– И благодаря клирикам моего сына привезли сюда?
– Его вызвали сюда потому, что я, в своем гневе, позволил доставить мне предложенное оружие.
– Он ребенок, а не оружие, государь.
– Он и то, и другое, сэр Родриго. Как посмотреть. А наша страна воюет. Сколько лет было тебе, когда ты впервые выступил в поход вместе с Раймундо в войске моего отца?
Молчание вместо ответа. Ветер в высокой траве.
– Вот моя история. Я все еще заслуживаю наказания? – мягко спросил король Рамиро. – Надеюсь, что нет. Ты необходим мне, Родриго. Вальедо сегодня ночью лишился министра, у нас нет главнокомандующего, а мы стоим в Аль-Рассане.
Альвар резко втянул воздух. Ни один из собеседников даже не взглянул на него. Его могло бы и не быть рядом с ними в темноте.
– Вы упомянули имя, – произнес Родриго, и его голос прозвучал не громче шепота, – своего покойного брата.
Альвар вдруг задрожал. Он очень устал, а ночной бриз становился все холоднее, и он начал ощущать свои раны, но причина его дрожи крылась в другом.
– Я всегда думал, – сказал король Рамиро, – что нам придется прийти к этому, тебе и мне.
Он замолчал, и через мгновение Альвар осознал, что король смотрит на него оценивающим взглядом. «Именно ради этого, – понял Альвар, – Капитан хотел моего присутствия здесь».
Король снова заговорил, совсем другим тоном.
– Ты искренне любил его, правда? Я не мог… никогда не мог понять, почему все так сильно любят Раймундо. Даже наш отец. Это было очевидно. Даже его очаровал мой брат. Отец отдал ему Вальедо. Скажи мне, сэр Родриго, ответь на этот раз на мой вопрос: ты действительно думаешь, что Раймундо, если бы остался в живых, стал бы лучшим королем, чем я?
– Это не имеет значения, – ответил Родриго тем же напряженным, сдавленным шепотом.
– Это имеет значение. Ответь мне.
Молчание. Ветер и быстрые облака над головой. Альвар услышал вдали, на равнине, крик какого-то животного. Он взглянул на Капитана при лунном свете и подумал: «Он боится».
Родриго сказал:
– Я не могу ответить на этот вопрос. Он умер слишком молодым. Мы не знаем, каким бы он вырос. Я знаю, что вы хотите от меня услышать. Что у него было больше обаяния, чем сил. Что он был эгоистичен и безрассуден, и даже жесток. Это правда. Он был таким в те или иные моменты. Но когда я в конце жизни предстану перед судом Джада, я скажу: я знал лишь еще одного человека, который хотя бы приблизился к умению… так насыщать дни и ночи жизнью и радостью. Вы – дальновидный и сильный король, государь. Охотно отдаю вам должное. Но я действительно любил вашего брата. Мы были молоды, вместе отправились в ссылку и вместе вернулись домой с триумфом, и я всегда считал, что его убили.
– Его убили, – подтвердил король Рамиро. Альвар с трудом сглотнул.
Родриго невольно поднял руку и прикоснулся ко лбу. Он застыл так на секунду, потом опустил руку.
– И кто же его убил? – Голос Капитана сорвался.
– Гарсия де Рада. – Слова короля прозвучали ровно, без всякого выражения. – Ты всегда так думал, правда?
Тут Альвар снова увидел картину из прошлого, освещенную факелами. Та же деревня. Свист хлыста Родриго, удар по лицу Гарсии де Рады, раскроивший ему щеку. Лайн Нунес, пытающийся сдержать черную ярость Капитана. Холодные, гневные слова – обвинение в убийстве короля.
Он услышал, как Родриго медленно выдохнул. Альвар не мог ясно разглядеть его лицо, но он увидел, как Капитан скрестил на груди руки, словно крепко прижал к себе что-то.
– Гарсии было – сколько? – семнадцать, восемнадцать лет в тот год? – спросил Родриго. – Он действовал по приказу своего брата?
Рамиро заколебался.
– Я говорю правду, сэр Родриго, поверь мне. И отвечу: я не знаю. Даже сегодня ночью, когда Гонзалес мертв, я не знаю этого наверняка. Я всегда думал, что это не так. Я верю, что граф Гонзалес не виновен в смерти моего брата.
– Боюсь, я не разделяю вашей уверенности. Мог ли восемнадцатилетний юноша убить своего короля без чьих-то указаний?
– Не знаю, – повторил король Рамиро. Помолчал. – Следует ли мне напомнить, что Гонзалес де Рада умер сегодня ужасной смертью, потому что не отходил от Диего с того момента, как твои мальчики присоединились к войску?
Родриго не смягчился.
– Он дал мне клятву в прошлом году. Он высоко ценил честь своей семьи.
– Так мог ли он убить своего короля?
– Он ценил и много других вещей, государь. Власть и богатство в том числе. Он тоже тогда был моложе. Он мог это сделать. Я думал, что вы можете сказать мне точно.
– Я сказал тебе, во что я верю.
– Да. И это оставляет нам последний вопрос, не так ли? Вы знаете, что это за вопрос, государь.
Теперь и Альвар знал это. Последний вопрос. Что следует за последним вопросом? Он хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте.
