И я вдруг поняла. Меня не существовало. Меня, живой Тани с мыслями, чувствами, желаниями, – не было. Была машина для вскармливания наследника, продолжателя рода. Молокозавод, через который нужно было пропустить полезную смесь. Никто не спрашивает у молокозавода, желает ли он морковного сока.
Я впервые столкнулась с тем, как легко меня можно расчеловечить. «Кого волнует, чего ты там хочешь!»
Мой взгляд упал на кольцо. У моей мамы были зеленые глаза. Рассердившись, она щурила их, как кошка.
Меня охватил гнев, подобного которому я не испытывала никогда.
Я швырнула стакан в стену. Взорвались и разлетелись по кафельному полу осколки. Гигантская оранжевая клякса потекла по плитке. Виктор Петрович по-бабьи ахнул и отскочил.
Я подхватила люльку с Антошей, вышла в коридор. Мне навстречу вылетел встревоженный Илья. В зеркале я увидела свое отражение: бешеные глаза на побелевшем лице, верхняя губа подергивается.
– Домой, – только и смогла выдавить я.
Когда мы вернулись к себе, я спокойно сказала Илье: больше никогда. Твои родители могут приезжать к нам в гости. Общаться с внуками. Я буду уходить на это время из дома. Но я больше никогда не стану встречаться с твоим отцом.
Объяснить Виктору Петровичу, что он в действительности пытался со мной сотворить, было невозможно. Он бы ничего не понял. Я буквально слышала его недоумевающий голос: «А я чо? Я ничо! Я для малыша хотел как лучше! А она… распсиховалась чего-то! Молоко в голову ударило».
Но причина была не в моей усталости, не в том, что я кормила грудью. Кого волнует, чего ты там хочешь!
На следующее утро муж уехал на работу. Я взяла такси и в обнимку с ребенком заявилась к своему шефу. Не к подругам, не к отцу, а к холостому бездетному Назару Ковальчуку, и самым позорным образом разрыдалась у него на кухне до икоты. Твердила, что это невозможно, я не смогу жить со своим мужем, будут вечные ссоры, сплошное мучение и мне, и ему, потому что я ненавижу его родителей, а они не то что ненавидят меня, просто я для них корм, не слишком питательная жратва, и я устала стоять растопырившись, как тот моряк в пасти морского чудовища, чтобы не дать себя прожевать… Они постоянно повторяют: «Здесь – ваш дом!», а я не хочу, чтобы мой дом был там, я хочу только один, свой собственный…
Когда я немного успокоилась (прошло довольно много времени), Ковальчук поправил очки и строго сказал:
– Татьяна! Дай время мужу и себе. Некоторые вещи можно потерять только один раз. Пока что не разбрасывайся мужьями.
И так это забавно прозвучало, что я засмеялась.
Месяц спустя Виктор Петрович приехал просить прощения. Он проговорил все положенные слова, которым научили его жена и сын. Он каялся и был похож на несчастного старого пса, которого наказал хозяин, а он не понимает, за что. Он багровел, топтался на месте, давал петуха, и вся эта сцена была до того неловка и унизительна для нас обоих, что я торопливо сказала, что все в порядке, пожалуйста, не будем больше об этом говорить.
И больше мы об этом не говорили.
Вот какого человека я заподозрила в убийстве Гали Ежовой.
Харламов-старший – пошлый дурак. Он ходит простыми путями. С него сталось бы запихать болиголов в глотку несчастной Ежовой, но только не подстроить все так, чтобы она сама же себя и отравила.
«Красная панда».
Я полагала, что никто не знает о шалостях Виктора Петровича. Но мой тесть не сумел даже «Декамерон» спрятать от девятилетней девочки! Вряд ли он способен утаить начавшийся романчик от своей жены.
Ульяна приходила в дом покойницы. Она лгала и изворачивалась, пытаясь объяснить свое появление.
Кому проще, чем ей, приготовить травяную смесь? Она в любой момент могла подменить ее.
За окном послышался шум машины: вернулась Кристина. Ульяна вышла на крыльцо встретить дочь. До меня донеслись голоса.
Надо уходить, но я приникла к стеклу, наблюдая за ними. Следом за Ульяной на крыльце показался супруг, она свела его за собой по ступенькам, придерживая не за руку – за болтающийся рукав. Если бы можно было вложить в рот Виктору Петровичу удила, богом клянусь, ходить ему взнузданным.
Даже вообразить страшно ярость Ульяны, когда она узнала о его измене. Цыган, уводивших из стойла коня, били насмерть.
Так она и поступила.
А заодно проучила своего загулявшего рысака. Сцена с куском пирога, поднятым с пола, открылась мне с другой стороны. Ульяна исподтишка наблюдала, что делает ее муж. Она могла остановить его в любую секунду, но тянула время. Выживет – не выживет! Спасут – не спасут! Зная свекровь, думаю, она насладилась своей ролью сполна. Перерезать ли ниточку, подобно Мойре – или оставить предателя в живых? «Оставить, но пусть помучается, – решила она. – Это будет справедливо». Его страдания – как расплата за ее собственные. Искупление греха. Скажи спасибо, что не кровью.
Трое Харламовых обнимались внизу. Из-за угла дома показался Илья, с улыбкой обратился к Кристине…
Как я скажу ему, что его мать – убийца? Человек, бросающийся такими обвинениями, не смеет быть голословным.
