– Вон уже появился Лайн, – сказал ибн Хайран, указывая на противоположный конец долины. Джеана увидела, как их люди скачут с юга по направлению к тени, в которой исчезли воины из Халоньи.
– Конечно, – ответил Родриго. Она уловила в его голосе нотки удовлетворения. – Он знает, как это делается. Кто мы, по-твоему?
В ответ на это Аммар улыбнулся, его белые зубы сверкнули.
– Доблестные всадники Джада, – сказал он. – Такие же, как те, которых сейчас убивают внизу.
– Не совсем, – ответил Родриго, не реагируя на насмешку. – Не совсем такие же. Вы в этом убедитесь. Пошли, Джеана. Ты сможешь справиться со своей страстью настолько, чтобы спуститься отсюда?
Она бы стукнула его чем-нибудь, но к этому моменту крики людей и лошадей у северного конца долины, в темноте, стали ужасающими, и она молча последовала за своими спутниками.
– Мы убиваем любого, кто выскочит из этого ущелья, – решительно приказал Лайн Нунес, перед тем как его люди поскакали вперед. – Пленных не брать. К обеим сторонам относиться как к врагам. У них слишком большой численный перевес.
Мрачное лицо старого воина, когда он отдавал приказ, испугало Альвара. Не было секретом, что Лайн считал этот сложный, многослойный план глупым и невыполнимым. Но, поскольку Мазур бен Аврен в Рагозе, сэр Родриго и Аммар ибн Хайран – все старались превзойти друг друга в хитроумии, этот план приобрел столько нюансов, что понять его было почти невозможно. Альвар давно уже оставил попытки осмыслить происходящее.
Он понимал лишь самую суть: они позаботились о том, чтобы знаменитый вожак разбойников узнал о золоте Фибаса. Они хотели, чтобы он устроил охоту за париас. Эмир Бадир тянул с согласием на выплату золота Халонье почти до конца года, чтобы дать этому разбойнику время приступить к действию, если тот пожелает.
Потом однажды ночью прискакал одинокий гонец с юга, и на следующее утро Родриго с ибн Хайраном под холодным дождем, на грани зимы вывели из Рагозы пятьдесят вальедцев. Никаких знамен, отличительных знаков и даже их собственных коней: они ехали на неприметных лошадях из Рагозы. Подобно призракам, миновали они пригороды, направляясь на восток, и двадцать из них постоянно вели разведку вокруг, следя за передвижениями чужих отрядов.
Как и стоило ожидать, именно Мартин заметил банду разбойников, направлявшуюся на север. Тут Капитан и ибн Хайран улыбнулись, а старый Лайн – нет. С этого момента они осторожно следили за продвижением бандитского главаря до самой долины. У него было почти восемьдесят человек.
Отряд из Халоньи под предводительством графа Нино ди Карреры – это имя было Альвару неизвестно – уже находился в Фибасе, а восточнее и южнее города его поджидали разбойники. У ди Карреры была сотня людей, на превосходных конях, как гласили донесения.
Когда пришло сообщение об устроенной засаде, Аммар ибн Хайран снова улыбнулся. В тот день тоже шел дождь, вода стекала с полей шляп за воротники мундиров и плащей. Проселочные дороги и поля уже были покрыты толстым слоем зимней грязи, опасной для коней.
– Эмин ха’Назар? Старый лис, – сказал тогда ибн Хайран. – Он сделает это в долине. Правда, мне будет немного жаль, если нам придется его убить.
Альвар все еще не был уверен в своем отношении к Аммару ибн Хайрану.
Джеане он нравился, в этом юноша не сомневался, что осложняло положение. Ее участие в походе само по себе было достаточным осложнением. Он беспокоился, что она скачет под холодным дождем и ночует в палатке на промерзшей или мокрой земле, но она ничего не говорила, не жаловалась, удивительно хорошо держалась в седле – обычно киндатам запрещалось ездить на лошадях. Он узнал, что она научилась этому в Батиаре. По-видимому, в Батиаре разрешались многие запрещенные вещи.
– Что это за долина? – спросил Родриго у ибн Хайрана. – Расскажи мне все, что знаешь о ней.
Они вдвоем отошли в сторону, в туман, и беседовали тихо, поэтому Альвар больше ничего не расслышал. Он случайно посмотрел на лицо Лайна Нунеса и по его выражению отчасти понял, почему Лайну так не нравится эта зимняя экспедиция. Альвар был не единственным человеком, которого последние события заставили почувствовать себя оттертым в сторону.
Тем не менее неодобрение Лайна в конце концов стало казаться необоснованным. При всей сложности плана и необходимости полной тайны передвижений все сошлось здесь, в этой странной, высокогорной, звенящей от эха долине. Сегодня даже светило солнце; воздух был прозрачным и очень холодным.
Альвар находился в составе первой маленькой группы, которая подбежала – кони были запрещены приказом ибн Хайрана, – чтобы заблокировать южный вход в долину после того, как через него прошел отряд из Халоньи. Они изображали разбойников, это он понял, – членов той самой банды, которая залегла в засаде на севере долины. И дозорные отряда должны были их заметить.
