– Замечательно умела дружить с женщинами, что не помешало ей расцарапать лицо подруге, – пробормотал Макар.
Он шел по району старой застройки. Вокруг алел боярышник. Пожилые женщины – няни или бабушки – с величавой медлительностью катили коляски. Макар любил новую Москву, но считал, что достоинство сохранилось лишь в этих осколках почти исчезнувшего города.
В одном из домов жила семья Светланы Капишниковой: родители и старшая сестра с мужем и детьми.
Илюшин провел у них два часа и ушел с тяжелым сердцем.
Родители девушки, чье убийство описал Хроникер, не смогли с ним толком поговорить. Мать сдалась первой: махнула рукой, ушла, и из соседней комнаты Макар расслышал тихий горестный плач. Отец держался, но на перечислении Светиных друзей голос его затих. Он замолчал и сидел, будто окаменев. В конце концов старшая дочь увела его.
Макар остался один. Он поднялся и пошел вдоль стены, разглядывая портреты.
Бабушки и дедушки. Родители Светы. Ее сестра с двумя маленькими детьми. Несколько снимков малышей. «Хорошо, что есть дети, – думал Макар, – что трехколесный велосипед стоит в коридоре…» Страшно представить, что было бы, не будь здесь новой жизни.
Он остановился перед фотографией самой Светы. Круглые локоны, помада и стрелки. Белое приталенное платье в черный горошек.
«Это что, подражание Гурченко?»
Вернулась сестра, крупная женщина, совсем не похожая на Свету.
– Светлана играла в каком-то спектакле? – спросил Илюшин, кивнув на портрет.
Ответ его разочаровал. Нет, Света не играла в спектакле, это фото из ее повседневной жизни.
Сестра рассказала, что Капишникова всерьез увлекалась модой пятидесятых. Она выискивала одежду в комиссионках и по знакомым. В основу большинства ее образов лег стиль «нью-лук». Света носила платья с рукавами-фонариками, расклешенные юбки. Утягивала талию, подбирала перчатки в тон шляпке и сумкам. Ее гордостью была обувь, доставшаяся от дальней родственницы: целый чемодан туфелек и ботинок. «А еще – муфты, – сказала Макару старшая сестра Капишниковой, вытирая слезы. – Не представляю, кто в Москве в двухтысячных мог бы естественно пользоваться муфтой… А наша Света – легко! Она душила мех капелькой столетних духов, которые стоили, наверное, половину ее зарплаты. Если ей приходилось шить, выискивала по барахолкам старые материалы. Никакой синтетики! Использовала шифон, креп-жоржет, кажется. И другие ткани. Она замечательно шила!»
Другая женщина в этих нарядах заслужила бы славу городской сумасшедшей. Но Света носила их с великолепной уверенностью. А главное, они и в самом деле ей очень шли. «Она как будто родилась для них, – сказала сестра. – Ей нравилось играть, будто она девушка из другого времени, попавшая в наши дни».
С близкими штукатура Шеломова Макару в этот день поговорить не удалось. Он прикинул, к кому поехать вечером, и выбрал следователя.
– Вы что-нибудь вытащили из компьютера Юренцова? – спросил он с порога.
Алексей Борисович хотел осадить наглеца, но взглянул на сыщика и сжалился.
– Установили, откуда заказчик выходил с ним на связь. Это три интернет-кафе в разных районах города.
– Хитрый, сволочь… – пробормотал Макар. – Но так ведь даже проще. Посмотреть записи с камер. Один посетитель в трех кафе – вот и Хроникер.
Он сам чувствовал, что выражается косноязычно. Словарный запас, казалось, обеднел вдвое. Так много слов потрачено, так мало выяснено… Портрет веселой девушки с утянутой корсетом талией не выходил из головы. Алая помада. Стрелки. Все немного утрированное, киношное. Она как будто вышла из фильма «Стиляги».
– Как вы его называете? Хроникер? Да, в этом что-то есть. С камерами не так все просто: прошло много времени, никаких записей не сохранилось. Но… – Истрик поправил очки. – …мы над этим работаем.
– А что с юристом? Котляром?
Истрик воткнул в рот зубочистку и покрутил шеей, будто не слыша вопроса.
Котляр был убит ударом молотка в висок. Орудие убийства нашли на месте преступления. Вернее, то, что от него осталось. На металле была запекшаяся кровь. Ручка обуглилась, хоть и не сгорела полностью. Молоток частично сохранился, однако в расследовании ничем помочь не мог.
Сохранилась и канистра. Убийца действовал до того грубо, что Истрик даже морщился от такой топорной работы. Прийти к юристу ночью, притащить с собой канистру бензина… Лев Котляр, как рассказали соседи, часто оставался ночевать в офисе. Он знал визитера и открыл ему дверь.
«Как, интересно, тот объяснил канистру? – думал следователь. – Или ничего не объяснял, сразу ударил?»
Пожалуй, дело было именно так. Когда Котляр повернулся спиной, гость разбил ему голову молотком. Облил офис бензином, поджег и ушел.
Да, грубо и топорно. Однако действенно.
Котляр мертв, от его документов ничего не осталось.
Информация хранилась не в «облаке», а на жестком диске компьютера, который исчез.
Ни камер, ни свидетелей. Алексей Борисович возлагал надежды на небольшую стихийную парковку. Многие водители ставили регистраторы, работающие и при выключенном двигателе. Однако здесь ему снова не повезло.
