно я сделала? – спросила Джеана, на этот раз осторожным шепотом. Никто из них до сих пор не потрудился ничего ей объяснить. Они просто попросили ее подняться сюда и громкими криками изобразить, что она умирает от страсти. В тот момент это показалось ей забавным.
– Подтолкнула его, – прошептал Родриго, не отрывая взгляда от долины внизу. Всадники начали движение, перестраиваясь и поворачивая на север. – Нино ди Каррера тщеславен, но не глуп. Он выслал дозорных вперед и назад. Если бы у него было время спокойно подумать, он поступил бы мудро и повернул на юг. Ты отняла у него время и равновесие. Он не мог как следует думать из-за гнева и унижения.
– Он покойник, – равнодушно произнес Аммар ибн Хайран, тоже неотрывно следивший за тем, что происходило в долине. – Смотрите, что они делают.
Джеана увидела, как джадиты двинулись вперед. Высоко среди деревьев ветер разносил их громкие голоса, угрожающие и возбужденные крики. Их тесный строй казался ей устрашающим. Громовой топот копыт долетал до того места, где она стояла. Нино ди Каррера повел свой отряд в тень, залегающую на краю долины, и там его всадники пропали из виду.
– Слишком быстро, – заметил Родриго.
– Чересчур. Там, где ущелье делает поворот, наверняка будут ямы с копьями, – мрачно проронил Аммар.
– И стрелы, когда кони собьются в кучу.
– Конечно. Грязный трюк.
– Он работает, – ответил Родриго.
Через секунду Джеана услышала крики.
Двое мужчин переглянулись. Они все подстроили именно ради такого поворота событий, это Джеана понимала. Только пока не знала, чего они добиваются. Но там умирали люди, она слышала их вопли.
– Первая часть сделана, – спокойно произнес Аммар. – Нам надо спускаться.
Она перевела взгляд с него на Родриго, который предложил ей выступить в роли Фруэлы.
– Вы не собираетесь мне ничего объяснять, не так ли?
– Позже, Джеана, обещаю, – сказал Родриго. – Сейчас уже нет времени. Нам самим надо готовить мечи, а потом, боюсь, придется поработать доктору.