Мой взрослый, умный, состоявшийся муж в присутствии родителей превращается в мальчугана в шортиках, который бежит показывать матери каждый слепленный куличик. «Как мило, – небрежно говорит мать, даже не бросив взгляда в его сторону. – А теперь ступай, ступай! Мешаешь!»
– Я очень благодарна твоему папе за помощь…
– Ой, благодарна она! Вы поглядите! А покажи-ка мне пальчиком, Таня, в чем она проявляется, твоя благодарность?
На ее визгливый голос вот-вот сбежится вся семья. Нет, лучшая схватка – это та, которой удалось избежать.
Молча поднявшись по ступенькам, я попыталась зайти в дом, однако Варвара преградила мне дорогу.
В кухонном окне мелькнул силуэт. Ульяна заняла наблюдательный пост.
– Я заберу детей, чтобы они не мешали Виктору Петровичу, – миролюбиво предложила я.
– Будешь нас детьми шантажировать? Чего еще от тебя ожидать! Чуть что, сразу похватала дочь с сыном – и в кусты!
Ох, какой могучий пронзительный голос в этом худосочном теле. Точно фонтан, бьющий из маленького отверстия такой мощной струей, что сшибает с ног.
– Приходишь, уходишь, слова никому не говоря!.. Как хозяйка себя ведешь! Хоть бы разочек обед с нами приготовила, хозяюшка!
Варвара наступает, тесня меня к лестнице.
– Что происходит?
Это встрепанный Илья высунулся из окна на втором этаже.
– Жена твоя опять во всей красе выступает, вот что происходит! Побросала детей на отца и смылась чужих нянькать! Конечно, отец-то ведь ей не родной! О нем можно не заботиться!
И понесла, и понесла…
Если Варю вовремя не остановить, она идет вразнос. В целом все стандартно: «Мы его приютили, а он нам фигвамы рисует». Я молча выслушала, что их семья приняла меня как родную, детей моих с рождения качали, каждые выходные распахивают для нас двери своего дома, а от меня ни тепла, ни помощи, ни простой человеческой благодарности.
И ведь что поразительно: Варвара вовсе не скандалистка и не грубиянка. Я напоминаю себе об этом каждый раз, боясь сорваться. Последний раз это случилось, когда она взяла мое кольцо… Мамино кольцо. Я положила его на край раковины, чтобы вымыть руки, а Варвара, напустившись на меня, схватила его в запале, делая вид, что хочет швырнуть в окно.
Она бы этого не сделала. Нет. Варя – не злая… По крайней мере, пока не попадает под материнский пресс, так что из нее брызжет во все стороны кислый алый сок.
Я ведь понимаю, что вынуждает ее так вести себя со мной.
Но тогда это не спасло.
Видимо, сейчас у меня в глазах явственно мелькнуло воспоминание о том случае. Только воспоминание… Но Варвара отшатнулась. Подбоченилась, выпятила челюсть, словно придавая себе смелости.
– Ну, давай! Опять душить меня будешь? Не боюсь я тебя!
Жилистое горло под моими пальцами. Хрип, выкаченные глаза.
– Боишься, – ровно сказала я.
Развернулась и ушла в сад.
Вместо того чтобы бежать за мной, осыпая оскорблениями, Варвара как-то сникла. Она осталась на крыльце, продолжая отчитывать меня, но нагрев под этой кастрюлей уже выключили, а к затихающему бульканью я не прислушивалась. Баня маячила среди деревьев, и я подошла к ней, по колено промокнув от росы.
На постройку бани у Харламова ушло пять лет. Баня – его детище. Единственным, кому он позволил помогать себе, был печник. Хотя поначалу Виктор Петрович уверял, что класть печи он научится сам, ничего сложного в этом нет. Ульяна окоротила его, пригрозив, что в бане, где будет стоять печь, сложенная его руками, он будет мыться до конца времен в полном одиночестве, и никто другой не перешагнет ее порога.
Эта угроза его устрашила.
Я смотрю не на баню, о нет!
Я смотрю на дворец. Тадж-Махал. Египетскую пирамиду. Храм Святого Семейства.
Все великие постройки мира воплотились в небольшом бревенчатом срубе. Это великая гордость моего свекра.
Страшно вообразить, что творилось в его душе, когда он представил, как ее заберут. Нужно спросить у нашего юриста, можно ли изымать незаконно присвоенную землю вместе с постройками, возведенными на ней. Если да…
На ступеньку бани скакнула буро-зеленая лягушка. Я подошла ближе, рассматривая бугристую кожу, острые выступающие глаза. Это маленькое существо показалось мне дурным предзнаменованием.
– Таня, пойдем в дом! Варька уехала к бабушке.
Я обернулась и увидела Кристину. Личико у нее осунувшееся: то ли переживает из-за отца, то ли не все хорошо складывается с ее новым парнем.
Так вот почему Ульяна Степановна с утра была зла и накрутила хвост собственной дочери!
Бабушка – это Нонна Анатольевна, мать Ульяны. Единственная из нас, кто не пляшет под ее дудку. Нонна появляется здесь раз в год. Приезжает на такси бизнес-класса. Проталкивает свое грузное тело по дорожке рывками, яростно вбивая трость в брусчатку. Ее черные глаза навыкате смотрят только вперед. Землистого оттенка лицо багровеет по мере того как Нонна приближается к дому. На выскочившего с поклоном Виктора Петровича она обращает внимания не больше, чем на подзаборного Шарика, и только появление Варвары способно вызвать улыбку на ее губах.
