Но самое главное – не видели Люсю. Ее взгляд, исполненный бессильной ненависти.
Ох, это было страшно! И Сергею, которого я по старой памяти называла про себя хирургом, тоже стало не по себе. Я видела, как он смотрит на старушку: словно перед ним ядовитая змея, которая может броситься в любую секунду.
А вот второй, Макар, разглядывал ее с любопытством ученого, наткнувшегося на неизвестного науке скорпиона.
Он единственный вел себя так, словно в происходящем не было ничего удивительного. Хотя все это в голове не умещалось. Жених Варвары оказался не тем человеком, за которого себя выдавал, и пытался меня задушить, – а Макара это, по-моему, только развлекало! Горло у него было закрыто поднятым воротом рубашки, но я разглядела под ним синяки, очень похожие на мои.
Ульяна все никак не могла поверить, что ее дочь только что лишилась жениха. Кажется, эта потеря поразила ее сильнее прочего. Сильнее, чем покушение на меня. Даже сильнее, чем то, что Люся оказалась матерью Григория.
Господи, наша Люся!
Как она шипела на Кристину, когда та, запинаясь, объясняла, откуда на самом деле взялся Сергей! Будь у нее пистолет, она пристрелила бы девушку, богом клянусь! Макар явно подумал о том же, потому что попросил кого-нибудь из женщин обыскать Люсю. А когда те отказались (от меня пользы было немного, я обмякла в кресле), преспокойно сделал это сам. Люся пыталась его оцарапать, но он справился с ней без труда. Рванувшегося было к старушке Гришу – я не могу отвязаться от этого имени – быстро укоротил Сергей.
Подумать только – частный сыщик!
Кристина поглядывала вокруг со смешанным выражением стыда и гордости. Она вывела на чистую воду преступника, первая из всех заподозрив его в чем-то нехорошем. Но ни сестра, ни мать не смотрели на нее. Только Виктор Петрович то и дело осведомлялся, почему она пошла к детективам, а не к нему. Ведь дочь… должна сразу к отцу… с любою бедой… Иначе мы что же – не семья?
Мне даже стало его жаль.
Илья принес мне холодную воду. Я пила маленькими глоточками и никак не могла напиться.
– Нет, я все-таки не понимаю! – громко сказал Харламов-старший. Он долго смотрел на всех по очереди и, наконец, пришел к какому-то выводу. – Что-то у вас не складывается, детективы! Надо нам, значит, Гришу развязать… Это безобразие! Почти породнились, а вы тут… Развели какую-то индульгенцию…
Он решительно поднялся и направился к Богуну. Я думала, Сергей остановит его, но сыщик с непроницаемым лицом наблюдал за Виктором Петровичем. Макар, кажется, про себя веселился.
Дойдя до Гриши, мой свекор обнаружил, что тот скован наручниками.
– А ключи? Ключи-то где же?
– Ключи у меня, – бесстрастно сообщил Сергей.
Виктор Петрович уставился на него. Замигал.
– Ну и дурак же ты, дядя, – брезгливо выплюнул Богун.
Это были его первые слова за все время.
Виктор Петрович вернулся на свое место и затих. Больше поползновений к освобождению пленника он не предпринимал.
– Это все ложь, – вдруг сказала Люся.
Она сидела в глубоком кресле, в которое ее усадил Макар.
– Что именно – ложь, Людмила Васильевна? – с интересом спросил тот.
– Все, что вы тут наговорили. Что Гриша напал… Правда только, что вас наняла Кристина. Но все остальное вы сочинили. Не знаю, зачем вам это понадобилось. Должно быть, вы собираетесь шантажировать меня или Витеньку с Ульяной… Или Гриша нажил себе врагов. У него ведь характер правдолюба…
Сергей в голос захохотал. Все вздрогнули.
– А, вот вы какую карту решили разыграть, Людмила Васильевна, – протянул Макар. Они смотрели друг на друга: старушка с седой косой, из которой не выбивалось ни единого волоска, и встрепанный парень лет тридцати. – Надеетесь, что ваши родственники встанут за Коленьку горой, освободят его, а там он и удерет под шумок? Полиция и скорая будут ехать не меньше двух часов, и вы это знаете.
Люся с достоинством подняла голову. Никто не узнал бы в ней бешеную старуху, которая шипела десять минут назад. Благообразие и скорбное величие поруганной правды!
– Этот человек ничем не запятнал себя! – Она кивнула на Григория. – Мы все его знаем не первый день. А Татьяна, – прости, деточка, за прямоту, – женщина неуравновешенная. Она нас всех ненавидит! Наша семья ей отвратительна. Вы заполучили бессовестного человека себе в союзники и теперь клевещете на Гришу! Где доказательства, что именно он душил ее? Все мы знаем, что она один раз едва не сломала шею Вареньке!
Это подействовало даже на Кристину.
Мне стало не по себе. Но Макар беззаботно улыбнулся в ответ.
– Доказательств хотите, Людмила Васильевна? Это запросто. Только мне придется сделать экскурс в историю. Не возражаете? – Не дожидаясь ответа, он придвинул стул и уселся верхом, как мальчишка. – В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году вы были замужем за Иваном Головановым, не последним человеком в Свердловском обкоме партии. У вас был любовник, от которого вы забеременели. Любовника своего вы обожали. В отличие от мужа. Не знаю, кем он был…
– Художником, – прохрипела я. – Дмитрий Ахметов его звали.
