– А почему этот, с сюжетом, сам не мог написать?
– Не умел. Не хотел. Боялся, что у него не получится. Разные могут быть причины. За актеров и политиков мемуары обычно пишут журналисты…
– Но здесь-то, как я понял, не мемуары?
– Нет, это роман. Юренцов начал работать над ним и в какой-то момент пришел к выводу, что человек, придумавший сюжет, – преступник, убивший троих человек. Он пытался выяснить, кто это, но в издательстве ему ничем не помогли. Тогда он написал заявление об убийстве. Юренцов сильно заикался, при волнении и вовсе терял способность изъясняться связно. А вот в письменном виде все это должно быть изложено логично и разумно.
– В возбуждении уголовного дела было отказано, – сказал Истрик как бы между прочим.
«И почему я не удивлен», – подумал Макар.
– Юренцов закончил работу над книгой, как того требовал от него неизвестный автор сюжета, однако вставил в нее иллюстрацию, – сказал он. – В ней зашифрован повторяющийся текст-подсказка: «Эти истории придумал не я, и я расскажу об этом всем». Все экземпляры были скуплены, потому что автор разгадал подсказку и понял, что это для него опасно. Вечером того же дня был убит Юренцов, а ночью – юрист, который общался с издательством от имени заказчика.
– Что за юрист?
– Лев Котляр. Сам он погиб, его офис сожжен дотла вместе со всеми документами, которые там находились, компьютерами и, разумеется, книгами.
– Ты хочешь сказать, – медленно начал следователь, незаметно для себя перейдя на «ты», – что некто, совершивший убийство…
– …три убийства, – поправил Макар.
– …совершивший три убийства, нанял Юренцова, чтобы тот написал об этом книгу? И сам рассказал ему о своих преступлениях?
– Да.
– Зачем он это сделал?
– Я не знаю.
Следователь прищурился над своим бокалом, и Макару показалось, что в тусклых глазах его собеседника блеснули желтые искры. Он не догадывался, что тремя часами ранее Истрик наводил о нем справки и услышанное заставило его отнестись к Илюшину очень серьезно. Если бы не это, следователь ушел бы без раздумий.
– Алексей Борисович, – говорил между тем его странный собеседник, – выясните, пожалуйста, привлекался ли Юренцов как свидетель по уголовным делам. По его убийству есть какие-то зацепки?
Не ответив на просьбу ни согласием, ни отказом, следователь отпил пива и сказал, что над подъездом висит камера, которая запечатлела бородатого мужчину в капюшоне и черных очках, входящего внутрь за большой семьей вечером в половине восьмого; в руках у мужчины была большая коробка, частично закрывавшая лицо. Мать семейства даже придержала для него дверь.
– Выглядел как курьер, – вслух подумал Илюшин. – Кстати, место с диваном освободилось. Давайте пересядем.
Не дожидаясь согласия, он взял свою чашку и перешел за дальний столик – единственный, к которому прилагался небольшой, на двоих, диван с высокой спинкой. Для себя Макар придвинул стул, предоставив Истрику располагаться на диване.
– А там чем не понравилось? – осведомился тот, поставив на стол почти опустевшие миски с орешками и чипсами.
Илюшин жестом попросил официанта принести еще.
– У вас, Алексей Борисович, анатомический рюкзак, – сказал он. – С лямками, которые должны разгружать спину. Вы, когда сидите, непроизвольно пытаетесь принять такое положение, при котором спина не будет вас беспокоить. Я решил, на диване вам будет удобнее.
– Ошеломительная наблюдательность, – пробормотал Истрик не то с осуждением, не то с насмешкой.
– Ну, или просто мой напарник предупредил, чтобы я не вздумал играть с вами в футбол, потому что у вас давняя спортивная травма, – невозмутимо закончил Илюшин.
Следователь усмехнулся.
– Значит, курьер… – Макар придвинул стул ближе. – В этот вечер никто из жильцов не заказывал доставку?
– Ни один. Этот человек вышел через двенадцать минут после того, как в подъезд вошел Юренцов.
Илюшин задумался.
– Каким образом был убит Юренцов?
– Черепно-мозговая травма. Удар по голове.
– Орудие найдено?
– Пока ищем. Мусорные баки проверили утром, ничего не нашли. Пропал бумажник – ну, вполне естественно…
– Убийца пытается выдать случившееся за ограбление, – отмахнулся Илюшин. – Но вот двенадцать минут… Юренцова нашли на его этаже или внизу, в холле?
– На шестом, у выхода из лифта.
– Двенадцать минут – это много, много… – бормотал Макар. – Он что, пытался с помощью ключей Юренцова попасть в его квартиру?
Истрик вскинул брови. Макар заметил эту гримасу и правильно ее истолковал.
– Почему ему это не удалось? – требовательно спросил он, подавшись к следователю. – Что ему помешало? Соседи?
В Истрика впился взгляд светло-серых глаз, под которым тому неожиданно стало не по себе.
– Ключ не подошел, – разъяснил следователь. – В двери Юренцова барахлит замок, нужно знать, как открывать… Убийца ковырялся в нем, это видно по следам в замочной скважине… Но не разобрался и сбежал.
– Можно проследить его путь по камерам?
Следователь отрицательно покачал головой.
– Он вышел в парк и затерялся среди гуляющих. Вечером там кого только нет! Он же практически был в униформе: джинсы, толстовка с капюшоном. Мы над этим работаем, конечно, – спохватился он. – Но ресурсы не безграничны…
«И то, что удобно списать на ограбление, будет списано на ограбление», – мысленно закончил Макар.
