Он сказал, как бы между прочим:
- Придется вам сделать потом ремонт в квартире...
- Это уж мое дело, - обиделась хозяйка львов. - Может быть, сделаю, может быть, нет...
- А почему же это львы? Львы, а, между прочим, гривы у них небольшие? тоже обиженно спросил Полезнов.
- Потому что они - молодые, вот почему... У совсем молодых самцов грив не бывает...
- Не знал!.. А как же они, молодые, к вам попали?.. Я это по поводу того, что вот уже третий год война, и мы, стало быть, окончательно отрезаны... Даже апельсинов нельзя провезти, не то что львов пару...
- Вы намерены их купить или нет? - резко оборвала женщина.
В это время задребезжал дверной звонок, и она, не дождавшись ответа, легко, как львица, выскочила из комнаты в переднюю.
Иван Ионыч обмахнул шапкою шубу в тех местах, к которым прикоснулись львиные лапы, потом ударил раза два перчаткой по шапке и сказал самому себе:
- Не-ет!.. Нет, брат, это не модель!
А между тем в передней раздались сразу два бурных голоса - хозяйки и еще кого-то, вошедшего срыву.
"Ну, еще какой-то покупатель, - подумал Полезнов. - И отлично!.. А я уйду!.."
Но вошедший, оказавшийся низеньким, крепким, пожилым человеком с черными усами и седыми подусниками, в лохматой, заиндевевшей, низко сидящей шляпе и теплой короткой бекеше со шнурами, подошел к нему, взял его за оба отворота шубы и сказал медленно, старательно выговаривая слова, но очень громко:
- Вы... будете давать сейчас же двадьцать тисач и сего же дня их забирайт?
При этом он глядел на него горячим взглядом, не допускающим ни малейших возражений.
Все тут очень обидело Полезнова: и то, что его вдруг схватили за отвороты шубы, и то, что сам он снял шапку, а перед ним в комнате стоят в шляпе, и то, что с ним даже не поздоровались войдя, и то, что ему будто бы даже просто приказывают купить обоих львов и непременно за двадцать тысяч.
- Нет уж, нет, - твердо сказал он, подняв брови. - Пусть другой кто дает двадцать тысяч, а я уж пойду!
И он сделал движение руками, желая запахнуть шубу. Однако тот держал его за отвороты крепко и рук своих отпускать, видимо, не думал.
- Вы хотит их взяйть для цирк или куда, нам это ест без-раз-лично! уже кричал он, сверкая сердитыми черными глазами. - Одним зловом, вы имеете двадь-цать ти-сач и вы-ы их нам даете!
- Ого!.. Это с какой стати? - очень удивился Полезнов, и даже шевельнулось в нем, хотя и без особого страха: не попал ли он к каким-то таинственным грабителям.
- Послушайте, вот что, - вступила тут женщина, должно быть она была жена этого горячего... - Для чего вам нужны львы, я уж вам говорила, нам неважно, и мы даже не желаем этого знать... Однако ведь вы же пришли их покупать, да?.. Вы - человек солидный, вы - человек богатый...
- А вы почем знаете, что я богатый? - с сердцем отозвался Полезнов.
- Бедный человек, о-он... ему не нады львы! Нетт! - закричал мужчина.
- Пусть я даже богатый, а мне вот тоже не надо!.. Не надо, и все!.. Никаких львов не хочу! - закричал в тон ему и даже выше Иван Ионыч.
Да, он совершенно рассердился, наконец, и сознательно взял тон повыше этого, с седыми подусниками. Он в полный голос кричал, он по-хозяйски кричал. Он чувствовал себя русским и в русской столице, и вдруг этот какой-то куцый немец, по оплошности полиции пока еще не высланный за Урал, смеет держать его за шубу, как грабитель, и требовать какие-то двадцать тысяч!..
Однако только что он поднял голос, чувствуя себя вправе и в силе, как из соседней комнаты донеслось рычание, точно подземный гул, потом жутко зацарапали в дверь и снизу и на высоте человеческого роста, и вдруг дверь распахнулась звучно, и выскочили Жан и Жак, нестерпимо светя четырьмя огнями зеленых глаз и пружиня длинными хвостами.
"Изорвут ведь!.. В куски изорвут!.." - мелькнуло у Полезнова, и он выдернул шубу у немца и бросился к двери.
Какой-то подземный гул от сдержанного, сквозь сжатые зубы, рычания сразу наполнил всю комнату. Желто-песочные пятна колесами завертелись в глазах Полезнова... Он был уже у дверей, но немец успел все-таки загородить ему выход.
- Вашее последний злово, ну? - крикнул немец с видом столь боевым, что чуть ли не явно угрожающим.
- Жан! Жак! - кричала в то же время его жена, руками белыми и крупными сдерживая упругий напор зверей.
Полезнов быстро напялил шапку, толкнул изо всей силы локтем в плечо низенького немца и выскочил в переднюю.
Но дверь из квартиры на двор была заперта. Полезнов подергал - не отворяется, пошарил рукой - не нашел ключа в замке, а немец снова тянул уже его, теперь за рукав шубы.
- Послушайте один мой злово! - говорил он при этом, хотя и по-прежнему горячо глядя, но спокойнее. - И где именно вам тепер продают львы? Ни-игде!.. Я согласен буду брайт две тисачи меньш эттой суммы, ну?
- Ключ, ключ давай!.. Дверь отопри, вот что!.. Извольте меня выпустить, а не суммы! - кричал Полезнов.
