Халонья на северо-востоке Альмалика сейчас не волновала. Она скорее могла создать трудности для Рагозы, а это было ему на пользу, пока не переросло в нечто большее. Ему не раз приходило в голову, что следовало бы этой зимой посоветоваться с эмиром Бадиром, но делать этого не хотелось. Взаимодействовать с Бадиром означало теперь иметь дело с Аммаром ибн Хайраном, который сбежал к главному сопернику Картады на следующий день после того, как его отправили в ссылку.
«Это был трусливый поступок, – решил Альмалик. – Он даже граничит с предательством». Аммару всего-то и нужно было скромно удалиться куда-нибудь на год, сочинить несколько стихов, возможно, совершить паломничество на восток, даже сразиться за веру в Сорийе в наступающем году, во имя Ашара… а потом Альмалик мог бы позвать его обратно, смирившегося, покорного придворного, который выдержал приличный срок наказания. Тогда это казалось таким очевидным.
Вместо этого ибн Хайран, как всегда непокорный и колючий, сбежал вместе с Забирой прямо к Бадиру и его порочному визирю-киндату в опасную Рагозу. В очень опасную Рагозу, так как источники Альмалика сообщили ему, с опозданием, что эта женщина еще летом, сразу же после Дня Крепостного Рва, отослала двух своих сыновей – его сводных братьев – к Бадиру.
Эти сведения он должен был получить раньше, до смерти отца. Ему пришлось создать прецедент и казнить двух своих людей: губительно получать столь важные известия так поздно. Эти два мальчика представляли угрозу его положению на троне, почти такую же большую, как Хазем в пустыне.
«Со сводными братьями, – решил новый правитель Картады, – лучше быстро покончить». Взгляните, например, что случилось у джадитов. Рамиро Вальедский, несмотря на его знаменитую ловкость, добился успехов лишь после внезапной кончины своего брата Раймундо. И хотя об этой смерти ходили разные слухи, они не помешали возвышению Рамиро.
Из этого следовало извлечь урок. Альмалик вызвал двух известных ему людей, дал им подробные инструкции и щедрые обещания, а потом послал их на восток под видом торговцев пряностями, чтобы они могли преодолеть горы Рагозы, пока перевал еще открыт для законных купцов. Его отрезвило и сильно потрясло полученное в середине зимы известие о том, что они оба погибли в драке в таверне в первый же день по приезде в город Бадира.
«Бадир умен», – так всегда говорил отец Альмалика Второго. Его визирь-киндат необычайно умен. А теперь с ними Аммар, в то время как ему следует находиться здесь или по крайней мере спокойно ждать где-нибудь разрешения вернуться.
Однажды ветреной ночью Альмалик Второй отправился в поисках мимолетного утешения в гарем своего отца, который теперь стал его собственным. Он чувствовал себя очень одиноким. Он рассеянно потирал свое непослушное веко, пока очень высокая светловолосая женщина из Карша прилежно старалась возбудить его при помощи благовонных масел и ловких рук, и обдумывал некоторые факты.
Первым из них было то, что Аммара ибн Хайрана не удастся быстро вернуть в Картаду, даже пообещав восстановить его доброе имя и огромную власть. Это он знал наверняка. Тщательно продуманная ссылка ибн Хайрана в день смерти отца начала казаться ему не столь здравым шагом, каким виделась в то время.
Он с гневом вынужден был признать и тот факт, что нуждается в Аммаре. Слишком много событий произошло этой зимой, слишком много неотложных вопросов следовало бы рассмотреть и решить, а окружающие его люди с этим не справлялись. Он нуждался в хорошем совете, а единственным человеком, чьим советам он доверял, был тот, кто всегда относился к нему с насмешливым снисхождением учителя к своему ученику. Теперь он – правитель Картады; больше так быть не должно, но ему нужно вернуть Аммара.
Он поставил женщину на четвереньки и вошел в нее. Она была необыкновенно высокого роста; это создавало неудобства. Она тут же начала издавать стоны блаженства, привычно преувеличенные. Все они вели себя так, отчаянно стремясь завоевать его расположение. Двигаясь на женщине из Карша, он поймал себя на мысли о том, какова была миниатюрная Забира с его отцом в этой самой постели. Женщина под ним стонала и ахала, словно умирала. Он быстро кончил и отослал ее.
Потом он лежал один среди подушек и думал о том, как вернуть того единственного человека, который был ему необходим, раньше, чем грозящие ему со всех сторон беды вспыхнут, подобно кострам, и поглотят его.
Утром, с первыми бледными лучами света, он послал за шпионом, которого использовал и раньше. Молодой правитель Картады принял этого человека с глазу на глаз, даже прогнал из спальни рабов.
– Я хочу, – сказал он, не здороваясь, без всякой преамбулы, – узнать все, что ты сможешь раскопать о передвижениях господина Аммара ибн Хайрана в Фезане в День Крепостного Рва.
Одним зимним утром, по дороге к своей палатке на базаре, Джеана и Велас были похищены так ловко, что никто из прохожих даже не понял, что произошло.
День выдался серый; скользили по небу облака, светлые и потемнее. Дул ветер и моросил дождь. К ним подошли двое мужчин; один попросил уделить им несколько секунд внимания. Произнося эти слова, он уже приставил нож к ее ребрам, прикрывая его своим телом и плащом, подбитым мехом.
