На протяжении столетий усыпанные золотом, сказочно богатые халифы Аль-Рассана вели свои армии на север, чтобы разорять и порабощать джадитов, ютящихся на суровых окраинах той земли, которая некогда им принадлежала. Год за годом, сколько хватало людской памяти.
Последний, слабый марионеточный халиф Аль-Рассана был убит почти шестнадцать лет назад. Халифов больше не существовало. Пришла пора повернуть течение судьбы в другую сторону, во имя яростного, светлого, пресвятого Джада.
Элиана бет Данил, жена лекаря и мать лекаря, привыкла к тому, что незнакомые люди заговаривают с ней на улице. Ее знали в городе, а у ее мужа и дочери появилось очень много пациентов за годы жизни в Фезане. Некоторые хотели выразить свою благодарность, другие – получить консультацию у лекаря побыстрее и подешевле. Элиана научилась быстро отделываться и от тех, и от других.
Женщина, которая остановила ее на базаре в одно прохладное утро ранней весной, не принадлежала ни к одной из этих категорий. Собственно говоря, размышляла Элиана позднее, ей впервые в жизни довелось беседовать с проституткой.
– Госпожа, – сказала женщина, не выходя из тени в переулке и говоря гораздо вежливее, чем это было принято у ашаритов при обращении к киндатам, – можно вас на одну секунду?
Элиана так удивилась, что лишь кивнула и последовала за женщиной – за юной девушкой, как она поняла, – подальше в тень. Узкий проход тянулся в сторону от переулка. Элиана ходила этой дорогой два раза в неделю бо́льшую часть своей жизни и никогда его не замечала. Здесь стоял запах тления, и Элиана увидела – как она надеялась – мелких кошек, которые шныряли вокруг. Она сморщила нос.
– Надеюсь, вы не здесь занимаетесь своим ремеслом, – заметила она самым суровым тоном.
– Раньше здесь занимались, наверху, – небрежно ответила девушка, – до того как нас выдворили за стены города. Извините за вонь. Я не задержу вас надолго.
– Не сомневаюсь, – сказала Элиана. – Чем я могу вам помочь?
– Вы не можете. Зато ваша дочь помогала большинству из нас, так или иначе. Поэтому я здесь.
Элиана любила во все вносить максимальную ясность.
– Джеана, моя дочь, лечила вас, вы это хотите сказать?
– Вот именно. И она была добра к нам. Она была почти нашим другом, если вас это не смущает. – Девушка произнесла эти слова с юношеским вызовом, который неожиданно растрогал Элиану.
– Меня это не смущает, – ответила она. – Джеана хорошо разбирается в том, с кем стоит дружить.
Это удивило девушку. Когда глаза Элианы привыкли к полумраку, она увидела, что ее собеседница – тонкокостная и маленькая, не старше пятнадцати-шестнадцати лет, и что завернута она только в рваную шаль поверх выгоревшей туники до колен. Чего совсем недостаточно для такого холодного и ветреного дня. Элиана чуть было не высказалась по этому поводу, но промолчала.
– Я хотела предупредить, что вам грозит беда, – резко проговорила девушка. – Я имею в виду киндатов.
Элиана ощутила в душе леденящее прикосновение.
– Что это значит? – спросила она, непроизвольно оглядываясь через плечо в сторону солнечного света, где двигались люди, которые могли их услышать.
– Мы слышим всякое там, за стенами. От мужчин, которые к нам ходят. На стенах расклеили листовки. Нехорошие стихи. Как это называется… поклеп. Насчет киндатов и Дня Крепостного Рва. Нунайа думает, что-то затевается. Что наместник получил приказ.
– Кто такая Нунайа? – Элиана почувствовала, что ее начинает бить дрожь.
– Наша главная. За стенами. Она старше всех. Много знает. – Девушка заколебалась. – Она – друг Джеаны. Когда Джеана уезжала, Нунайа продала ей мулов.
– Тебе об этом известно?
– Я сама отвела ее к Нунайе в ту ночь. Мы не могли подвести Джеану. – Снова вызов, с ноткой гордости.
– Тогда спасибо. Я уверена, что вы бы ее не подвели. Я уже сказала, она знает, кого выбирать себе в друзья.
– Она всегда была добра ко мне, – сказала девушка, пожимая плечами и стараясь казаться равнодушной. – Лично я не понимаю, что такого плохого в том, чтобы называть луны сестрами.
Элиана с трудом сдержала улыбку, несмотря на одолевающий ее страх. Пятнадцать лет.
– К сожалению, не все с тобой согласны, – вот и все, что она ответила.
– Это я знаю, – сказала девушка. – С Джеаной все в порядке?
– Думаю, да. – Элиана поколебалась. – Она в Рагозе, работает.
Девушка кивнула, удовлетворенная.
– Я передам Нунайе. Ну, это все, что я хотела сказать. Нунайа говорит, что вам нужно быть осторожными. Подумайте об отъезде. Она говорит, здешние люди снова нервничают из-за этого заявления другого короля, с севера… из Руэнсы?
– Из Руэнды, – поправила Элиана. – Насчет дани? Почему это должно затронуть народ киндатов?
– Ну, вы не у той спрашиваете, – снова пожала плечами девушка. – Я кое-что слышу, но знаю немного. Нунайа думает, что в этом есть что-то странное, вот и все.
