– Не все ошибки можно исправить. – Аммар тянул время, ждал, пока что-нибудь прояснится. За всеми этими словами лежало решение, которое необходимо было принять.
Альмалик встал.
– Я это знаю, разумеется. Я здесь в надежде на то, что эту ошибку исправить можно. Чего ты хочешь, Аммар? Что я должен сказать?
Ибн Хайран несколько мгновений смотрел на него, прежде чем ответить.
– Чего я хочу? Спокойно писать, мог бы я ответить, но это было бы уверткой, не так ли? Жить, сохраняя некоторое достоинство, и чтобы весь мир это видел. Это было бы правдой, и, кстати, именно поэтому мне пришлось убить твоего отца.
– Я знаю это. Знаю лучше, чем любой другой человек. – Правитель заколебался. – Аммар, я думаю, что джадиты этим летом двинутся на юг. Мой брат все еще находится у Язира ибн Карифа, в пустыне. Нам стало известно, что они строят корабли. В Абенивине. И я не знаю, каковы намерения эмира Бадира.
– Поэтому ты попытался убить мальчиков?
Альмалик замигал. Это был нечестный выпад, но он был умным человеком и сыном своего отца. Он сказал:
– Значит, тех двоих убили не во время ссоры в таверне? Я так и думал. – Альмалик пожал плечами. – Разве я первый из правителей Аль-Рассана, кто пытается укрепить свое положение, разделавшись с братьями? Разве не ты учил меня истории, Аммар?
Ибн Хайран улыбнулся.
– Разве я тебя критикую?
Альмалик внезапно покраснел.
– Но ты их остановил. Ты спас мальчиков. Сыновей Забиры.
– Это сделали другие. Моя роль была незначительной. Я здесь в изгнании, Альмалик, ты помнишь? Я подписал контракт в Рагозе и выполнял его.
– С моими врагами! – Теперь это был голос юноши, чье самообладание ускользало, и слова мальчишки.
Ибн Хайран почувствовал, как в него вонзилось что-то, подобное мягкому лезвию. Он знал эту сторону Альмалика. Правителя Альмалика. Он сказал:
– Кажется, мы живем в мире, где границы все время смещаются. Тем труднее человеку поступать правильно.
– Аммар, нет. Твое место в Картаде. Ты всегда служил Картаде, отдавал ей все силы. – Он заколебался, потом поставил бокал и сказал: – Ты убил халифа ради моего отца, не можешь ли ты хотя бы вернуться домой ради меня?
Кажется, с пониманием очень часто приходит печаль. Этот человек по-прежнему равнялся на покойного, как и тогда, когда его отец был жив. Возможно, он будет поступать так всю свою жизнь, короткую или долгую. Проверять. Сравнивать величину любви. Требовать, чтобы его любили так же сильно и даже сильнее.
Ибн Хайран впервые задал себе вопрос: как юный правитель среагировал бы на тот плач, который Аммар написал в честь его отца? «Где собираются ныне прочие звери помельче…» И одновременно он осознал, что Забира была права: Малик не оставил бы в живых наложницу, которая любила его отца.
– Не знаю, – ответил он на вопрос. – Я не знаю, где теперь мое место.
Но где-то внутри него, не успел он еще договорить, чей-то голос произнес: «Это ложь, хотя когда-то это могло быть правдой. Появилось нечто новое. Мир может меняться, и ты тоже. И мир изменился». В его голове, как ни удивительно, звучало ее имя, словно его вызванивали колокола. Он даже на мгновение задумался, почему никто в комнате этого не замечает.
Он продолжал, стараясь сосредоточиться:
– Следует ли мне понимать, что твой визит имеет целью сообщить об отмене моей ссылки и пригласить меня вернуться на свой пост?
Он облек эту мысль в нарочито официальную форму, чтобы увести их обоих подальше от того опасного места, где они оказались после вопроса: «Не можешь ли ты вернуться домой ради меня?»
Молодой правитель открыл и закрыл рот. В его глазах загорелась обида. Он чопорно ответил:
– Можешь понимать так.
– Какой именно пост?
Альмалик снова заколебался. Он не был готов к переговорам. Прекрасно. Аммар тоже не был готов ко всему этому.
– Министр Картады. Разумеется.
Ибн Хайран кивнул.
– И твой официально назначенный преемник, до вступления в брак и появления законных наследников? – Эта мысль – чудовищная мысль! – только что пришла ему в голову.
Один из мувардийцев у камина шевельнулся. Ибн Хайран повернулся и посмотрел на него. На этот раз мужчина не отвел взгляда, черного от ненависти. Аммар приветливо улыбнулся и медленно отпил из своего бокала, тоже не отводя глаз.
Альмалик Второй тихо спросил:
– Это твое условие, Аммар? Мудро ли это?
Конечно, это не было мудрым. Это было чистым безумием.
– Сомневаюсь, – беспечно ответил ибн Хайран. – Оставь это про запас. Ты уже начал переговоры о браке?
– Да, мы получили кое-какие предложения. – Тон Альмалика был смущенным.
– Лучше тебе поскорее принять одно из них. Убивать детей не так полезно, как зачинать их. Что ты предпринял в отношении Вальедо?
Правитель снова взял свой бокал и осушил его, потом ответил:
– Я получаю бесполезные советы, Аммар. Они ломают руки в отчаянии. Они советуют удвоить париас, потом отсрочить выплату, потом отказаться платить! Я принял собственные меры, чтобы взбудоражить Руэнду и… у нас там есть человек, помнишь его?