Но все, что у меня есть, – это красная панда.
Как-то в детстве, когда мне было лет пять, я бегала по огороду и ловила лягушат. Юные лягушата миленькие, как леденцы! Их длинные пальчики и аккуратные носики приводили меня в восторг. А задние лапки! Лягушонок выстреливал коленкой назад, и нога растягивалась впятеро, а малютка взлетал в воздух, как воланчик, по длинной дуге. Шмяк! И вот уже сидит на земле.
От избытка чувств я целовала каждого лягушонка в липкую макушку. Те, кого я пыталась чмокнуть в нос, принимались так отчаянно вырываться, что меня охватывала жалость. Для принца сойдет любой поцелуй! Чмок! Чмок! Чмок! Когда на огороде появилась бабушка, вокруг меня собралась дюжина ложных принцев, слегка ошеломленных свалившейся на них с небес любовью.
– Танюша, иди-ка сюда…
Она села на ступеньки старой бани и заставила меня опуститься рядом.
– Ты хочешь, чтобы лягушка превратилась в юношу?
Я закивала. Все этого хотят! Принц как таковой меня не слишком интересовал. Интересы семьи требовали, чтобы я осталась с бабушкой и дедушкой, а не с каким-то воображалой из дворца, к тому же наверняка похожим на соседского Андрея: тонкого длинного ломаку с волосами до плеч.
Преображение крошечного серо-зеленого лягушонка в человека – вот что я мечтала увидеть своими глазами! Моим любимым мультфильмом была «Золушка», и я помнила, как превращались ушастые мышата. Сначала из них получились такие же маленькие кони, изумленно светящиеся в темноте, а затем они разбухли и обросли роскошными гривами. Превращение ящериц в кучеров мне уловить не удалось ни разу: все происходило слишком быстро. Но уж лягушонка-то я выпускать из виду не собиралась!
Бабушка протянула мне платок.
– Вытри! Губы в земле…
Я пожала плечами: за все нужно расплачиваться.
– Меня вот что беспокоит, Танюша… – начала бабушка. – Ты слышала о жабьей королеве?
– Нет…
– Это старая жаба. Она сидит на дубовом пне в зеленой трясине. Вокруг только елки да ведьмины круги. У нее на голове корона, потому что королева тысячу лет правит лягушачьим царством.
Я завороженно слушала, представляя себе эту картину. Под елями царит чернота. Сквозь покрывало опавших игл не пробиться ни цветочку, ни травинке, видны только ведьмины круги – кольца из мухоморов. Ночами грибы водят хороводы, изгибаясь на бледных ножках, а с первым утренним лучом застывают недвижно.
У жабы плоская бурая голова и глаза как у козы. На морщинистой груди ожерелье из дохлых комариков. Желтыми козьими глазами оглядывает она своих подданных, и если открывает пасть, из нее вылетает рой сине-зеленых мух. Мухи пляшут в воздухе, складываются в слова. Так подданные понимают, что приказывает им королева.
А кваканья ее не слышал никто. На кого жаба квакнет, из того сразу дух вон.
– У жабы есть любимчик, – продолжала бабушка, – ее маленький сынок. Он выглядит как обыкновенный лягушонок, но если его поцелует девочка, то не он превратится в принца, а она – в лягушку! Потому что на нем лежит заклятие его матери. И девочка-лягушка навсегда останется жить в болоте. Королева будет держать ее при себе и кормить комарами. А потом сынок ее вырастет, станет лягушачьим королем, а девочка будет служить ему и его жабе-матери и больше никогда не увидит солнца. Вот так-то!
Я ни на миг не подвергла сомнению бабушкины слова. Раз есть лягушки, превращающиеся в принцев, значит, могут быть и девочки, превращающиеся в лягушек. Что мне приключения Алисы, упавшей в кроличью нору! Девочка, ты не в Англии. Наша кроличья нора – это жабье царство с мухоморами и ряской.
Я оглядела лягушат с ужасом. Теперь в каждом мне виделся коварный жабий сынок.
Не дождетесь! Я буду ужинать бабушкиной пшенной кашей с тыквой, а не сырыми мухами в вашем проклятущем болоте!
Я убежала домой, радуясь, что избежала злой участи.
Но вот я прячусь в чужой мансарде, прижимаюсь носом к стеклу, – девочка, которая всегда слушалась старших.
И почему тогда мне чудится, что вокруг стоит гнилой запах болотной трясины?
Глава 11Сергей Бабкин
Прежде чем покинуть Москву, Сергей решил предпринять еще одну попытку разобраться с Богуном на месте. Казань далеко, а Григорий вот он, под рукой. То, что не удалось с первого раза, может получиться со второго.
Кроме этого очевидного соображения, он хотел задержаться из-за Макара. Богун – уголовник с неясными намерениями. Бабкин подозревал в нем мелкого ворюгу, только не мог понять, на что именно тот нацелился. А вот Илюшин ухитрился вытащить на свет Божий какую-то невообразимую дрянь, и воняло от этой дряни так, что у Бабкина шерсть вставала дыбом.
Кристина, узнав об отпечатках, вызвалась помочь. Но у нее ничего не вышло.
– Если он не за столом, то помогает отцу, – сказала она, – и все делает в тонких резиновых перчатках. Отец заметил, спросил, а Гриша ответил, что у него с детства псориаз, нужно защищать кожу от любых воздействий.