Элиана несколько мгновений стояла и молча смотрела на нее. Эта шаль действительно недостаточно теплая для такого времени года. Импульсивно, снова сама себе удивляясь, она сняла свою синюю накидку и набросила на плечи девушки.
– У меня есть другая, – сказала она. – Ее у тебя не украдут?
Глаза девушки широко раскрылись. Она пощупала теплую ткань.
– Разве что кому-то захочется проснуться на том свете, – ответила она.
– Хорошо. Спасибо за предупреждение. – Элиана собралась уходить.
– Госпожа.
Она остановилась и оглянулась.
– Вы знаете лавку торговца игрушками, в конце улицы Семи Поворотов?
– Я ее видела.
– Прямо за ней, у городской стены, стоит липа. За ней, вдоль стены, кусты. Там есть выход из города. Это маленькая калитка, она заперта, но ключ висит на гвозде на дереве, с тыльной стороны, примерно на высоте моего роста. – Она показала рукой. – Если вам когда-нибудь понадобится выбраться, это один из способов попасть к нам.
Элиана опять помолчала, потом кивнула.
– Я рада, что у моей дочери такие друзья, – сказала она и снова вышла на солнечный свет, который теперь, без накидки, ее не согревал.
Она решила в это утро не ходить на базар, хотя обычно это доставляло ей удовольствие. Можно послать кого-то из слуг. Ей было холодно. Она повернула назад, к кварталу киндатов и к дому, в котором прожила тридцать лет.
«Подумайте об отъезде». Вот так просто.
Скитальцы. Они всегда думали об отъезде. Бродили, словно луны среди неподвижных и сверкающих звезд. «Но луны ярче, – любил говорить Исхак. – Ярче звезд и добрее солнца». И они с ним уже так долго считали своим домом Фезану.
Она решила ничего не говорить ему об этой встрече.
На следующий день рабочий-кожевенник из джадитов обратился к ней, когда она вышла утром, чтобы купить новую накидку, – ее старая шаль оказалась совсем ветхой.
Мужчина ждал ее прямо за охраняемыми воротами квартала. Как только она свернула за угол, он подошел к ней. Он вел себя почтительно и явно чего-то боялся. Не стал тратить времени зря, что Элиану устраивало. Он сказал то же самое, что вчерашняя девушка. Он тоже был пациентом Джеаны – или его юный сын. Из слов мужчины Элиана поняла, что прошлым летом микстура Исхака, проданная по минимальной цене, одолела опасную лихорадку. Этот человек был благодарен, он не забыл. И он сказал, что им благоразумнее будет на время покинуть Фезану, еще до конца весны. В тавернах идут разговоры, сказал он, насчет дел, которые не сулят ничего хорошего.
«Люди сердятся, – сказал он. – А самых непримиримых ваджи на углах улиц больше никто не осаживает, как это было раньше». Она прямо спросила его, уехал бы он с семьей, если бы та же опасность грозила джадитам. Он ответил, что решил сменить веру, хотя много лет противился этому. На первом же перекрестке он ушел от нее не оглядываясь. Она так и не узнала его имени.
Элиана купила себе накидку в маленькой, надежной лавке на улице Ткачей; с ее владельцем она была знакома уже лет десять или больше. Возможно, у нее разыгралось воображение, но купец вел себя с ней холодно, почти неприветливо.
Может быть, у него просто плохо идут дела, старалась она уговорить себя. Безусловно, в прошлом году Фезана пережила горе, а после и настоящие лишения, когда летом почти все, кто стоял в центре жизни города, погибли во рву.
Но изгонять из-за этого киндатов?
Это не имело смысла. Налоги, которые платили неверные – киндаты и джадиты, – шли на поддержку ваджи и храмов, на укрепление стен и выплату дани, которую Фезана посылала в Вальедо. Несомненно, молодой король Картады или хотя бы его советники это понимают. Несомненно, они предвидят экономические последствия, которые наступят, если квартал киндатов в Фезане опустеет из-за переселения его жителей в другие города.
Или из-за чего-то похуже.
На этот раз она рассказала Исхаку о предостережениях. Ей казалось, она точно знает, что он скажет при помощи тех нечленораздельных звуков, которые Элиана научилась понимать с прошлого лета.
Но он ее удивил. После стольких лет он все еще мог ее удивлять. Это вести из Сореники, объяснил он, стараясь говорить четко. В них следует искать объяснение: новое настроение в мире, новый взмах маятника. Перемена в воздухе, в ветрах.
Они начали тайком готовиться к отъезду в Рагозу, к Джеане, вместе со всеми слугами.
Но слишком затянули с приготовлениями.
Их дочь на той же неделе, когда ее мать известили об опасности – на той самой неделе, когда чуть не умерла Инес Вальедская, – готовилась к рагозскому карнавалу, которого ждала с бо́льшим удовольствием, чем ей хотелось признать.
Однажды утром Альвар де Пеллино, сменившись с дежурства, шел встретиться с ней на людном перекрестке. Рядом с ним шагал Хусари, а поодаль следовал бдительный юный Зири. Альвар решил про себя, что Джеана еще никогда не выглядела более красивой. Хусари, которому он под влиянием минутного порыва однажды ночью признался в своих чувствах к Джеане, предупреждал его, что весна имеет обыкновение влиять на молодых людей подобным образом.