Много позже, в его объятиях, под одеялом, когда оба они уже были без одежды, она погрузилась в столь необходимый ей сон.
Он не спал. Он слишком хорошо понимал, что должно произойти позднее, в этот же день. Ему придется покинуть Рагозу до наступления темноты. Он будет убеждать ее остаться здесь. Она откажется. Он даже знал, кто настоит на том, чтобы отправиться с ними. Тьма маячила на западе, подобно огромной грозовой туче. Над Фезаной. Где они встретились.
Он лежал без сна, сжимая ее в своих объятиях, и в этот момент понял всю иронию судьбы, наблюдая, как только что взошедшее солнце плеснуло в восточное окно и залило их обоих, словно кто-то или что-то пожелало окутать их благословением, созданным из чистого света.
Часть пятая. Даже солнце заходит
Глава XV
Наместник в Фезане был человеком осторожным и наблюдательным. Если он иногда и вспоминал, что покойный правитель Альмалик Первый, Лев Картады, начинал свое восхождение к славе с поста наместника халифов Силвенеса в этом городе, то чаще он напоминал себе о том, как необыкновенно ему повезло, что он, единственный из наместников, пережил переход власти от отца к сыну.
Когда его одолевали мечты о более высоком положении, он позволял себе вечер отдыха: много джадитского вина, танцовщицы, представления с участием рабов обоего пола в различных сочетаниях. Иногда он даже сам принимал в них участие. Он обнаружил, что расслабление, полученное таким путем, гасит на время неподобающие мечты.
По правде сказать, лишь удача позволила ему сохранить свою должность в Фезане. В последние годы правления старшего Альмалика наместник тайком прилагал большие усилия, чтобы установить сердечные отношения с его сыном. Хотя напряжение между правителем и принцем было всем очевидно, наместник Фезаны, тем не менее, рассудил, что молодой человек, вероятно, уцелеет и станет преемником отца. Его рассуждения были до крайности просты: другие наследники не представляли собой серьезной альтернативы, а у принца наставником был Аммар ибн Хайран.
Наместник родился в Альджейсе.
Он знал Аммара ибн Хайрана с детских лет поэта, прожитых в этом городе. Он сам стал свидетелем некоторых историй, которые зародились в те безрассудные, не слишком далекие времена. Он был убежден, что предусмотрительный чиновник поступит разумно, приручая наследника престола, которому дает советы человек, выросший из того мальчика.
Он оказался прав, конечно, хотя и сильно встревожился, узнав, что юный правитель тут же отправил ибн Хайрана в ссылку. Когда он услышал, что сосланный придворный находится в Рагозе, то послал ему туда, окольными путями, свои добрые пожелания. В то же время он продолжал служить младшему Альмалику с тем же усердием, с каким защищал интересы его отца. Человек остается на своей должности – притом богатым и живым – благодаря его эффективной деятельности в не меньшей степени, чем благодаря удаче или умению распознать перемену ветра. Он воровал очень мало и скромно.
Он также был достаточно осторожен, чтобы не брать на себя никакой ответственности. Так что, когда курьер из Руэнды в начале весны привез неожиданное, просто удивительное требование дани, наместник переслал его в Картаду без комментариев.
Он мог бы высказать предположения насчет причин этого требования и даже восхититься хитростью выдвинувшего его ума, но ему не пристало предлагать свое мнение по таким вопросам, если только правитель сам его не потребует.
Перед ним стояли более насущные задачи. Он укрепил и перестроил стены и оборонительные сооружения Фезаны, насколько позволяло уныние населения. Долгие годы наместник имел дело с мятежным городом и теперь решил, что пока сможет справиться с общим недостатком мужества и подавленностью. Дополнительные войска мувардийцев, размещенные в новом крыле замка, не слишком хорошо умели возводить стены – да этого и нельзя было ожидать от воинов пустыни, – но им хорошо платили, и он без угрызений совести привлек их к работе.
Он знал о призывах к расправе над иноверцами, которые расклеивались по городу этой зимой, как и о большинстве событий, происходящих в Фезане. Он рассудил, что новый правитель, в качестве жеста примирения, позволил ваджи Картады более открыто проявить свою кровожадность и что это разрешение распространяется на другие города королевства. Он повел несколько более жесткую политику в отношении проституток. Закрыл кое-какие таверны джадитов. Наместник тайком пополнил свои запасы вина за счет сопровождавших это конфискаций. Такие действия не выходили за рамки обычных, однако времена не были обычными.
На киндатов изливалось больше брани, чем прежде. Это его не особенно огорчало. Он не любил киндатов. У них всегда был такой вид – даже у женщин, – будто они знают нечто такое, чего не знает он. Тайны мира. Будущее, начертанное на их блуждающих лунах. Это заставляло его нервничать. Если ваджи хотят проповедовать против странников более яростно, чем в недавнем прошлом, то явно с одобрения или при попустительстве верховного правителя, и наместник вовсе не собирался этому мешать.
