– Криспи всегда и в первую очередь соблюдал интересы тех, кто голосовал за него и заставлял других за него голосовать. – Розарио говорит тихо, но его голос звучит уверенно.
– Так и есть, – Иньяцио разводит руками. – Он многим обязан мне и моей семье, так же как и Флорио – ему. Но он уже отжил свой век, и ему тяжело понять, как и отчего меняется мир. А вы это понимаете и радеете за благополучие нашей земли. Объединив усилия, мы не допустим, чтобы Сицилия прозябала на задворках экономической жизни страны. Вы готовы помочь нам?
«Дорогой Джованни, знаешь, как говорят в моем городе? Если хочешь оказаться в аду, проведи зиму в Мессине, а лето в Палермо. Но я уверен, в Палермо тебе понравится, несмотря на сирокко. – Улыбаясь и поглаживая бороду, Антонио Старабба маркиз ди Рудини заключил: – И ты сослужишь Италии хорошую службу».
Граф Джованни Кодронки Арджели тогда улыбнулся в ответ премьер-министру. Но за учтивой улыбкой скрывалось понимание того, что этот высочайший пост – королевского чрезвычайного префекта по общественной безопасности на Сицилии – в действительности подразумевал под собой выполнение деликатнейшей миссии, сопряженной с трудностями и риском.
Да, потому что остров стал настоящей пороховой бочкой. Массовые беспорядки, организуемые фаши и прочими союзами; тотальная коррупция, крупные махинации. Ди Рудини понимал, что нужно будет пересмотреть отчеты, реорганизовать систему налогов и сборов, проверить административные учреждения и заменить коррумпированных чиновников. И осуществить все это сможет политик, невосприимчивый к влиянию и давлению извне и не преследующий личные интересы, – человек, у которого развязаны руки. Не сицилиец, одним словом. И серьезный, осторожный, рассудительный Джованни Кодронки – мэр своего родного города Имолы на протяжении целых восьми лет – идеальный кандидат.
Неплохо было бы также ослабить влияние Криспи, одновременно ограничив распространение социалистических идей. В общем, усилить позицию правых на острове.
Амбициозный план, и чтобы его реализовать, нужны влиятельные сторонники. Незаурядные личности.
Такие, как Иньяцио Флорио.
Именно его и пригласили на аудиенцию к префекту в начале июня 1896 года. Этой встречи Иньяцио ждал с того момента, как поговорил с Розарио Гарибальди Боско. Держать под контролем, насколько это возможно, рабочих с их требованиями – лишь первый шаг. Надо было убедить правительство, что единственно возможный путь для сдерживания протестов и мятежей – обеспечение людей работой, причем с избытком. Он долго обсуждал это с Пьяджо, но в конечном счете наиболее эффективным решением проблемы ему по-прежнему казалось строительство корабельной верфи, объединение ее с доком и увеличение существующего дебаркадера. Идея, провалившаяся три года назад из-за нехватки денег в городской казне.
Кодронки заставил его ждать. Заставил ждать два месяца. Но сейчас Иньяцио сидит напротив него в его личном кабинете в королевском дворце. Перед ним – уверенный в себе, крепкий, полнощекий мужчина с пышными седоватыми усами, кажется, знающий Палермо как свои пять пальцев.
Из открытых окон доносится шум города: крики рыночных торговцев, играющих детей, звуки шарманки. Мужчины выпили кофе, обменялись любезностями. После чего секретарь унес чашки и оставил их вдвоем, закрыв за собой дверь.
Ди Рудини был прав по поводу лета в Палермо: Джованни Кодронки вытирает капли пота со своего широкого лба.
– Что ж, – говорит он, – мне лично пришелся по нраву ваш план, дон Иньяцио. Строительство и ремонт пароходов обеспечили бы людей долгосрочной работой, что, в свою очередь, способствовало бы сохранению общественного спокойствия.
Иньяцио, забросив ногу на ногу и сложив руки на коленях, кивает.
– Я рад, что вы со мной согласны, – говорит он и подается вперед. – Палермо нуждается в стабильности: кризис обозлил людей и заставил поверить всяким дударям, рассказывающим сказки о неслыханных зарплатах, одинаковых для всех. Рабочие моего цеха…
– …в «Оретеа».
– Именно. Они бастуют, потому что им годами не повышают зарплату, а также, и это главная причина, из-за массовых увольнений. Но поверьте мне, по-другому не получается: как предприниматель я забочусь о своем предприятии. Мы не можем содержать всех. – Иньяцио морщит лоб, театрально вздыхает. – Они думают, что на Сицилии можно заработать такие же деньжищи, как и на Севере, как будто у нас такие же дороги, такие же госзаказы. Но правда в том, что здесь не крутятся деньги. Если бы не предприятия Флорио и еще несколько других, остров бы уже опустел, все уехали бы работать в Америку или еще куда-нибудь. С другой стороны, правительство должно понимать, что увеличение числа безработных чревато опасными последствиями: есть риск, что какие-нибудь горячие головы при удобном случае воспользуются недовольством народа в своих целях.
