– Это неважно. Они – мальчики. Вопрос в том, к чему должен стремиться мужчина, Джеана. Не поступаясь честью? – Теперь его взгляд был прямым и даже немного пугающим. Сэр Реццони имел обыкновение так смотреть. Она все время забывала, до тех пор, пока ей не напоминали, как сейчас, что Родриго был учителем, а не только одним из самых устрашающих воинов полуострова.
– Все равно не могу ответить, – сказала она.
Он покачал головой, впервые проявляя нетерпение.
– Ты думаешь, я иду на войну и убиваю, отдаю приказы убивать сдавшихся в плен противников, заживо сжигать женщин – а я это делал, Джеана! – просто из глупого боевого задора?
– Тебе лучше знать.
Она немного продрогла здесь, в тени. Не этого она ожидала от утренней прогулки по городу.
– Война иногда доставляет удовольствие, это правда. – Он выбирал слова. – Я не стану этого отрицать. Плохо это или хорошо, но я острее всего чувствую себя живым в присутствии смерти. Мне необходимы опасность, чувство локтя, гордость власти. Шанс завоевать почет, славу, даже состояние – это все имеет значение в нашем мире, если не в раю для душ Джада. Но это уводит меня прочь от тех, кого я люблю, и оставляет их беззащитными перед опасностью в мое отсутствие. И конечно, конечно, если мы не просто животные, которые живут, чтобы драться, для кровопролития должна быть причина.
– И какая же это причина? Для тебя?
– Власть, Джеана. Бастион. Способ добиться такой безопасности, какой можно добиться в этом непрочном мире, и шанс построить для сыновей что-то такое, что останется после моей смерти.
– И вы все этого хотите? Это именно то, что вами движет?
Он задумался.
– Я бы не стал говорить за всех. Некоторым достаточно сладостного возбуждения. Крови. Некоторые действительно убивают из любви к убийству. Ты видела таких в Орвилье. Но готов побиться об заклад… что, если ты спросишь Аммара ибн Хайрана, он ответит тебе, что находится здесь, в этом городе, потому что еще до конца лета надеется править Картадой от имени эмира Бадира.
Джеана внезапно вскочила. Она пошла дальше, напряженно размышляя. Родриго подхватил свой сверток, догнал ее и зашагал рядом. Они молча шли мимо складов, пока не достигли конца длинного пирса и не остановились над синей водой. Рыбацкие лодки украшали к карнавалу. На снастях и мачтах появились фонарики и флажки. Солнце уже стояло над головой; в полдень на улицах осталось мало народу.
– Вы не можете оба добиться своего, правда? – в конце концов произнесла Джеана. – Ты и Аммар. Или можете, но ненадолго. Рамиро не сможет завоевать и удержать Фезану, если Бадир возьмет и удержит Картаду.
– Они могли бы, полагаю. Но нет, не думаю, чтобы произошло и то, и другое. И конечно, этого не случится, если я останусь здесь.
Он не был тщеславным, но знал себе цену. Она взглянула на него снизу вверх. Он смотрел вдаль, на воду.
– Ты действительно в затруднении, да?
– Как я уже тебе говорил, – тихо ответил он. – Скоро армии двинутся в поход, и я не знаю, чем это закончится. Возможно, ты забыла, но есть и другие игроки.
– Нет, не забыла, – возразила Джеана. – Я о них никогда не забываю. – Сейчас на озере разворачивалась запоздавшая лодка, ее белые паруса ярко сверкали на солнце, она направлялась в гавань с утренним уловом. – Позволят ли мувардийцы твоему народу завоевать Аль-Рассан?
– Не завоевать, а вернуть. Нет, в этом я сомневаюсь, – ответил Родриго Бельмонте.
– Значит, они тоже придут? Этим летом?
– Возможно. Если это сделают северные правители.
Они наблюдали, как чайки кружат и пикируют над водой. Белые облака, быстрые, как птицы, мчались над головой.
Джеана посмотрела на стоящего рядом человека.
– Значит, это лето станет концом чего-то.
– Можно сказать, что каждое время каждого года является концом чего-то.
– Да, можно сказать. Ты так считаешь?
Он покачал головой.
– Нет. Я уже давно ощущаю приближение перемен. Не знаю, какими они будут. Но думаю, они надвигаются. – Он помолчал. – Конечно, мне случалось ошибаться насчет подобных вещей.
– Часто?
Он ухмыльнулся.
– Не очень, Джеана.
– Спасибо тебе за откровенность.
Он продолжал смотреть ей прямо в глаза.
– Чистая самозащита, доктор. Я не смею лукавить с тобой. Возможно, тебе когда-нибудь придется делать мне кровопускание. Или отрезать мне ногу.
Джеана поняла, что ей неприятно об этом думать.
– У тебя есть маска для карнавала? – спросила она неожиданно.
Он снова улыбнулся кривой улыбкой.
– Вообще-то да. Лудус и Мартин, которым нравится считать себя остроумными, купили мне нечто причудливое. Возможно, я ее надену, чтобы сделать им приятное, и немного похожу в начале праздника, но не думаю, что останусь надолго.
– Почему? Что ты будешь делать? Сидеть, завернувшись в одеяло, у очага?
Он приподнял маленький сверток, который нес.
– Писать письма. Домой. – Он поколебался. – Жене.