– Ах, вот почему Коля Голованов у нас Дмитриевич. Понятно. Любовник ваш, Людмила Васильевна, либо умер, либо не торопился звать вас в свою жизнь. Муж, очевидно, знал о своем бесплодии. И вы провернули удивительный трюк! У вас была близкая подруга, Лиана Олейникова – вы дружили с институтских лет. Она жила в Москве, но вы каждый год отдыхали с ней вдвоем. Кстати, сын Лианы отлично вас помнит. Он мне это и рассказал.
Я вспомнила декоративное блюдо с принцессой на стене в Люсиной комнате.
– В середине мая восемьдесят шестого вы уехали с Олейниковой в Феодосию. Вам нужно было успеть, пока беременность не стала заметна. Там вы с ней жили уединенно, пока в сентябре не разродились мальчиком. Рожали вы дома. Вам помогал местный врач, с которым вы договорились заранее и хорошо ему заплатили. Роды прошли без осложнений, но, полагаю, именно после этого ваше здоровье начало ухудшаться. Сына вы отдали Лиане. Предполагалось, что подруга будет воспитывать его как родного. На каникулы мальчика отправляли бы к вам в Свердловск. Вы, несомненно, убеждали мужа переехать в Москву, но он наотрез отказался. Да и принимать у себя чужого ребенка несколько раз в год тоже не стремился. Забыл сказать: Лиана Олейникова была популярной актрисой. Ей не составило труда подкупить врача, который выдал справку, что это она – мать ребенка.
Ульяна Степановна изменилась в лице.
– Лиана Олейникова? – ахнула она. – Мы с Витей все фильмы с ней смотрели! Святая женщина!..
– Олейникова была психически нездорова, – сказал Макар. – Людмила Васильевна, вы догадывались об этом? Или списывали все на артистический темперамент? Нервозность, чрезмерная возбудимость, временами – откровенная жестокость… В хорошие же руки вы отдали собственного ребенка! А ведь могли бы развестись с мужем. Что, боялись потерять сытую жизнь?
У Люси зашевелились губы, но она ничего не ответила.
– Лиана к вашему Коле была, в общем, равнодушна. С одной стороны, это спасло ему жизнь. Да, Николай Дмитриевич, именно вам. Ваш старший брат удавил бы вас в колыбели, если б заподозрил, что вы покушаетесь на место в сердце его мамочки.
Богун недоверчиво усмехнулся.
– Вы были ребенком, поэтому не осознаете, какой опасности избежали, – сказал ему Макар. – Лиана сбросила мальчика на нянек, вы, Людмила Васильевна, появлялись в его жизни изредка. Когда ему было девять, Лиана покончила с собой. А ее родной сын незаметно для всех сошел с ума… Но это другая история, не имеющая отношения к нашей. Мальчика Колю сначала взяла к себе бабушка, которая тоже не представляла, что с ним делать. Целый год он провел у нее, пока вы пытались уломать своего мужа. Ведь, если подумать, все складывалось идеально! Да, вы горевали о подруге. Но Коля теперь мог безраздельно принадлежать вам! В глазах общества вы выглядели бы сущим ангелом: женщина, самоотверженно взявшая под опеку уже довольно большого сына подруги… Но ваш муж сопротивлялся. Только этим я могу объяснить, что вы забрали Колю спустя год, а не сразу. Или бабушка не желала его отдавать?
– Бабке я был нужен как собаке пятая нога, – подал голос Богун.
– Не объясняй ему ничего… Григорий, – нервно попросила Люся.
Макар пожал плечами:
– Когда мой напарник выяснил, кто вы такой, все остальное было нетрудно установить. Коле шел одиннадцатый год, и вы, наконец, забрали его к себе. Надеялись, что у вас начнется счастливая жизнь? Ничего не вышло. Коля, став подростком, пошел вразнос. Вас он любил, но вашего мужа в грош не ставил, и авторитетов у него не было. Детство, проведенное в компании двух психически больных людей, даром не прошло. В четырнадцать лет за ограбление и нанесение увечий он попал в колонию для несовершеннолетних. В две тысячи втором вышел – и почти сразу его взяли за новое ограбление. В две тысячи пятом, в девятнадцать лет, Коля освободился. Ваш муж только что умер, и вы рассказали Коле, кем на самом деле ему приходитесь. Тогда-то он и поменял ненавистную фамилию «Олейников» на вашу, а отчество взял по имени настоящего отца.
Мы слушали, затаив дыхание. Даже Харламов не перебивал вопросами.
– Вы с сыном вдвоем переехали в Москву. И жили, видимо, относительно спокойно. Не показывались на глаза родне, вели себя тихо… Но Коля стал заниматься нелегальными перевозками, и однажды вместо четырех беженцев посадил в свою фуру восьмерых.
– Какую фуру? – не удержался Виктор Петрович.
– Сережа, ты лучше меня владеешь материалом. Расскажи, пожалуйста, что было дальше.
Сергей взглянул на Богуна и начал рассказывать. Повествование вышло коротким, но когда он замолчал, не последовало ни одного вопроса. Все мы были ошеломлены. Я посмотрела на Люсю: она лишь покачивала головой, словно не поверила ни одному его слову.
Но я поверила сразу. Эта история показала мне того Григория, которого мы знали. Илья издал негромкое восклицание, когда Сергей перечислял, кто погиб в той фуре. Трое детей, боже мой…