– Центуро д’Арроза. Твой отец купил его много лет назад. И что с ним?
– Я велел ему сделать кое-что, чтобы вызвать смертельную вражду между Руэндой и Вальедо. Ты знаешь, что они все должны были собраться вместе этой весной. Возможно, они уже встретились.
Ибн Хайран задумчиво сказал:
– Король Рамиро и без поддержки брата представляет для тебя угрозу.
– Да, но что, если заставить его выступить против Руэнды, а не против меня? – У Альмалика на лице появилось выражение, как у школьника, который думает, что он сдал экзамен.
– Что ты сделал?
Правитель Альмалик улыбнулся.
– Этот вопрос задает мой верный советник?
Через секунду ибн Хайран улыбнулся в ответ.
– Вполне справедливо. Тогда что насчет самой Фезаны? Оборона?
– Стараемся как можем. Запасов продовольствия на полгода. Некоторые стены отремонтировали, хотя денег мало, как тебе известно. Военное пополнение разместили в новом крыле замка. Я разрешил ваджи возбуждать народный гнев против киндатов.
Аммар почувствовал холод, словно порыв ветра ворвался в комнату. Это слушала женщина, стоящая на балконе.
– Зачем? – спросил он очень тихо. Альмалик пожал плечами.
– Мой отец обычно поступал так же. Ваджи нужно ублажать. Они вдохновляют народ. Во время осады это будет важно. А если они и правда выгонят некоторых киндатов из города или убьют несколько человек, будет легче выдержать осаду. Мне это кажется очевидным.
Ибн Хайран ничего не сказал. Правитель Картады посмотрел на него пристально, с подозрением.
– Мне доложили, что ты в День Крепостного Рва проводил время с одной женщиной-лекарем. Из киндатов. На то была причина?
Кажется, ответы на самые трудные вопросы жизни приходят самым неожиданным путем. Странным образом этот холодный, прищуренный взгляд принес ибн Хайрану облегчение. И напомнил о том, почему он, несмотря на множество доводов «за», никогда не мог по-настоящему полюбить того мальчика, который стал теперь мужчиной.
– Ты следил за моими перемещениями?
Правитель Картады остался невозмутимым.
– Это ты научил меня, что любая информация полезна. Я хотел вернуть тебя. И искал способ добиться этого.
– И шпионить за мной показалось тебе хорошим способом заручиться моей добровольной помощью?
– Помощь, – ответил правитель Картады, – может быть оказана по многим причинам и во многих видах. Я мог бы скрыть это от тебя, Аммар. Но не стал. Я здесь, в Рагозе, доверился тебе. Теперь твоя очередь: так была причина?
Ибн Хайран фыркнул.
– Хотел ли я переспать с ней, хочешь ты спросить? Брось, Малик. Я пошел к ней, потому что она лечила одного человека, приглашенного на ту церемонию. Человека, который сказал, что слишком болен и не может прийти. Я понятия не имел, кто она, и узнал об этом только потом. Она случайно оказалась дочерью Исхака бен Йонаннона. Тебе это уже известно. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
Альмалик кивнул.
– Лекарь моего отца. Я его помню. Его ослепили, когда родился последний ребенок Забиры.
– И отрезали ему язык.
Правитель еще раз пожал плечами.
– Нам надо было ублажить ваджи, не так ли? По крайней мере заставить их не проповедовать против нас на улицах. Они хотели, чтобы лекарь-киндат умер. Помнится, тогда отец меня удивил. – Альмалик вдруг развел руками. – Аммар, я пришел к тебе без оружия. Мне не нужно никакого оружия. Я хочу, чтобы ты стал моим мечом. Что мне для этого сделать?
«Этот разговор слишком затянулся, – понял ибн Хайран. – Он причиняет боль, и чем дольше он длится, тем больше опасность». У него тоже не было оружия, не считая обычного кинжала, спрятанного на левой руке. Каким бы спокойным ни казался Альмалик, он принадлежал к тем людям, которых можно заставить совершить опрометчивый поступок, а воины-мувардийцы пустились бы в пляс под звездами пустыни, если бы узнали, что Аммар ибн Хайран из Альджейса умер.
Он сказал:
– Дай мне подумать, Малик. У меня есть контракт, который заканчивается в начале осени. Возможно, долг чести будет тогда уплачен.
– Осенью? Ты клянешься? Я тебя…
– Я сказал, дай мне подумать. Больше я ничего не обещаю.
– А что мне делать до этого времени?
Губы ибн Хайрана насмешливо дрогнули. Он не мог сдержаться. Он был человеком, который во многих явлениях жизни замечал невыразимую иронию.
– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как править Картадой? Здесь и сейчас? В этой комнате, во время карнавала?
Через секунду Альмалик рассмеялся и покачал головой.
– Ты не поверишь, как плохо мне служат, Аммар.
– Так найди лучших людей! Они существуют. По всему Аль-Рассану. Приложи к этому усилия.
– А к чему еще?
Ибн Хайран заколебался. Старые привычки умирают с трудом.
– Вероятно, ты прав: Фезане грозит опасность. Отправится в плавание армия джадитов из Батиары этой весной или нет, на севере настроение изменилось. И если ты потеряешь Фезану, то, думаю, тебе не удастся удержаться на престоле. Ваджи этого не допустят.