– А! – сказала Джеана. – Суровое веление долга. Даже во время карнавала?
Родриго слегка покраснел, впервые за все время их знакомства, и отвел глаза. Последняя рыбацкая лодка уже вошла в гавань. Рыбаки выгружали свой улов.
– Долг тут ни при чем, – сказал Родриго.
И в этот миг Джеана с опозданием поняла о нем нечто важное.
Он проводил ее домой. Она пригласила его зайти и перекусить, но он вежливо отказался. Она поела в одиночестве рыбу и фрукты, приготовленные поваром, которого нанял для них Велас.
Потом сходила взглянуть на своих пациентов и в задумчивости вернулась домой, чтобы искупаться и переодеться перед пиром во дворце.
Мазур прислал ей украшения – еще одно проявление щедрости. Ей сказали, что пир у эмира накануне карнавала славится своей изысканностью. Хусари подарил ей платье, ярко-красное с черной каймой. Он наотрез отказался от денег – этот спор она проиграла с треском. У себя в комнате она рассмотрела платье. Оно было великолепным. Она в жизни не надевала ничего подобного.
Киндатам положено носить только синее и белое, без всяких претензий. Однако всем ясно дали понять, что в эту ночь – и, несомненно, завтра – в Рагозе эмира Бадира эти правила отменяются. Она начала переодеваться.
Думая о Хусари, Джеана вспомнила его речь сегодня утром. Помпезный, высокопарный стиль фальшивого ученого. Он сказал, что шутит.
Но это было не так или не совсем так.
«В определенные моменты, – думала Джеана, – в присутствии людей, подобных Хусари ибн Мусе, или юному Альвару, или Родриго Бельмонте, можно представить себе такое будущее этого полуострова, которое позволяет надеяться на лучшее. Люди могут меняться, могут переходить границы, отдавать и брать друг у друга… если у них хватает времени, хватает доброй воли, ума…»
В Эсперанье, в Аль-Рассане мог бы зародиться мир, один мир, слитый из двух – или даже из трех, если помечтать. Солнце, звезды и луны.
Но вот ты вспоминаешь Орвилью и День Крепостного Рва. Смотришь в глаза мувардийцев или останавливаешься на углу улицы и слышишь ваджи, который требует смерти для грязного киндата-колдуна бен Аврена, пьющего кровь ашаритских младенцев, вырванных из рук матерей.
«Даже солнце заходит, моя госпожа».
Это сказал Родриго.
Она никогда не встречала такого мужчины, как он. Нет, это не совсем так. Еще одного она встретила в ту же ужасную ночь прошлым летом. Они были подобны блестящей золотой монете, эти двое: две стороны, разные изображения на каждой, одна цена.
Было ли это правдой? Или просто казалось правдой, как речи одного из тех педагогов, которых изображал Хусари, стройные, но пустые?
На этот вопрос она не знала ответа. Ей недоставало Нунайи и женщин за стенами Фезаны. Ей недоставало ее собственной комнаты в родном доме. Ей недоставало ее матери.
Ей очень недоставало отца. Ему понравилось бы, если бы он увидел ее такой, как сейчас, – она это знала. Он никогда больше ее не увидит, никогда больше ничего не увидит. Человек, который это с ним сделал, мертв. Аммар ибн Хайран убил его, а потом написал свой плач. Джеана была близка к слезам, слушая эту элегию во дворце, где они снова будут сегодня пировать, в зале, в котором струится ручей.
Очень тяжело, что так много вопросов в жизни остается без ответа, как бы ты ни старалась.
Джеана подошла к зеркалу, в которое редко заглядывала, и надела украшения Мазура. Потом долго стояла и смотрела на себя.
В конце концов она услышала снаружи музыку, а потом внизу раздался стук в дверь. Она услышала, как Велас пошел открывать. Мазур прислал ей сопровождение; похоже, оно состояло из струнных и духовых инструментов. Кажется, вчера ночью она заставила его почувствовать себя виноватым. Это должно было ее позабавить. Она еще секунду стояла неподвижно, глядя на свое отражение в зеркале.
Она не была похожа на лекаря военного отряда. Она выглядела как женщина – не обладающая свежестью юности, но и не такая уж старая, с красивыми скулами и синими глазами, теперь оттененными краской и лазуритами Мазура на шее и в ушах. Придворная дама, собравшаяся присоединиться к блестящему обществу на дворцовом пиру.
Глядя на отражение в зеркале, Джеана привычно пожала плечами. Этот жест она, по крайней мере, узнала.
Маска, ее настоящая маскировка, лежала на столе рядом с зеркалом. Это на завтра. Сегодня вечером во дворце эмира Бадира, как бы она ни изменилась внешне, все узнают в ней Джеану. Что бы это ни означало.
Глава XIII
– Ты доволен? – спросил эмир Рагозы у своего визиря, прервав дружеское молчание.
Мазур бен Аврен, лежащий на подушках, поднял взгляд.
– Это мне следует задать вам подобный вопрос, – сказал он.
Бадир, сидящий в своем глубоком низком кресле, улыбнулся.
– Меня легко удовлетворить, – тихо ответил он. – Я получил удовольствие от еды и общества. Музыка сегодня была великолепной, особенно язычковые инструменты. Твой новый музыкант из Рониццы – просто открытие. Мы хорошо ему платим?