Они и заметили. Мартин давно уже засек двух разведчиков, и они могли бы их убить, если бы хотели. Но они не хотели. По каким-то загадочным соображениям этого непонятного плана они позволили разведчикам их заметить, а потом поскакать обратно в долину и доложить командиру. Это было очень трудно понять. А Альвару в особенности, потому что во время всех напряженных перемещений этого утра он вынужден был слушать несущийся с высокого склона голос Джеаны, которая стонала от страсти к белокурому командиру отряда из Халоньи. Это ему совсем не нравилось, хотя большинство остальных находили такую шутку убийственно смешной.
К тому времени, когда Лайн Нунес отдал приказ выступать – коней привели, как только двое разведчиков ускакали, – Альвар был готов кого-нибудь искалечить. У него мелькнула мысль, когда они галопом мчались на север под лучами зимнего солнца, что он собирается убивать джадитов ради выгоды ашаритов. Но он постарался выбросить ее из головы. В конце концов он был наемником.
У Нино были хорошие доспехи. Одна стрела попала ему в грудь и отлетела в сторону, вторая задела незащищенную лодыжку, и показалась кровь. Потом его конь, скачущий слишком быстро, шагнул в пустоту и упал в яму.
Конь закричал, когда его пронзили колья на дне. Крик лошади – ужасный звук. Нино ди Каррера, гибкий и быстрый, выпрыгнул из седла еще во время падения коня. Он ухватился за ближайшую стену ямы, вцепился в нее, удержался и подтянулся наверх. В этот момент его чуть не затоптал конь одного из его людей, отчаянно пытающегося обогнуть смертельную ловушку.
Он получил удар по ребрам и растянулся на мерзлой земле. Увидел приближение следующего коня и отчаянным рывком откатился в сторону, уворачиваясь от мелькающих в воздухе копыт. Он хватал ртом воздух. От удара у него перехватило дыхание, в ушах звенело, но Нино обнаружил, что руки и ноги целы. Он задыхался, у него кружилась голова, но он все же мог двигаться. Он с трудом поднялся и понял, что его меч потерян в яме. Рядом с ним лежал мертвец со стрелой в горле. Нино схватил клинок этого солдата, не обращая внимания на боль в ребрах, и огляделся, высматривая, кого бы прикончить.
Недостатка в кандидатах не наблюдалось. Разбойники скатывались со склонов по обеим сторонам расщелины. По крайней мере тридцать воинов Нино – может быть, больше – были повержены, убиты или искалечены в ловушке из копий и под градом стрел. Но всадников все еще оставалось немало, а противостояли им ашаритские бандиты – отбросы, собаки, собачий корм.
Держась рукой за бок, Нино взревел, бросая вызов. Его люди услышали и ответили радостными криками. Он оглянулся в поисках Эдрика. Увидел, как тот бьется с тремя разбойниками, которые стараются оттеснить его коня в узкое место. На глазах у Нино один из бандитов нырнул под круп лошади Эдрика и ударил клинком снизу вверх. Крестьянский способ вести бой – убивать коней снизу. Но это сработало. Жеребец Эдрика поднялся на дыбы, крича от боли, а человек с коротким мечом отскочил в сторону.
Нино увидел, что его заместитель начал сползать с седла. Он уже бежал к нему. Второй разбойник, ожидавший, когда Эдрик упадет, так и не узнал, кто его убил. Нино взмахнул мечом в слепой ярости и снес не защищенную шлемом голову с плеч. Она приземлилась в траву поодаль и покатилась, как мяч. Кровь, фонтаном хлынувшая из обезглавленного тела, забрызгала их всех.
Нино торжествующе взревел. Эдрик рывком вытащил ноги из стремян и свалился с изувеченного коня. Но тут же вскочил. Двое мужчин обменялись яростными взглядами, потом стали сражаться вместе, бок о бок, в этом темном ущелье, два воина святого Джада против бесчисленных неверных.
В действительности они дрались с бандитами, и, снова и снова замахиваясь мечом и стараясь расчистить пространство для прорыва вперед, Нино вдруг вспомнил ту мысль, которая раньше пришла ему в голову и которую он потом потерял.
Его обдало холодом, даже среди тесного, потного хаоса битвы: те, кого видели его разведчики приближающимися с южного конца долины, не могли участвовать в этой засаде. Где был его разум? Никто, устроив такую смертоносную ловушку, не дробит потом свои силы.
Нино силился найти какой-то смысл в происходящем, но узкое пространство между крутыми склонами заставляло вести ближний бой и пускать в ход кулаки, плечи и кинжалы не менее часто, чем мечи. Никакого шанса отступить и оценить обстановку. Стрелы им больше не грозили. Пока разбойники дрались с джадитами врукопашную, их лучники не могли стрелять.
Мулы! Нино внезапно вспомнил о золоте. Если они его потеряют, все остальное лишится смысла. Он врезался закованным в металл предплечьем в лицо бандита и почувствовал, как от удара треснули кости. Получив секундную передышку, он быстро огляделся и заметил кучку своих людей, окружающих золото. Два мула лежали на земле: эти трусы опять застрелили животных.
– Туда! – крикнул он Эдрику, показывая рукой. – Прорывайся в том направлении!
Эдрик кивнул и повернулся. Потом упал. Кто-то выдернул меч из-под его ребер.
На том месте, где мгновение назад стоял его заместитель, храбрый, ловкий, живой воин, Нино увидел привидение.