Нино как раз смеялся над этими усилиями, когда пятьдесят новых всадников ворвались в ущелье.
Они были джадитами, это он понял с первого взгляда. Потом с изумлением увидел – и отчаянно попытался понять, – что они скачут на низкорослых, неприглядных конях Аль-Рассана. Потом он осознал, и ледяная чернота хлынула в его душу, что они явились не поддержать его, а убить.
Именно в это застывшее мгновение прозрения Нино узнал первого из этих всадников по фигуре орла на гребне его старомодного шлема.
Он знал эту эмблему. Каждый боец в Эсперанье знал этот шлем и человека, который его носил. Мозг Нино сковало тяжестью, он не мог в это поверить. На него навалилось ощущение чудовищной несправедливости. Он поднял меч, когда всадник с орлом на шлеме налетел прямо на него. Нино сделал ложный выпад, потом нанес яростный укол, целясь в ребра этого человека. Его выпад был легко отбит, а затем – не успел еще Нино выпрямиться – длинный сверкающий клинок нанес последний, сокрушительный удар, и Нино покинул мир живых и провалился во тьму.
Идар, сражающийся рядом с отцом, пытался собрать все свое мужество и предложить отступление.
Никогда не бывало прежде, чтобы его отец так долго упорствовал и продолжал явно неудавшееся нападение. Они создали себе имя, сколотили состояние, построили дворец в Арбастро благодаря тому, что знали, когда сражаться, а когда – как сейчас! – отступить, чтобы сразиться в следующий раз.
Идар, яростно работая мечом под натиском врага, думал, что всему виной рана брата. Абир умирал на твердой земле позади них, и отец потерял голову от горя. Один из их людей стоял на коленях рядом с Абиром и держал его голову, еще двое стояли рядом, чтобы защитить его, если кто-нибудь из проклятых джадитов вырвется из плотного круга.
Их отец являл собой дикое, устрашающее зрелище. Его атаки на кольцо врагов были отчаянными, он не думал об обстоятельствах и о необходимости, о том, что больше половины их людей уже погибло. Теперь всего человек тридцать продолжали бой, почти столько же, сколько этих грязных всадников. Оружие и доспехи людей из его отряда были хуже, и они еще никогда не участвовали в такой яростной рукопашной схватке.
Западня почти удалась им, но этого оказалось мало. Пора было уходить, бежать на юг, примириться с тем, что их громадный риск чуть было не принес плоды, но все же оказался напрасным. Им еще предстоит ужасно долгий путь до дома в Арбастро по трудным зимним тропам, по грязи и под дождем, и к тому же с раненым, который замедлит их передвижение. Давно пора выходить из боя, пока еще можно, пока хоть часть из них остается в живых.
Будто бы подтверждая правоту своих мыслей, Идар в ту же секунду вынужден был быстро нагнуться и уйти в сторону, когда могучий джадит, вооруженный окованной железом булавой, шагнул вперед и с размаху обрушил удар, целясь ему в лицо. Джадит был с головы до щиколоток закован в доспехи, а на Идаре были кожаный шлем и легкая кольчуга-нагрудник. Как вообще они могут вести рукопашный бой?
Уходя от смертоносной булавы, Идар рубанул мечом по щиколотке джадита сзади. Он почувствовал, как его клинок прорезал сапог и плоть. Солдат закричал и упал на колено. Идар знал, что они назовут это трусливым способом вести бой. У них есть доспехи и железо. Люди из Арбастро несколько десятилетий приобретали опыт в тактике коварства и устройства ловушек. Когда дело доходит до вопроса «убить или умереть», никаких правил не существует; его отец с самого начала вдалбливал им это в голову.
Идар убил упавшего гиганта, нанеся удар в шею, туда, где шлем не совсем плотно прилегал к нагруднику. Он подумал, не взять ли его булаву, но решил, что она для него будет слишком тяжела, особенно если придется бежать.
А им действительно придется бежать, иначе они погибнут в этом ущелье. Он смотрел на все еще охваченного дикой яростью отца, который снова и снова наносил мечом удары по щиту одного из джадитов. Джадит отступил на шаг, потом еще на шаг, но его рука держала щит твердо и упруго. Идар увидел, как совсем рядом с отцом светловолосый командир джадитов уложил еще одного из их людей. Они все погибнут здесь.
Именно в это мгновение вторая волна джадитов налетела галопом из-за их спин, и стук копыт внезапным громом наполнил ущелье.
Идар в ужасе обернулся. «Слишком поздно», – подумал он, и перед его мысленным взором промелькнуло яркое видение белолицей, черноволосой девушки, пришедшей за ним. Ее длинные ногти тянулись к его алому сердцу. А потом, еще через мгновение, Идар осознал, что не понимает вообще ничего из происходящего здесь сегодня.
Вожак этой новой волны всадников пролетел сквозь ряды разбойников. Он проскакал прямо туда, где светловолосый человек размахивал своим тяжелым мечом. Пригнувшись в седле, он отбил удар, а потом натянул поводья, размахнулся, резко опустил свой длинный клинок и прикончил того джадита на месте.
Идар почувствовал, что его рот широко раскрылся. Он закрыл его. Он в отчаянии посмотрел на испачканную кровью фигуру отца, ставшую олицетворением ярости и горя, и увидел, что в его взгляд вдруг вернулась проницательная ясность, которую он помнил и в которой нуждался.