Надев шапку, он уже чувствовал себя почти как на дворе, однако новый взрыв львиного рычанья заставил его сразу перейти на мирный тон. Он взял немца за руку и сказал тихо, но, как ему казалось, вполне убедительно:
- Вот что, почтеннейший... Вы сказали - восемнадцать? Это ваша последняя цена? Уступочки не будет?
- Вы ест су-ма-шедчи! - вдруг снова вспылил немец. - Уступчик?.. Еще уступчик?.. За пара таких львы?
Жан (или Жак) в это время взвыл как будто и тихо, но настолько жутко, что у Полезнова холодно стало между лопаток, и он счел совершенно вредным обижаться на горячего немца.
- Хорошо, - быстро сказал он. - Итак, восемнадцать... Я передам своему патрону... Я сейчас к нему еду и передам... Это очень важное лицо, князь... И передам вашу цену... У вас нет телефона?
- Нетт... Но-о... передайт надо так: двадь-цать! Двадь-цать, да! Помнить, уступчик больше не будет, нетт!
И немец при этом даже погрозил пальцем около носа Полезнова, и неизвестно еще, когда бы он выпустил его из передней, если бы не звонок со двора.
На этот звонок, долго дребезжавший, вышла женщина в боа с ключом, и дверь, наконец, открылась, и прянул с надворья в глаза Полезнова яркий, спасительный снег.
Иван Ионыч еле рассмотрел сероглазую девушку в теплом белом платке и с большой корзиной в руках. Довольно проворно для человека пятидесяти двух лет, притом одетого в тяжелую шубу, он за ее спиной выскользнул на двор и уже отсюда, погрузив в рыхлый снег калоши, услышал еще раз горячее:
- Прошу помнить: последний злово - двадьцать!
Тогда он сделал самое свирепое лицо, на какое был способен, и рука его сама собою сжалась в кулак и задрожала в воздухе, как будто бы он грозился.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Когда Полезнов подходил к пролету ворот, густела и бурлила в нем досада прежде всего на то, что не пихнул как следует, выходя, этого, с игристыми усами, между тем всем своим тяжелым и набрякшим телом чувствовал, что мог бы пихнуть его как следует, так, что не только бы затылок о стену он ушиб... Неприятный звериный запах еще стоял у него в носу, и он раза три сильно потянул носом и отплюнулся.
Между тем в воротах, где дворника опять все-таки не было видно, около черной доски стоял кто-то - хорошего роста, бритый, в теплой шляпе и беззастенчивых черных шелковых наушниках; холодный воротник пальто его был поднят; рукою в рыжей лохматой перчатке он шарил по доске и бормотал:
- Номер третий... хм... хрр... Номер третий... А вот номер третий!..
Полезнову ясно стало, что это - новый покупатель львов... Он подумал отчетливо: "Бритый... и в шляпе... Значит, из цирка... И пусть, черт с ним!.. Пусть покупает..."
Он встретился с ним глазами, когда тот прошел мимо него, и даже хотел было понимающе ему подмигнуть слегка: дескать, все это нам известно - и куда ты идешь и зачем ты идешь, - но как-то не вышло.
Он стал у ворот и, так как не хотелось идти, высматривал извозчика, но извозчик что-то не проезжал мимо. И в то же время не хотелось уезжать отсюда, не решив окончательно насчет львов. Он думал, что этот бритый в шляпе, стремительно прошедший от ворот в глубь двора, может быть, просто хочет сделать хорошее дело с цирком, а между тем это дело мог бы сделать и он... Двадцать тысяч за пару львов показалось ему вдруг ценой дешевой. Он уже раскидывал, прибегая к привычному своему торговому языку: "Если за две красных тысячи теперь купить, а к вечеру за три красных тысячи продать - это бы все-таки было похоже на дело... И брать их отсюда не надо бы... Не дать ли пойти задаток?.."
Посмотрел на желтый, сверху облупившийся, требующий ремонта брандмауер на другой стороне улицы - и стало еще досаднее: кому теперь можно продать этих львов, если не в цирк "Модерн" или цирк Чинизелли?.. И как будто этот немец с усами не бегал двадцать раз и туда и сюда!..
Подивясь на самого себя за то, что теряет попусту время, Иван Ионыч уже двинулся было от ворот, когда к нему подошла спешащим шагом видная из себя девица в мерлушковой серой шапочке, или шляпке, очень странного фасона, с раструбом на боку, и в меховом, но уж потертом недлинном пальто. Что его удивило в ней, это чрезвычайное обилие рыжих, жарких волос, так что совсем закрывали они уши и часть щек (тоже очень горячих). Она не то что подошла к нему, она шла на него, подняв голову к синим цифрам 2 и 4 - номеру дома, торчавшему на карнизе второго этажа.
Столкнувшись с Полезновым, она сказала ему звучно и совсем не смущенно:
- Я извиняюсь! - и потом добавила, очень уверенная в тоне вопроса: Скажите, это ведь здесь львы?
Иван Ионыч даже не успел подумать, обидеться ли ему, или нет? Не приняла ли она его за дворника этого дома?..
Разглядывая редкостные волосы под мерлушкой, он ответил:
- Да, именно здесь.
- Куда же идти? - спросила девица, облизнув губы, полные и тоже горячие.
Нос ее показался Полезнову маловат несколько и будто без переносицы, но серые глаза открылись неробкие, круглые и с большими ресницами.