В этом году у него появились более серьезные заботы. Фезана укрепляла свои стены и наращивала гарнизон мувардийцев не просто для того, чтобы занять солдат делом. В этом сезоне на севере царило настроение, которое не сулило ничего хорошего в будущем, написано это на лунах киндатов или нет.
И все же наместник, будучи по натуре очень осторожным человеком, не мог поверить, что Рамиро Вальедский способен совершить подобную глупость – затеять войну здесь, осадить город, расположенный так далеко от его собственных владений. Вальедо получал дань от Фезаны два раза в год. Зачем разумному человеку рисковать своей жизнью и спокойствием в своем королевстве, чтобы захватить город, который и так уже набивает его сундуки золотом? Среди всего прочего, если армия вальедцев отправится через земли тагры, их собственный дом станет уязвимым для Халоньи и Руэнды.
С другой стороны, до наместника, как и до всех остальных, дошли вести о том, что армии джадитов собираются в Батиаре и намереваются отплыть на восток, в Аммуз и Сорийю. «Это может стать очень дурным примером», – думал наместник Фезаны.
Пришла весна. Таварес разлился и отступил, не вызвав большого наводнения. В храмах привычно возносили за это благодарность Ашару и божественным звездам. Поля, удобренные рекой, вспахали и засеяли. Цветы расцвели в садах Фезаны и за ее стенами. На базаре и на столе наместника появились дыни и черешня. Он любил дыни.
Через земли тагры пронеслись слухи о том, что три короля джадитов встретились в Карказии.
Это было плохо, со всех точек зрения. Он передал эти сведения в Картаду. Почти сразу же после этого пришло известие о том, что эта встреча закончилась стычкой после покушения на жизнь то ли короля, то ли королевы, а может быть, министра Вальедо.
Сообщения с севера редко бывали достоверными; иногда они были почти бесполезны. И эти не стали исключением. Наместник не знал, кого там ранили или убили и кто стоит за произошедшим. Однако эти сведения он тоже передал дальше, чего бы они ни стоили.
Из Картады пришел быстрый ответ: продолжайте работать над стенами, запасайте еду и воду. Ублажайте ваджи, держите в повиновении мувардийцев. Расставьте дозорных вдоль земель тагры. Будьте бесконечно бдительны, ради Ашара и нашего государства.
Все это не приносило успокоения. Он умело выполнял все указания, а в городе нарастала нервозность. Наместник обнаружил, что дыня по утрам больше не доставляет ему прежнего удовольствия. Его беспокоил желудок.
Затем в дубильне умер ребенок.
И в тот же день пришло известие, что замечено войско Вальедо. К югу от земель тагры, в Аль-Рассане, с развернутыми знаменами.
Войско. Очень большое войско, быстро надвигающееся. В первый раз за сотни лет всадники Джада мчались к его городу. «Это безумие, – в панике подумал наместник. – Чистое безумие! Что делает король Рамиро?»
И что может сделать осторожный, прилежный слуга государства, когда правители мира сходят с ума?
Или когда сходит с ума его собственный народ?
Иногда события в местах, отдаленных друг от друга, в один голос говорят об изменении настроения, о повороте мира к тьме или к свету. Много лет спустя вспоминали, что резня киндатов в Соренике произошла за полгода до погрома в Фезане. Резню устроили воины-джадиты, озверевшие от скуки, а погром – жители города, ашариты, охваченные ужасом. Последствия были почти одинаковыми.
В Фезане все началось с детской болезни. Дочь дубильщика кож, некоего ибн Шаггура, той весной заболела. Самые бедные рабочие жили ближе остальных к реке, и в период паводка болезни не были редкостью, особенно среди детей и стариков.
Родители ребенка, которые не смогли или не захотели оплатить услуги лекаря, прибегли к древнему средству и положили девочку на постель в самой дубильне. Считалось, что едкие пары изгоняют злых духов болезни. Это лечебное средство применяли уже много столетий.
Случилось так, что в тот день один купец-киндат по имени бен Морес зашел в дубильню, чтобы купить кожи для отправки на восток, в Салос, а потом вдоль побережья и через пролив.
Опытным глазом рассматривая обработанную и необработанную кожу во дворе, он услышал детский плач. Когда купцу рассказали, что происходит, он громко и обидно начал бранить родителей ребенка, потом зашел в дубильню и взял девочку на руки – что было против всяких правил. Не обращая внимания на протесты, он вынес ее из целебного места на холод весеннего утра.
Он продолжал выкрикивать ругательства, когда ибн Шаггур, видя, что его маленькую дочь оскорбил и похитил один из киндатов, и зная, что эти злые люди используют кровь детей в своих грязных обрядах, подбежал сзади, ударил купца по голове дубильным крюком и убил на месте. Потом все соглашались, что ибн Шаггура никогда не считали человеком буйным.
Малышка упала на землю, жалобно плача. Отец поднял ее, выслушал мрачное одобрение от своих товарищей и отнес девочку обратно в дубильню. Весь остаток дня тело купца-киндата пролежало там, где он упал во дворе. На солнце его облепили мухи. Собаки подходили и слизывали кровь.