Варвара – любимица! Она единственная пошла по стопам бабушки. Нонна Анатольевна заведовала поликлиникой. Дважды «хаживала», как она выражается, замуж, после браков оставшись богатой вдовой. Мужей она выбирала из своих пациентов. Я подозреваю за ее выбором точный расчет.
Благодаря бабушке Варвара может позволить себе работать три дня в неделю. Каждый месяц Нонна подкидывает своей голубке приличную сумму. Все мы знаем, что после смерти старухи ее просторная квартира в сталинском доме, гараж и многочисленные бриллиантовые серьги с кольцами достанутся Варе.
Ульяна в завещании не упомянута. Дочь упала в глазах Нонны, когда связала свою жизнь со сферой торговли. Я как-то застала отголоски давнего спора. «Ты поликлиникой заведовала, а я продмагом! – выкрикнула раздосадованная Ульяна. – Еще неизвестно, от кого больше было пользы!» «Не заведовала, а разворовывала», – отбрила Нонна. Ульяна вылетела из комнаты, как ошпаренная, и до конца дня была так страшна собой, что даже муж отказывался к ней подходить – боялся, что превратит в камень одним взглядом, точно Медуза Горгона.
Варвара навещает бабушку дважды в месяц. Ульяне грех роптать: наследство ее матери останется в семье. Однако она не может не бесноваться, осознавая, что помани ее мать внучку пальцем – и Варя, бросив семью, переедет к бабушке.
Месяц назад Нонне представили Григория. Та осмотрела его, выразилась кратко: «Прохиндей», но идею брака одобрила. «Бери что есть, – сказала она Варе. – Тебе перебирать харчами не приходится, давно уж рожать пора».
К Илье бабушка относится добродушно, но без малейшей любви. Кристину считает вертихвосткой. Наши дети для нее и вовсе не существуют: она каждый раз небрежно уточняет, трое у нас или четверо.
Обеспокоенная Кристина проводила меня до коттеджа. Мне показалось, она хочет что-то сказать, но на крыльцо выбежали дети и она молча ушла к себе.
– Мама, пойдем почитаем!
– Пойдем, Антоша. Выбирай книжку.
Стоя перед шкафом в ожидании, пока сын определится со сказкой, я перебирала книги. Пальцы мои задержались над белым томом, по корешку которого вился длинный зеленый стебель. «Справочник растений средней полосы России». Я не помнила, чтобы мне раньше попадалась эта книга. Определенно, нет. Я бы ее не забыла.
Толстая. Прекрасно изданная, на мелованной бумаге. Цветные фотографии соседствуют с подробными иллюстрациями.
Я пролистала справочник, и рука моя замерла. В разделе «зонтичные» уголок каждой страницы был загнут.
В книжке, которую протягивал мне снизу Антоша, точно такие же уголки. Это привычка моего свекра.
– Что мы почитаем, милый? – спросила я рассеянно, не отрывая взгляда от справочника.
Зонтичные.
Кориандр. Морковь. Петрушка. Сныть. Купырь. Болиголов.
– «Сказки дядюшки Римуса», мама!
– Антошка, зачем мы будем маму отвлекать? Давай вдвоем почитаем, картинки поглядим.
Его дед выступил из-за двери, с улыбкой глядя на меня.
– Спасибо, мы сами справимся, – сказала я суше, чем следовало. – Вы устали, Виктор Петрович. Вам нужно отдыхать.
– Это ты Варвару наслушалась, что ли? – Он хохотнул. – Глупости! Не знаю, чего она тут голосила. ПМС, должно быть! Бабы в эти дни дуреют.
– Мы сами справимся, – повторила я.
Книга была у меня в руках, раскрыта на начале раздела.
– Виктор Петрович, откуда у нас этот справочник?
– Я прикупил. По случаю.
Что за случай, интересно знать, загнал его в книжный магазин? От дождя прятался?
– Вы ее читали?
– Читал, – согласился он.
– Зачем?
Глупый вопрос, но лишь для тех, кто не знает старшего Харламова. Он не читает книг, если только речь не идет о развлечении детей. Думаю, идея, что можно загружать в свое сознание слова, написанные другими людьми, кажется ему абсурдной.
Вопреки моим ожиданиям, Виктора Петровича не смутил этот вопрос.
– Травок-то много, – охотно поведал он, рассматривая меня прищуренными кабаньими глазками. – Растут вовсю, цветут! Я думаю – вдруг пойдем гулять с детишками, а они съедят что-нибудь не то. Надо беречь ребятишек наших. Это ж детишки! Не приведи господь, отведают какую-нибудь ядовитую дрянь! Вот как я… А если дедушка рядом, он убережет! Дедушка и сам поправился, и внучков защитит, точно!
Он притянул к себе внука и, улыбаясь, глядел на меня.
– А то не дай бог отравятся, – повторил он, выделяя каждое слово.
Ладонь его цепко лежала на плече Антона, не давая мальчику вырваться. Мы с Харламовым смотрели друга на друга: в моих руках – книга, в его – ребенок. Я усилием воли заставила себя растянуть губы в улыбке.
– Замечательная идея, Виктор Петрович. Прекрасная.
– Рад, что ты оценила. Поддерживаешь, так сказать, старика!
За его широкой улыбкой мне почудился оскал упыря.
– Пойдем, Антоша, «Сказки дядюшки Римуса» ждут.