Телефон, с которого на номер Котляра поступали звонки, установили. Принадлежал он какому-то пьянице, не способному вспомнить даже собственное имя.
«Хитрый, сволочь», – мысленно повторил Истрик за сыщиком.
Он коротко сообщил Илюшину, что стало известно от экспертов.
– А насчет текста книги? – жадно спросил тот. – Вы нашли специалиста?
– Ищем. И с издательством связались. Но все их контакты обрываются на юристе.
– Что с магазином, в котором Хроникер выкупил «Песни ангелов»?
– Работаем. У меня не десять рук в подчинении!
– А там, где он напал на Риту… Последний экземпляр…
Илюшин пересел со стула на диванчик и уснул на полуслове. Просто выключился. Истрик придвинул лист бумаги, на котором сыщик успел что-то записать, пока сидел за столом.
«Полина Грибалева. 17.09.95»
Макар проснулся двадцать минут спустя. Услышав, что он зашевелился, следователь поднял голову.
– Уголовного дела Грибалевой в архиве нет, – сказал Истрик. – Прошло слишком много времени. Завтра попытаюсь узнать, кто его вел.
Илюшин встал такой бодрый, словно спал не двадцать минут, а восемь часов. Истрик почувствовал укол зависти. Как ему это удается? Выглядит мальчишкой: лицо свежее, глаза ясные. Сразу понятно, что ни позвоночные грыжи, ни простатит его не беспокоят.
– Алексей Борисович, а давайте отыщем племянника убитой старухи, – сказал сыщик. – Иван Денисович Ельчуков, восемьдесят первого года рождения. И неплохо бы найти кого-нибудь из его друзей. Тех, которые обеспечили ему алиби в день смерти любимой тетушки.
Человека, который сидел на скамейке возле его подъезда, Иван заметил издалека. Другой не увидел бы. Но у него сумеречное зрение было острым. А главное, с наступлением темноты Иван всегда был настороже. К нему часто лезла всякая шваль – инструмент их провоцировал. В основном молодая пьянь: «Слышь, бро, дай сыграть». Но иногда встречались и люди посерьезнее.
Для таких Ельчуков в правом кармане куртки держал хорошее средство.
Фонари на улице горели через один. От тусклой лампочки над подъездом проку было мало, так что он замедлил шаг, чтобы успеть прикинуть, что это за тип и насколько он опасен.
Среднего роста, худой. По виду – студент, но когда Иван подошел ближе, понял, что ошибся: лет тридцать, не меньше. Руки держит правильно, на виду. Выглядит на первый взгляд безобидно, но на курьера не похож и встал точно навстречу Ивану, а значит, можно ожидать от него любой пакости.
Пакость и случилась.
– Иван Денисович? – Парень стоял ровненько у своей скамейки, дистанцию не сокращал. – Меня зовут Макар Илюшин, я частный детектив. Можно с вами поговорить?
«Зашибись, – подумал Иван. – Эта стерва наняла целого детектива».
– Отвали, – бросил он через плечо и взялся за дверную ручку. Код набрал так, чтобы этот хмырь не подсмотрел. – Пусть сначала анализ ДНК сделает, потом подкатывает. Без анализа нам разговаривать не о чем.
Дверь пискнула, он открыл ее и шагнул в воняющий кошками подъезд.
– Рига и Карусель утверждают, что в день убийства Нины Тихоновны Ельчуковой все лежали пьяные и под кайфом, – вслед ему негромко сказал парень. – У них, кстати, и сейчас с ориентацией во времени не очень хорошо. Например, они считают, что срок давности по ее убийству давно прошел.
Иван вздрогнул. Аккуратно прислонил к стене гитару в чехле. Вышел и закрыл дверь.
Парень так и стоял, не двигаясь. На первый взгляд, совсем расслабленно стоял.
– Мог бы позвонить и не торчать на улице. – Иван ляпнул первое, что в голову пришло, чтобы потянуть время.
– Я звонил. Вы трубку не берете.
– А-а… Спамеры! Пойми и прости, брат!
Парень без улыбки смотрел на него.
Рига и Карусель, значит. Вот как. С девок начал, сволочь. А они сразу раскололись, потому что дуры набитые…
– А ты в связи с чем интересуешься моей покойной тетей? – задушевно спросил Иван.
– Возможно, в связи с заново открывшимся производством по делу.
– Не трынди!
– Тогда в рамках частного расследования. Имею полное право.
Иван быстро прикидывал, что еще может быть известно этому хмырю. Что могли разболтать Рига с Каруселью? Что они знали? Да ничего они не знали… Блефует! Вот только непонятно, с чего бы, действительно, снова заварилась эта каша…
– Ты от меня-то что хочешь?
– Поговорить про Егора Олейникова, например, – неожиданно сказал парень.
Иван дернулся, как от удара. Этого он не ожидал.
– Чего-о?!
– Вы ведь с ним пересекались в гостях у вашей тети, верно?
От бешенства он даже позабыл про кастет, лежавший в кармане. Кулаки рефлекторно сжались, и Иван бросился на парня.
Первый его удар рассек воздух, зато второй пришелся в солнечное сплетение. Иван двинулся вперед, молотя вслепую: глаза заволокло красной пеленой. Он пропустил момент, когда его враг уклонился, поставив Ивану подножку. Инерцией Ивана вынесло на скамью. Он налетел животом на деревянную спинку, в темноте нежно белевшую птичьим пометом. Охнул от неожиданности, собирался вскочить, но сзади его как-то так умело подтолкнули, что Иван перевалился через край и рухнул в кусты.