Король тихо сказал:
– Я не питал любви к Раймундо. Да и к Санчесу тоже. И они меня не любили. Это не было тайной, видит Джад. Наш отец выбрал своеобразный способ воспитания трех своих сыновей. Но я знал, что могу сделать больше для Вальедо и, возможно, когда-нибудь для всей Эспераньи, чем любой из моих братьев. Я это знал. Во время моего собственного пребывания в ссылке здесь, в Аль-Рассане, когда ко мне на юг приехали люди, чтобы поговорить, я, не стану отрицать, выразил свой гнев по поводу того, что Вальедо после смерти нашего отца достанется Раймундо. Конечно, так и произошло.
Король замолчал. Альвар снова услышал крик животного далеко в темноте. Король Рамиро продолжил:
– Очень возможно, что кто-то, слышавший меня в таверне или в винной лавке, мог прийти к выводу, что, если бы Раймундо умер… внезапно, я не был бы огорчен.
Облака соскользнули прочь с лика белой луны. Альвар увидел, как король смотрит на Родриго при свете обеих лун.
– Я не был бы огорчен. И я не был огорчен. Не стану лгать. Но клянусь Джадом, жизнью моей королевы, могу поклясться чем хочешь, по твоему выбору, я не приказывал его убить и не знаю, как это сделали.
– Тогда откуда вам известно, – спросил непримиримый Родриго, – что это сделал Гарсия?
– Он сказал мне. Он хотел рассказать мне больше. Я его остановил.
Ладони опущенных рук Родриго сжались в кулаки.
– И это все, что вы сделали? Остановили его, чтобы он вам не рассказывал? И я должен в это поверить? Никакого наказания, никакого разоблачения? За убийство короля? Вы сделали его брата министром Вальедо. Вы позволили Гарсии жить, как ему заблагорассудится, делать все, что он пожелает, все эти годы, до тех пор, пока он чуть не убил мою жену и сыновей?
– Да, – тихо ответил Рамиро. – Я позволил ему жить собственной жизнью. Гонзалес де Рада стал министром, потому что был достоин этой должности – не отрицай – и потому что ты не стал бы служить мне после того, как Раймундо умер.
– После того, как он был убит!
Король слегка развел руками и пожал плечами.
– После того как он был убит. Гарсия никогда не получил бы должности, званий, власти… ничего подобного. Ты можешь обдумать этот факт, учитывая то, как много он мог ожидать по своему высокому происхождению. Откровенно говоря, я подумывал приказать, чтобы его убили, поскольку он представлял опасность и стеснял меня, и еще потому, что я ненавидел этого человека. Но я… понимал, что он убил Раймундо, рассчитывая заслужить мое одобрение, и что у него были… веские причины так думать. Я бы не убил человека за это. Да, я позволил ему жить. Сохранил тайну. Позволил Гонзалесу служить мне и Вальедо. С честью. Ты был человеком моего брата. Я бы не стал просить у тебя помощи или одобрения, сэр Родриго, ни взойдя на престол, ни потом. И сейчас не стану. Я считаю, что ты был одним из тех, кто не видел истинной сущности Раймундо, и что оправданием тебе служит то, что ты был тогда молод.
Альвар услышал, как изменился голос короля.
– Теперь это больше не может служить оправданием. Мы уже не молоды, Родриго Бельмонте, и все эти события остались в прошлом, с ними покончено. Я не стану просить, но я спрошу. Сегодня ночью я сказал тебе правду. Всю правду. Ты станешь моим министром? Возьмешь на себя командование моей армией?
Альвар уже давно заметил, что Родриго Бельмонте обладает способностью застывать в полной, пугающей неподвижности. Сейчас он сделал именно это и надолго замер.
– Я не думаю, – в конце концов пробормотал он, – что с прошлым действительно возможно когда-нибудь покончить. – Потом спросил, более уверенно: – Командовать армией ради достижения какой цели, государь?
– Взять Фезану. И Картаду. И Силвенес. Лонзу. Альджейс. Элвиру. Все, что смогу. – Ответ прозвучал решительно.
Альвар почувствовал, что его снова охватила дрожь.
– А потом?
– А потом, – ответил король Рамиро так же откровенно, как раньше, – я намереваюсь оккупировать королевство дяди, Халонью. А потом Руэнду, королевство брата. Как ты сказал, эта кампания только называется священной войной. Я хочу вернуть Эсперанью, сэр Родриго, и не только земли, где с позволения халифов правил мой отец. Я хочу получить весь полуостров. До того как я умру, я намереваюсь омыть копыта своего коня в морях юга, запада и севера и подняться в горы, чтобы взглянуть сверху на Фериерес, и хочу знать, что все те земли, через которые я ехал, – это Эсперанья.
– А потом? – Странный вопрос, в некотором смысле.
– А потом, – ответил король Рамиро уже мягче, почти весело, – я, вероятно, отдохну. И попытаюсь, с опозданием, примириться с Джадом после всех моих прегрешений под лучами его света.
Альвар де Пеллино, который весь этот долгий год и эти ужасные день и ночь прокладывал путь к новому пониманию самого себя, осознал: эта картина потрясла его настолько, что он потерял способность говорить или ясно мыслить. Кожа его горела, волосы на затылке поднялись дыбом.
Причиной было само величие этого видения. Погибшая и покоренная Эсперанья снова станет единым целым, единым королевством джадитов на всем огромном полуострове, и в сердце этого королевства будут Вальедо и его всадники. Альвару страстно захотелось участвовать в этом, видеть, как это осуществится, въехать на своем коне в эти моря и подняться в горы вместе с королем. И все же, пока его сердце слушало этот зов славы, он осознавал, какая бойня лежит в основе мечты короля или парит над ней, подобно стервятникам над полями человеческих битв.