– Да-да, конечно. – Левая рука Кодронки лежит на подлокотнике, а пальцами правой он барабанит по лежащей перед ним папке. – Думаю, верфь лишила бы этих злодеев рычагов влияния. На что очень надеется правительство, в особенности премьер-министр, он из Палермо, как и вы. Я лично горячо поддерживаю вашу идею, однако… – Он выпрямляется в кресле, сцепляет пальцы в замок. – Вы лучше меня знаете, что итальянское кораблестроение в настоящий момент переживает не лучшие времена: Ливорно и Генуя испытывают большие трудности и заказы на постройку кораблей часто отправляются за границу, в Англию…
– Работа порождает работу, синьор префект, вам хорошо это известно. От «Генерального пароходства» требуют усовершенствования национальных судов, но на собственной верфи мы сможем ремонтировать их сами, а не отдавать наши корабли в Геную или даже в Саутгэмптон или в Клайд и не оставлять их там на неопределенный срок. И да, будем говорить начистоту: не секрет, что генуэзцы отбивают хлеб у Палермо и постоянно стремятся стать нам поперек пути. Если же нам удастся наладить строительство кораблей здесь, мы создадим новые рабочие места и получим заказы и для дока, и для литейного цеха. На это нам нужны государственные средства: дом Флорио готов вложить в это предприятие много, но не всё. Мы можем оснастить судостроительную верфь, но нам нужны налоговые послабления и возможность использовать землю, которая сейчас находится в государственной собственности и граничит с табачной мануфактурой.
Кодронки кивает, покусывает губу.
– Вы ведь знаете, что сторонники Криспи не поддержат ваш проект, верно? – спрашивает он осторожно. – И что даже внутри правительства мы столкнемся с препятствиями…
Иньяцио откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на животе.
– Время Криспи прошло, синьор префект. Это уже не тот человек, которого уважал мой отец… – Он понижает голос, произносит равнодушно: – Нам уже давно не по пути. У нас сегодня другие потребности. Если мы обеспечим работой литейщиков, плотников и каменщиков, то выбьем почву из-под ног у социалистов и анархистов, которые больше не смогут воспользоваться народными настроениями для развязывания беспорядков. Мы должны дать дорогу новому поколению, дальновидным людям, которых волнует экономическое развитие Сицилии и которые понимают, что это развитие невозможно без сотрудничества между государством и частными предприятими.
Опытный политик Кодронки умеет читать между строк. Он кивает.
– Вы промышленник и финансист и знаете, как поставить на службу обществу интеллект и ресурсы. Другими словами, вам не безразлично его будущее, – заявляет Кодронки.
Иньяцио улыбается ленивой, самодовольной улыбкой светского человека.
– Финансы и политика должны работать в согласии, – подтверждает он. – Задача таких людей, как мы, осуществить это.
– Мамочки, здесь все вверх дном! – восклицает Джулия, обнимая невестку.
Франка встретила ее у лестницы, ведущей в сад, в окружении садовников и слуг, суетливо наводящих порядок после визита императора Германии и Пруссии Вильгельма II, императрицы Аугусты Виктории и их сыновей, Вильгельма и Эйтель Фридриха. Позавчера королевская семья была приглашена в дом Флорио на чай.
– И правда, выдалась трудная неделя: надо было подготовить виллу, составить меню, соблюсти протокол… К счастью, все прошло гладко. Кайзеру особенно понравились миндальные пирожные, императрица долго любовалась попугаями в вольере и большими пальмами юкка, а Винченцино долго разговаривал с маленьким Вильгельмом, его ровесником… – Франка улыбается. – Он наделал кучу грамматических ошибок, но его немецкое произношение – идеально.
– Выглядишь усталой, – замечает Джулия, как всегда откровенно.
– Немного, да, – соглашается Франка. – Но мне так хотелось поговорить с кем-нибудь, кто… – Она смотрит на свои ноги. – Кто не расскажет всему Палермо, что мои туфли в пыли, потому что я не успела переобуться…
Джулия смеется.
– Ах вот зачем я тебе нужна! Тогда пойдем прогуляемся по саду. Чтобы и у меня запылились туфли.
Она берет Франку под руку, и они отправляются на прогулку. Солнце садится, еще чуть-чуть, и тени окутают парк.
– Кстати, и у Уитакеров вчера все прошло превосходно! – весело восклицает Джулия. – Тина прислала мне записку и все рассказала.
– Да, она и мне написала. Ей очень хотелось отметить, что кайзер высоко оценил ее музыкальное выступление, – сказала Франка, поигрывая жемчужной нитью на шее.
Джулия замечает этот жест, сжимает ей руку:
– Новые?
Франка опускает голову и кивает.
– Иньяцио опять неприлично себя вел? – спрашивает Джулия вполголоса. – Ты поэтому меня позвала?
– Нет… то есть да. Он подарил мне этот жемчуг, и ты знаешь, что это значит… – Франка делает паузу, ее молчание полно боли. – Говорят, жемчуг – к слезам. Я никогда не хотела в это верить. По-моему, жемчуг – самое красивое, что есть на свете. Но вынуждена признать, что примета верная. Я даже не знаю, кто на этот раз его… избранница. – Франка вздыхает, выпрямляет спину. – Да уж, теперь я понимаю, что такое брак. Даже у Ромуальдо есть любовница, хоть он и женился совсем недавно.