– Увидишь, как будет здорово, – говорит Джулия. Потом, целуя мать в щеку, добавляет: – Да, немного радости нам не помешает.
Франка не знает, зачем Иньяцио приехал к ней в отель «Селект» в Виареджо в этот облачный ноябрьский вечер. Она заметила, что он неважно выглядит и у него с собой всего пара чемоданов, словно он торопится уехать. Но, как всегда, не задает вопросов. Молча берет нитку жемчуга и браслет из своей золотой сумки, надевает их и закрывает сумку в чемоданчике. Затем набрасывает на плечи накидку, отороченную соболем, и спрашивает:
– Ты идешь?
– Куда ты?
– В казино. Сделать буквально несколько ставок и пообщаться. Здесь больше нечем заняться.
Он пожимает плечами.
– Ты не обидишься, если я не пойду с тобой? Холодно, собирается дождь, я устал и лучше прилягу.
– Твоя комната напротив комнаты Джуджу, ключ там, – сухо отвечает она. – В общем-то, мы идем с Дори и маркизом Клавесана. Я не одна.
Иньяцио уходит по коридору, даже не попрощавшись с ней.
Когда-то он чаще видел рассвет, чем солнце в зените, а теперь, как старик, ворчит из-за нескольких капель дождя, размышляет Франка с горькой улыбкой, спускаясь по лестнице в холл, где уже ждет Дори, которая, завидев ее, идет навстречу.
– А вот и ты, дорогая! – восклицает она, кутаясь в лисий палантин. – Ты достаточно тепло оделась? Вы, сицилийцы, везде так сильно мерзнете! Маркиз Клавесана ждет нас в машине. Идем?
Франка улыбается. Да, Джуджу права: с этой женщиной и правда весело.
– Конечно, – отвечает.
Дворецкий закрывает за ними дверь, а где-то вдалеке гремит гром.
Не так давно пробило полночь. Двое мужчин в черном быстро идут по служебному коридору отеля «Селект». Поднимаются на один лестничный пролет, бесшумно открывают дверь в подсобку. Там, где стоят метлы и корзины с грязным бельем, находят передник. Один из двоих хватает его, вертит в руках, улыбается.
Звяканье ключей.
Мужчины выходят из подсобки и поднимаются на этаж, где располагаются апартаменты для аристократии. При слабом свете настенных светильников они вставляют ключ в замочную скважину, замок беззвучно поддается.
Заходят внутрь.
Просторная комната освещена лишь уличными фонарями. Оглядываются. На подушках кровати небрежно лежит халат. Стул за туалетным столиком завален нижними юбками.
Один из мужчин заталкивает носовой платок в замочную скважину. Указывает на туалетный столик, около которого на подставке стоит чемоданчик.
Тот самый чемоданчик.
Понимающе кивнув друг другу, они кладут его на кровать, открывают замок отмычкой.
Вот она, золотая сумка с драгоценностями Франки Флорио. Открыв ее, мужчины роются внутри, вытаскивают бархатные мешочки и подходят с ними к окну. Жемчуга и драгоценные камни сверкают в полумраке.
Один из них запихивает мешочки обратно в сумку, пока другой идет в противоположный конец комнаты и прикладывает ухо к двери, отделяющей апартаменты Франки от номера другой женщины, американки.
Ни единого звука. Можно продолжать.
Они ставят чемоданчик на подставку для ног. Распахивают шкафы, открывают чемоданы и шляпные коробки, срывают платья с вешалок. Потом хватают баночки с кремами, открывают их, распахивают окна и выбрасывают их в кусты: так они убедят всех, что сбежали через окно, спустившись в сад.
Напоследок они заходят в комнату Дори. Здесь их ждет не такой богатый улов: золотая перьевая ручка, маленькая записная книжка в золотом переплете, конверт с пятью тысячами лир.
Они закрывают за собой дверь и уходят так же беззвучно, как и пришли.
Комиссар Кадолино держит лист бумаги слегка дрожащими руками. Со смущением, таким же дрожащим голосом зачитывает вслух содержимое, потом прерывается.
– Мне жаль снова беспокоить вас, синьор Флорио, но из Рима должен приехать начальник полиции Грациоли, и я хотел бы удостовериться, что список полный. Можно?
Иньяцио, прижав кулак к губам, кивает.
– Благодарю вас. Итак: ожерелье из ста восьмидесяти больших жемчужин с застежкой из бриллиантов и рубинов, бусы из трехсот пятидесяти девяти жемчужин с бриллиантовой застежкой, жемчужная нить из сорока пяти больших жемчужин, еще одна из четырехсот тридцати пяти мелких жемчужин, платиновое колье с большими жемчужинами в форме капель и большие бриллианты, сумочка из золота и платины с рубиновыми вензелем и подвеской; золотая брошь с бриллиантовой монограммой и корона с темно-синим узором.
– Моя жена – придворная дама королевы Елены, и это ее атрибут.