– Нас использовали, – сказал ему отец тихо, среди оглушительного хаоса, топота новых коней и воплей умирающих людей. Он опустил меч. – У меня старческое слабоумие. Я слишком стар, мне нельзя доверять руководство людьми. Мне следовало умереть раньше этого дня.
И он вложил клинок в ножны и отступил назад с равнодушным видом, пока новые джадиты убивали прежних без жалости и без пощады, хотя люди, стоявшие вокруг золота, бросали мечи и громко кричали о выкупе.
Никому не позволили сдаться в плен. Идар, который в свое время убил многих, молча смотрел с того места рядом с умирающим братом, куда они отошли с отцом.
Воины из Халоньи, которые приехали на юг за богатой золотой данью, а потом по глупости попали в западню и уцелели благодаря общему мужеству и дисциплине, в то утро погибли все до единого в этом сумрачном ущелье.
Затем стало тихо, раздавались лишь стоны раненых разбойников. Идар увидел, что некоторые из только что появившихся джадитов стреляли из луков в раненых коней, и те затихали. Вопли животных раздавались так долго, что он почти перестал их замечать. Он наблюдал, как собирали уцелевших коней. То были великолепные жеребцы; ни одна лошадь Аль-Рассана не могла сравниться со скакунами, выращенными на ранчо Эспераньи.
Идар, его отец и остальные сложили оружие, повинуясь приказу: не было смысла сопротивляться. Их осталось не больше двадцати: все были измучены, а многие ранены, да и куда бежать от пятидесяти всадников? На земле рядом с ними лежал Абир, голова которого теперь покоилась на попоне коня. Он прерывисто дышал от боли. Идар видел, что рана на его бедре слишком глубока и продолжает кровоточить, несмотря на узел, завязанный выше. Идару приходилось прежде видеть подобные раны. Его брат умирал. Из-за этого мозг Идара словно опустел, он не мог ни о чем думать. Он вдруг вспомнил, совершенно неожиданно, то видение, которое возникло перед ним, когда появились новые всадники: смерть в облике женщины, готовой вцепиться в его сердце когтями и отнять у него жизнь.
В конце концов это оказалась не его жизнь. Он опустился на колени и прикоснулся к щеке младшего брата. Он обнаружил, что не может говорить. Абир посмотрел на него. Поднял руку, и их пальцы соприкоснулись. В его глазах стоял страх, но он ничего не сказал. Идар с трудом сглотнул. Он сжал руку Абира и поднялся на ноги. Отошел на несколько шагов и остановился рядом с отцом. Залитая кровью голова старика была высоко поднята, а плечи расправлены, когда он смотрел снизу вверх на всадников.
Тариф ибн Хассан из Арбастро, взятый наконец в плен, впервые за сорок лет.
Разбойник, который стал больше королем – и который всегда был больше львом, – чем любой из тысяч претендентов на престол со времен падения Силвенеса. По этому поводу Идар тоже не испытывал никаких чувств. Их мир заканчивался в этом ущелье. Новая легенда об Эмин ха’Назаре в придачу к старым. На лице его отца совсем ничего не отражалось. Более тридцати лет множество халифов, а затем полдюжины мелких правителей Аль-Рассана клялись отрезать ему пальцы на руках и на ногах по одному, перед тем как ему будет позволено умереть.
Предводители этого отряда сидели верхом на конях и смотрели на них. Они казались невозмутимыми, словно не произошло ничего важного, достойного упоминания. Их мечи тоже были вложены в ножны. Один из них был ашаритом. Другой – джадитом, как все остальные солдаты. Джадит носил на голове старомодный шлем с бронзовым орлом на вершине. Идар не знал ни того, ни другого.
Его отец сказал, не дожидаясь, когда они заговорят:
– Вы – наемники из Рагозы. Это все придумал киндат Мазур. – В его голосе не было вопроса.
Двое мужчин переглянулись. Идару показалось, что он заметил легкую насмешку на их лицах. Он чувствовал себя слишком опустошенным, чтобы рассердиться на них за это. Его брат умирал. Тело Идара ломило, а сердце застыло в тишине, наступившей после воплей. Но именно в сердце гнездилась настоящая боль.
Заговорил ашарит. Голосом придворного.
– Определенная доля самоуважения требует, чтобы мы приняли на себя часть заслуг, но в главном вы правы: мы из Рагозы.
– Вы устроили так, чтобы мы узнали о дани. Вы заманили нас на север. – Голос Тарифа звучал ровно. Идар моргнул.
– Это тоже правда.
– А женщина на склоне? – внезапно спросил Идар. – Она с вами? – Отец бросил на него взгляд.
– Она путешествует с нами, – ответил человек с гладко выбритым лицом. В ухе он носил жемчужину. – Наш лекарь. Она тоже из киндатов. Они очень коварны, не правда ли?
Идар нахмурился.
– Это не ее выдумка.
Второй мужчина, джадит, заговорил.
– Нет, эта честь принадлежит нам. Я подумал, что было бы полезно отвлечь ди Карреру. До меня дошли слухи из Эскалау.
Идар наконец понял.
– Вы погнали их на нас! Они подумали, что вы из нашей компании, иначе они никогда не поскакали бы в ловушку. Они выслали шпионо