– Тут уже кое-кто, я слышал, отведал пирога. – Она дернулась, и Бабкин тотчас раскаялся в своей грубости. – Простите! Фирменный врачебный цинизм!
– Вот почему вы их не разнимали, – после недолгого молчания утвердительно сказала Татьяна. – Боялись повредить руки, да?
– Вроде того. Послушайте, зачем вы приезжаете сюда каждое воскресенье?
Она сжала пальцами переносицу, постояла так и грустно улыбнулась Сергею.
– Превратно понятое чувство долга, быть может?
– Да ну. Бросьте.
В доме зажегся свет, и пронзительный голос Ульяны перекрыл шелест осеннего сада: Харламова-старшая увидела боевые раны Григория.
– Хорошо, – решительно сказала Татьяна. – Тогда представьте, что ваша жена – у вас ведь есть жена, что бы вы там ни говорили… Так вот, представьте, что ваша жена… Вы, кстати, любите ее?
– Очень, – сказал Бабкин быстрее, чем успел подумать.
На этот раз ее взгляд задержался на нем дольше.
– Тогда вам будет проще включить воображение. Ваша жена зависима от своих близких. От отца, от матери… Не важно, почему! Так получилось. Но если она бывает у них без вас, то возвращается не просто без сил, нет! Она приезжает, будто выпитая вампирами, ложится на кровать, у нее скачет давление, начинается мигрень, а ведь она молодая здоровая женщина, черт возьми… Она очень старается подняться, чтобы не тревожить вас, но выходит еще хуже. А когда вы сопровождаете ее к этим… упырям… мы сейчас с вами про воображаемых родителей, разумеется, вашей воображаемой жены! То есть нет, жена настоящая… Это не важно!
– Это очень важно!
– …когда вы едете вместе с ней, все проходит… нормально. Даже почти хорошо! Потому что вы рядом, и ее не мучают. А если и мучают, то не так сильно. И вот вы, человек, любящий свою жену… вы ведь не захотите, чтобы она умерла от инфаркта в сорок лет, правда? Просто вернулась из такой поездки в один прекрасный день, легла на кровать и умерла! Конечно, нет! Поэтому вы будете ездить с ней. Будете рядом.
– А могу я стукнуть жену и сказать ей, что ее место на нашей семейной кровати, а не возле упырей? – поинтересовался Бабкин.
– Можете, – без улыбки ответила Татьяна. – Но тогда она будет ходить стукнутая. Вот такой у вас нехитрый выбор.
Глава 12Татьянин день
Непростительно!
Терпеть не могу эту поездную исповедальность. Утирание соплей о незнакомца в общем купе. Попытка обрести значимость, рассказывая случайному попутчику историю своей жизни.
Что на меня нашло? Отчего я разоткровенничалась с малознакомым типом?
Будем говорить начистоту: причина у меня имелась. Когда я увидела, как мой муж дерется с женихом сестры… я испугалась. Испугалась, что Богун изобьет его, что он ему что-нибудь сломает, и вообще это была ужасная сцена, ничуть не менее дикая оттого, что в тот день, казалось, все движется к какой-то неприятной развязке.
Варвара ходила сникшая: ее жених с ней почти не разговаривал. В таких случаях женщины ее склада начинают подозревать постороннюю «сердечную привязанность», как мило и старомодно выражается наша Люся.
Но, кажется, Богун был мрачен по другой причине. Мне показалось даже… нет, это нелепость, конечно… И все-таки мне показалось, что он тяготится присутствием нашего молчаливого хирурга с лицом боксера. Каждый раз при появлении Сергея Богун как-то… уплощался.
Меня он тоже слегка щелкнул по носу. Эрида! Этот человек способен удивить. Не то чтобы я считала его тупым, но мое первое впечатление оказалось ошибочным.
Больше всего удивляет, что они с Кристиной вместе. Поначалу я полагала, что хирург должен быть счастлив, раз такая девушка снизошла до него. Прекрасная, живая, веселая… Слишком юная. Но прошло немного времени, и я вновь с недоумением смотрю на эту пару. Что могло привлечь в ней такого человека, как Сергей?
Впрочем, меня это не касается. Досужие размышления.
А вот Илья, его мать и все, что связано с ними…
Я полагала, что прекрасно знаю своего мужа. Он сторонник переговоров в любой ситуации. Противник силовых решений.
Однажды в спортивном баре к нам пристал пьяный болельщик. Я сто раз пожалела, что нас занесло в тот бар, но когда этот тип, здоровый, как буйвол, гоготавший громче всех в своей компании, пяливший на меня налитые кровью буркала, встал и, покачиваясь, пошел к нам… Вот тогда я поняла, что нужно было не жалеть, а уходить. Минутой раньше, пятью минутами. Наплевать на счет, вернуться потом, объясниться…
Я не трусиха. Часто люди называют трусостью чутье, помноженное на здравый смысл. Интуиция подсказывала, что этот бык пришел, чтобы затеять драку; что его тащит вниз собственной старательно подогреваемой звериной яростью, словно здоровенную глыбу потоком селевого оползня, и что он определился с жертвой. Илья в том баре был единственным человеком в галстуке. Если даже мое присутствие не остановило глыбу, значит, дело плохо.
– Слышь, ты пялишься на мою подружку? – сказал этот парень, бухнувшись за наш столик без разрешения. – Ты при бабе сидишь и пялишься на мою подружку? На подружку мою пялишься? Глаза чешешь об мою подружку?