– Да-да, конечно… Часы с бриллиантами по окружности и браслет, золотой браслет для часов квадратной формы, пять массивных колец с жемчугом; кольцо с рубинами и бриллиантами, длинная цепочка с бриллиантами…
Франка не слушает. Сцепленные руки лежат на коленях, застывший взгляд устремлен в пустоту. Она лишилась своих драгоценностей, оберегов от злобного мира, но с тех пор, как два дня назад обнаружилась пропажа, ее не покидает ощущение, что она оказалась в тюрьме, будто воровка – она. Постоянные допросы, повсюду снуют полицейские, журналисты поджидают их у входа в отель. Вопросы за вопросами ей, Дори, Иньяцио, даже Джулии. Незнакомые руки копаются в ее одежде, роются в ящиках, рассыпают вокруг порошок для обнаружения отпечатков пальцев, обыскивают и опрашивают официантов и слуг. И чего они добились в итоге? До сих пор не понятно, вор орудовал один или не один? Вошел через дверь или через окно? Откуда вышел? Да, на стекле осталось пятно от колд-крема, но…
– …массивный браслет и цепочка из платины, браслет с двумя рубинами и бриллиантами, браслет из платины с четырьмя большими жемчужинами, браслет полностью бриллиантовый, платиновый браслет с бирюзой…
У меня больше ничего нет.
– …браслет с бриллиантами и сапфирами, платиновое кольцо с тремя бриллиантами, броши с рубинами и бриллиантами, «коса» из бриллиантов и рубинов…
От меня больше ничего не осталось.
– Вы закончили? – спрашивает Иньяцио. Несчастный, подавленный, он даже не пытается бодриться.
Кадолино кивает, кланяется Франке и выходит.
Иньяцио подходит к ней, гладит ее по лицу, а она смотрит на него и не видит, будто его нет.
– Вот увидишь, они их найдут, – говорит он, успокаивая.
На самом деле он тоже обеспокоен и сам не верит своим словам. Эти драгоценности стоят целое состояние, и можно было бы их заложить. Линч сразу назначил ему встречу, чтобы узнать «величину ущерба», он тоже это понимает.
Франка мнет в руках платок.
– После моих дочерей драгоценности – самое дорогое, что у меня было… – шепчет она. – Похоже, я не умею удержать то, чем больше всего дорожу. Видимо, мне на роду написано мучиться от потери людей и вещей, которые я любила. Какой грех мне приходится искупать? За что мне такое наказание?
Иньяцио обнимает ее.
– Не расстраивайся так, Франка, дорогая моя… мы переживали и не такие времена. Не забывай, что твои украшения все хорошо знают. Воры не смогут сбыть их поштучно первому встречному ювелиру. Да никто и не рискнет скупать краденый товар. Учитывая, сколько они стоят, это и правда слишком опасно.
Франка недоуменно округляет глаза.
– Сбыть? Поштучно? – повторяет она за ним. – Мои колье? Кольца… мой жемчуг? – Она лихорадочно трясет головой. – Нет, нет… – твердит Франка, и утешительные слова Иньяцио для нее пустой звук.
Она дрожит, обхватывает себя руками, как будто хочет удержать себя, не распасться на части.
– Еще и через это мне надо пройти? – спрашивает она.
Тихо плачет. Лицо выражает страдания, накопившиеся за все годы. Словно бы эта кража лишила ее не только драгоценностей, но и единственной защиты души – воспоминаний о былом счастье.
И все же на этот раз судьба была к ней благосклонна. Расследование ведет заместитель начальника полиции Милана, опытный Джованни Риццо. Ищейка. Один из тех, кто хорошо знает свое дело. И он быстро вычисляет двух воров: бельгийца Анри Пуассона и бывшего офицера авиации немца Ричарда Сойтера. Они несколько дней следили за Франкой, изучали привычки ее и подруги и проникли к ней ночью, зная, что Иньяцио и Джулия спят.
Риццо заманил их в ловушку в Колонии, воспользовавшись наивностью Маргариты, невесты Пуассона. После того как будет предложено несколько невероятных и противоречивых версий совершения преступления, прозвучат эффектные заявления («А что, по-вашему, синьоре Флорио делать со своими драгоценностями, когда у нее их так много?» – будто бы сказал Пуассон в момент ареста), после задержания чемоданов на итальянской границе и судебной шумихи понадобится четыре года, чтобы в 1926 году оба вора были заочно приговорены итальянским правосудием. Этот судебный процесс тогда уже никого не интересовал, включая Франку, которая на нем даже не присутствовала.
Для нее главным было то, что в январе 1923 года ей возвратили все ее драгоценности. С удивлением и сочувствием Джованни Риццо смотрел, как она по очереди открывала свои мешочки, прижимала жемчуга к лицу, гладила бриллианты, надевала кольца.
– Вернулись… Все здесь и снова мои, – бормотала Франка, плача от счастья.
Ее жизнь, или хотя бы ее часть, потекла в прежнем русле.
Несмотря на то что прошло более десяти лет с тех пор, как Иньяцио выехал из конторы на пьяцца Марина, он все еще слышит скрипы расходящихся трещин, которые для него так никогда и не срослись. Мало того, Оливуццу раскромсали, сделав из нее обычный городской квартал. «Вилла Иджеа» утратила смысл существования: залы опустели, казино почти не приносит дохода. Фарфоровая мануфактура практически в руках Дюкро. Банк Флорио и недвижимость на виа Матерассаи проданы пронырам, разбогатевшим во время войны. Даже «Л’Ора» давно принадлежит богатому мельнику Филиппо Пекораино. Позже, в 1926 году, фашисты закроют газету и откроют ее снова через год под названием «Фашистский ежедневник Средиземноморья».