– Твой слуга умрет, если ты откроешь рот, – приветливым тоном произнес он. – А ты умрешь, если рот откроет он. – Она быстро оглянулась: Веласа так же держал второй мужчина. На первый взгляд любому прохожему показалось бы, что они просто беседуют.
– Спасибо, доктор, – громко произнес стоявший рядом с ней. – Дом находится вон там. Мы очень вам благодарны.
Она пошла туда, куда он ее повел. Нож на ходу царапал ее кожу. Она заметила, что Велас побледнел, и знала, что это от ярости, а не от страха. Что-то было в этих людях, некая внутренняя уверенность, которая убедила ее, что они готовы убить их даже в людном месте.
Они подошли к двери, открыли ее тяжелым ключом и вошли. Второй мужчина запер ее за ними одной рукой. Второй рукой он держал нож у тела Веласа. Она увидела, что он положил ключ в кошелек у пояса.
Джеана сказала так твердо, как только смогла:
– Вы навлечете на себя гибель, и вам это известно. Я – придворный лекарь эмира Бадира.
– Большое облегчение, – ответил первый мужчина. – Если бы вы оказались другой женщиной, то у нас могли бы возникнуть проблемы.
У него был сухой, четкий голос. Джеана не смогла подметить никакого акцента. Он был ашаритом, купцом, или одетым как купец. Они оба были так одеты. Одежда дорогая. От одного исходит свежий аромат духов. Руки и ногти чистые. Это не бандиты из таверны, а если и бандиты, то кто-то приложил усилия, чтобы это скрыть. Джеана сделала глубокий вдох; у нее пересохло во рту. Она чувствовала, что у нее начинают дрожать ноги. Она надеялась, что они этого не заметят. Она молча ждала. Потом увидела кровь на тунике Веласа, под полой плаща, и внезапно перестала дрожать.
Второй мужчина, более высокий и широкий в плечах, чем первый, спокойно произнес:
– Мы собираемся заткнуть рот вашему слуге, связать его и оставить здесь. Одежду мы с него снимем. Сюда никто не заходит. Осмотритесь, если хотите в этом убедиться. Никто не узнает, где он. Он умрет от холода, если мы не вернемся и не освободим его. Вы понимаете, что я вам говорю?
Джеана смотрела на него в упор, пряча страх за презрением. Она не ответила. Мужчину это, по-видимому, позабавило, она заметила, как напряглись мышцы на его руке, перед тем как шевельнулся нож. У Веласа вырвался слабый, непроизвольный стон. Теперь его ранили по-настоящему, а не просто поцарапали.
– Если он задает вопрос, вам лучше на него ответить, – мягко произнес первый мужчина. – Он очень обидчив.
– Я понимаю, – сквозь зубы сказала Джеана.
– Отлично, – пробормотал высокий. Внезапным движением он сорвал с Веласа синий плащ и бросил его на землю. – Снимай одежду, – приказал он. – Всю. – Велас заколебался, глядя на Джеану.
– У нас есть и другие способы сделать то, зачем мы сюда прибыли, – резко сказал первый мужчина Веласу, – даже если нам придется убить вас обоих. Снимай одежду, ты, мерзкий ублюдок-киндат. Немедленно. – Это дикое оскорбление прозвучало еще ужаснее из-за совершенно спокойного тона, которым было произнесено.
Тут Джеана подумала о Соренике. О тех, кто погиб там в конце осени, о сожженных, обезглавленных, о младенцах, перерубленных мечом пополам. Вслед за первым сообщением приходили новые известия, каждое страшнее предыдущих. Какое значение имеют еще две жизни? Не все ли равно богу и двум его сестрам?
Велас начал раздеваться. Теперь его лицо стало совершенно непроницаемым. Второй мужчина отошел на несколько шагов к дальнему концу чаши фонтана и достал моток веревки и кусок плотной ткани. Снова начался дождь. Было очень холодно. Джеана попыталась сообразить, как долго сможет прожить человек, лежа здесь связанным и обнаженным.
– Что вам от меня нужно? – невольно спросила она. Теперь ей стало страшно.
– Терпение, доктор. – Голос бандита звучал вкрадчиво; нож по-прежнему оставался у ее ребер. – Давайте сначала займемся вашим гарантом.
И они им занялись. Веласу не разрешили оставить даже нижнее белье. Совершенно обнаженный, он выглядел маленьким и старым в холодной, мокрой темноте. Ему связали руки и ноги. Плотно стянули рот куском ткани. Потом высокий поднял его и бросил в чашу фонтана. Джеана содрогнулась. Мокрый камень должен был показаться ледяным обнаженной коже. Велас не произнес ни слова, не протестовал и ни о чем не просил. Теперь у него не было такой возможности. Он беспомощно лежал на спине, но смотрел Джеане прямо в глаза, и она по-прежнему видела в его взгляде жгучий гнев, а не страх.
Он был неукротимым, он всегда был таким. Его мужество передалось Джеане.
– Еще раз повторяю, – сказала она, делая шаг в сторону от ножа. – Чего вы хотите? – Мужчина не последовал за ней. Казалось, он остался равнодушным к ее вызову.
Он хладнокровно произнес:
– Насколько мы понимаем, будучи придворным лекарем, вы знаете, где живут сыновья госпожи Забиры. Оказалось, что получить эти сведения очень трудно. Вы отведете нас в этот дом и поможете нам войти. Останетесь с нами там на какое-то время, а потом будете вольны вернуться сюда и освободить своего слугу.