– Что было найдено при Юренцове? – по наитию спросил он и второй раз за вечер поймал на себе внимательный взгляд следователя.
Тот помолчал, отпил пиво, очевидно, взвешивая, стоит ли делиться информацией.
– Обоюдоострый нож, – наконец сказал он. – Нестандартного размера, в магазине такой не купишь. Ручная работа, и по закону носить с собой такие вещи – ну, чревато… Лежал у него в ножнах, воспользоваться им Юренцов не успел: его сразу оглушили ударом.
– Ударов, надо думать, было много, – рассеянно поправил Макар. – Убийца был в ярости. Это не ограбление, Алексей Борисович, это попытка заткнуть рот человеку, который понял, с кем он общается, и, кроме того, осмелился испоганить книгу косвенным указанием на убийцу.
– «Эти истории придумал не я»? – воспроизвел следователь и усмехнулся. – Косвенное – слабое слово.
– Однако убийце этого было достаточно, – сказал Илюшин. – Алексей Борисович, вы проверите прошлое Юренцова? Оно подтвердит мое предположение.
На лице Истрика явственно отразилось, что нужно отличать предположения от навязчивого бреда, однако он нехотя согласился.
Они провели в баре еще пятнадцать минут. Макар пытался добыть хоть какие-то зацепки. Следователь отвечал, но сам любопытства не проявлял. Правда, он записал имя погибшего юриста и согласился взять распечатку с описанием «спасений» из «Песен ангелов», однако Илюшин видел, что это сделано по привычке не терять никаких сведений, даже самых, на первый взгляд, бесполезных.
Они расстались, взаимно недовольные друг другом.
На следующее утро телефонный звонок оторвал Илюшина от завтрака.
– Макар Андреевич, сожалею, если разбудил. – В невыразительном голосе следователя не звучало ни следа сожалений. – Не затруднит ли вас подъехать?
Глава 9«Песни ангелов Московской области»
В кабинете Истрика стояло два рабочих стола, но Алексей Борисович был один. Он поднялся навстречу Илюшину, пожал ему руку.
– Присаживайтесь.
Что-то в его неуловимо изменившихся повадках подсказало Макару, что следователь поменял мнение об услышанной накануне истории.
– Светлана Николаевна Капишникова, – без предисловий зачитал Истрик, надев очки и уставившись на монитор. Тонкая оправа придавала ему профессорский вид. – Убита четвертого мая две тысячи тринадцатого года. Производство по делу было приостановлено, дело передано в архив. Олег Юренцов проходил по нему свидетелем.
Илюшин длинно выдохнул и закинул руки за голову, сцепив пальцы под затылком.
– Девушку нашли на парковке? – спросил он.
– Как я сказал, дело в архиве, но я попросил… – Истрик бросил взгляд на наручные часы, вздохнул и набрал номер. – Станислав Семенович, – проворковал он в трубку, – я вот не понял сейчас: какого лешего?..
Из трубки посыпались жалобные оправдания, которые следователь пресек, сказав, что он дает от щедрот душевных четыре с половиной минуты и ни секундой больше. Сказано было так, что Илюшин неизвестного Станислава даже пожалел.
– Баран, – беззлобно ругнулся Истрик. – Чаю с печеньем хотите, Макар Андреевич? Раз все равно приходится ждать…
Чайник не успел вскипеть, как в дверь постучали, Истрик вышел в коридор и устроил кому-то быстрый и жестокий разнос. Илюшин, любопытный как кошка, постарался уловить как можно больше, но мешал шум бурлящей воды.
Истрик вернулся с совершенно спокойным лицом, словно выходил покурить. Положил на стол дело и осведомился, пьет ли Макар Андреевич чай с сахаром или без.
– Черт с ним, с чаем, – нетерпеливо сказал Илюшин. – Давайте посмотрим, что с Капишниковой.
– Давайте, – согласился следователь, ухмыльнувшись его горячности.
Двадцать минут спустя Макар оторвался от документов и проговорил вслух то, что вертелось у него в голове последние сутки:
– Бедный парень!
Света Капишникова, двадцати девяти лет, работала дизайнером в компании, специализирующейся на наружной рекламе. Для души она писала рассказы. К одному из литературных конкурсов они с Юренцовым решили сочинить текст вдвоем. Конкурс предполагался с денежным призом, а опыт удачного соавторства у Капишниковой и Юренцова имелся: они вместе победили на «Кровавой руке», сетевом состязании коротких хоррор-рассказов.
В своих показаниях Юренцов говорил, что познакомились они на одной из тусовок. Это были времена, когда он еще изредка в них участвовал. С возрастом проблемы с речью и самообладанием у Юренцова усугубились, и теперь Макар подозревал, что это было вызвано гибелью Светы Капишниковой.
С фотографии в деле Илюшину улыбалась курносая девушка с прической по моде пятидесятых годов: челка уложена валиком надо лбом, волосы завиты в крупные локоны. Ее нельзя было назвать красивой, но на лице читались живость характера и доброта. «Да, – подумал он, – Капишникова была доброй и сердобольной». Она пожалела стеснительного парня-заику. Она развлекала его болтовней, чтобы он не чувствовал себя не в своей тарелке среди непризнанных писателей, распускавших друг перед другом хвосты; она легко согласилась составить ему компанию на прогулке по бульварам; по дороге они неожиданно придумали сюжет, и, вернувшись, Света записала его и отправила Юренцову.