Он повторил это раз пять или десять. «Мою подружку». С таким стреляющим «П», при котором изо рта летят брызги слюны и так шибает пивом, словно вам его влили в нос.
Илья с улыбкой лучезарного дебила уставился на него.
– Это Вика, правда же? – радостно спросил он. – А я смотрю и не могу понять: Вика или нет! Сижу и думаю: вроде она! А вроде и не она…
– Н-ну, Вика, – подтвердил парень. Он слегка притормозил – просто от удивления.
Илья расцвел.
– Слушай, золотая девушка! Она нас с братом защищала, когда мы начали в школу ходить. У нас вечно деньги отжимали. Предки выдавали на еду. А Вика за нас заступалась. Она в четвертом была, мы в первом. Смелая такая!
– Вика смелая, да…
– Гоняла этих парней только так!
– Кулаками помахать она не дура…
– Она твоя девушка? Рад за тебя, друг!
Илья с энтузиазмом пожал руку парню. Тот покивал с глубокомысленным видом.
– Мне повезло… Ага. И ей повезло!
– Конечно, повезло! Рад, что ей повезло! Такая смелая девчонка! Защищала нас.
Я сидела, открыв рот. На моих глазах селевой поток только что, вопреки всем физическим законам, развернулся и пополз вверх.
Парень уже готовился устроить нашу судьбу, зазывая нас в свою компанию и гарантируя совместную поездку в Сочи. «Седня летим, слышь! Ты настоящий мужик! Жена твоя – красавица! Слышь? Я в этом понимаю, я тебе говорю: красавица!» Его, точно флюгер, развернуло от ярости к обожанию.
Илья отвел нашего нового друга к его столу, похлопывая по плечу, усадил за стол. Тот немедленно сообщил всем, что к ним сейчас придут «офигенные люди, Вика их знает, смотри, Вика, кто пришел! Узнаешь?»
Илья уже вел меня к выходу, бросив на стол деньги.
– Пойдем-пойдем, а то Вика сейчас очухается…
Мы быстро удалялись от бара.
– Ты что, не знаком с ней?
– Впервые в жизни вижу, – отозвался Илья.
– Откуда ты знаешь ее имя?
– Да просто когда шел в туалет мимо их стола, этот жлоб сказал: «Если наши проиграют, Викуся мне отсосет. Правда, Викуся?»
Я уставилась на него, а потом захохотала. И хохотала, пока мы не спустились в метро, в котором так громко ржать было попросту неприлично.
Илья рассказал мне, о чем Григорий говорил с Антоном. Когда я услышала о песочном замке, у меня глаза на лоб полезли. Но драка началась не из-за этого. По словам Ильи, Богун «не следил за языком», а в подробности мой муж вдаваться не стал.
На следующее утро Илья отправился с Антоном в песочницу. Результат его работы превзошел все ожидания. К полудню вокруг их города трудилась толпа детей, а толпа взрослых фотографировала их на свои смартфоны.
Я тоже сделала фото и вернулась к себе. Ева, поначалу скептически относившаяся к папиному замыслу, осталась в песочной куче, и меня радовало, что они будут там втроем.
Мой телефон наполнен фотографиями детей. Начнешь рассматривать последние снимки – и незаметно для себя уходишь все дальше и дальше в прошлое. Я люблю ходить этой дорогой.
В дверь постучали.
– Войдите!
Я ожидала увидеть Люсю, но вошла Варвара.
После вчерашнего мы с ней не успели поговорить. Богун быстро собрался и уехал, а Варя от огорчения легла спать; правда, перед сном, пока она ставила Люсе капельницу, они пообщались, и наша невеста немного успокоилась. Тетушка действует на нее отрезвляюще.
Новый день – новая злость.
Однако Варвара вела себя непривычно. Ей явно было не по себе. Женщины, чьи мужчины подрались, испытывают взаимную неловкость. Сначала мы осторожно и довольно косноязычно дали понять друг другу, что произошедшее нас не касается. Потом – что ужасный эпизод всем следует забыть как можно быстрее.
Варвара не спешила уходить. Она топталась, засунув руки в карманы, бросала взгляды в окно, словно стремилась запомнить вид, который наблюдала тысячу раз. Яблони. Клумбы хризантем. Отцветающие астры. Черепичные крыши домов на другой стороне улицы.
Розовые волосы, вставшие торчком, и покрасневшие глаза придавали ей сходство с панком, упоровшимся какой-то дрянью. Года три из моей бурной юности прошли в чередовании разных субкультур.
Примерить образ панка на Варвару тем смешнее, что старшая сестра Ильи – консерватор до мозга костей. Расскажи я ей хотя бы десятую часть приключений моей молодости, она бы, пожалуй, сочла меня сумасшедшей.
Помню, однажды я обмолвилась, что пару лет путешествовала автостопом. В то время это было мне необходимо: убедиться, что дорога может быть не тем местом, где придет смерть и заберет самое ценное, а всего лишь маршрутом из точки А в точку Б. Линией на карте. Запахом потной рубахи водителя большегруза. Но не смертью, не бедой.
Бедный мой папа! Как страшно ему было меня отпускать, и как он героически не говорил мне ни слова против! Я раз за разом уходила в долину теней, испытывая себя, изгоняя из нутра визжащую от страха и горя девчонку, боящуюся всего: машин, бензиновой вони, проносящихся деревьев за окном, самого движения… Я не знала тогд